Сергей махнул рукой и развеял пылинки. Они закружились, как снежная буря. Он невольно приметил у себя под ногтями бурую кайму грязи. Попав в Монастырь, ему хотелось вершить лишь благие поступки и найти мир в душе, но он вновь занимался охотой. Если не он, то кто тогда защитит людей от Волков?

– Ты не прав, Сергей. До того, как оружие поднимать, с подземниками надо поговорить о выкупе.

Василий громко хмыкнул на слова Егора.

– Если ты с ними «поговоришь», никакой вылазки у нас не получится. Ты только Навь взбаламутишь: они догадаются, чего нам больше всех надо и укрепят приграничье. Тогда о Настоятельской дочке останется только молиться. Из плена ты её век не вытащишь.

– Она и сейчас в плену, каждый час на вес золота! Откуда тысяцкому знать, что такое родной ребёнок у Нави? Начнёте войну, Дарью можете вовсе сгубить!

– Война всё равно будет! Да откуда тебе знать, казначей, из-за чего начинаются войны? Уж не из-за вылазок по пустым перемётным норам вдали от логова. Что-то ты не торопишься войну объявлять, когда подземники в Слободу к нам пробрались! Думаешь, мне худого не страшно? Да для меня Монастырь – последнее наше место, куда мы с ребятами от Берегини сбежали. Или мало мы за вас крови пролили, чтобы не иметь права свою правду сказать?

– Можешь сказать, Василий, хоть и горькая это правда, – Сергей согласился, мысли Василия казались ему рассудительней, он привык ему доверять. Может быть сам Господь послал в вернейшие из защитников Монастыря бывших язычников. – Беды ниспосланы нам по грехам нашим. Если же мы охотно принимаем из рук Господних благое, то неужели не потерпим от Него горечей? Дарья… – он осёкся, думая, как лучше Егору сказать о злодействе, найденном в её помыслах, – я воспитывал своих дочерей, чтобы тёмными силами они не искусились. Но не одни Навьи руки её из родительского дома вырвали.

Он оглянулся на опустевшие цепи. Будто не Волчий Пастырь, а сами его грехи вырвались на свободу. И всё из-за того, что он не посмел отдать выродку свою главную надежду на будущее.

– На переговоры с ведуньей благословления не даю. Волкодавам приготовиться к вылазке в перемётные норы. Взрыв заберёт много Навьих трудов и запасов, а мы возьмём пленников. Отыщите взрывчатку, чтобы обрушить подземье.

– Можно взять порожние бочки из-под новогептила, – голос Жени прозвучал будто гром в январе. Сергей так ушёл в свои размышления, что совсем нем заметил, как она вошла в кузницу. Но её лицо очень бледно, глаза припухли, она совсем не спала в эту ночь. Должно быть плакала о сестре, и, видно, узнала, что их пленник, на кого бы они могли её обменять, этим утром сбежал.

– Остатки новогептила загустевают на стенках и дне старых бочек. Со временем в них скапливается едкий горючий газ. Пустых бочек много под автокорпусом. Можно обвязать их взрывчаткой и усилить заряды – должно помочь обрушить перемётную нору или поднимет в узких тоннелях огненный вихрь. Если оружие Навьи сгорит и запасы, они ведь больше не нападут на Монастырь?

Женя, колеблясь, отвела взгляд. У Сергея сжалось в груди, у неё на лице не осталось ни кровинки.

– Главное, что подземелье пустое. И никто не погибнет. Мы должны испробовать всякое средство, чтоб Дашутку спасти.

*************

– Господня земля, и исполнение ея, вселенная, и вси живущии на ней. Той на морях основал ю есть, и на реках уготовал ю есть. Кто взыдет на гору Господню; или кто станет на месте святем Его? – Дашутка впервые прочла известную с детства молитву на языке Нави. Странное дело, здесь, в подземелье, страх почти что оставил её. Они скрылись на глубине, в тайном закутке, вместе с Сирин, где другие подземники не могли их достать. Оказалось, что ходы в пустом логове обустроены так, чтобы запутать даже слух и обоняние Нави. Сквозняк прогонял всякие запахи через отдушины, в одной из дощатых стен оказалась узкая отдвижная дверь, а за ней – настоящий тайник: маленький, тёмный, но среди нагромождения тюков с припасами и ящиков с инструментами Дарья и Сирин хорошо смогли спрятаться от охотников.

Можно было бы совсем ничего не бояться, если бы Сирин могла обходиться без света. Их свеча давно прогорела, но в кладовой отыскалось много других свечей. Дашутка и Сирин сидели на краю мягкого разостланного ковра, свечной свет отражался на стопках посуды, играл тенями на грузных кожаных мехах на стене. Сирин открыла один пахнущий снедью ящик, внутри хранились полоски засушенного и хорошо просоленного мяса, закатанный в банки жир, мёд, сухари, сушёные ягоды, питательные коренья и копчёная рыба – целая груда еды, запасённая впрок. Но Дашутка не тронула пищу, лишь пила воду из снятого со стены меха. Она хорошо знала по рассказам сестры и Егора, что Навь хлеб не пекла, рыбу на реке не ловила и уж тем более не бортничала. Все эти припасы отняли у людей во время набегов.

Ничего лучше острого изогнутого серпа для Дашуткиных записей в кладовой не нашлось. Согнувшись на четвереньках, она выскребала на дощатом полу неизвестные ей раньше знаки.

– Треба – вот тут… – она ткнула на только что процарапанную ею стрелу. – Это что?.. – обратилась она к мыслям Сирин, – жертва, воздаянье, необходимость… всё равно что следовать Божьим Законам и не грешить. А здесь… – кончик серпа скользнул к руне, похожей на букву «П», только с выгнутой крышей домика перекладиной, – здесь «Ветер» – течение, замысел Божий, благодать к делу.

Дальше с затаённым от восхищения дыханием называла руны одну за другой.

– Опора, Радуга, Сила – всё, что даёт людям жизнь, чем Господь нас испытывает и чем одаривает.

Серп скользнул к символу с тремя веточками, похожему на тянущемуся к небу дереву.

– Мир… за шесть дней создавался, един в себе и по воле Божьей устроен.

Желая найти ответ, правильно ли она поняла, она оглянулась. Немая ворожея внимательно наблюдала за ней со своего края ковра. Её мысли звенели, как маленький скромный бубенчик. Сирин впервые видела, чтобы кто-то столь странно сплетал обе веры и рассуждая о рунах по-христиански. К символам на оберегах и на одежде, на оружии Нави – Сирин привыкла ещё с малого детства, и новое понимание Дашутки рождало в ней любопытство и страх. Да, она смогла прочитать не только мысли, но и самые сокровенные чувства Сирин… но вот нечто странное появилось в душе ворожеи, когда она рассказывала ей о руне Мир.

– Что-то не так? Я в чём-то ошиблась? Скажи!.. Как, ни в чём не ошиблась... Тогда что-же? Вот… я поняла, теперь вижу… смотри! Смотри…

Она вновь приникла к дощатому полу и выскребла рядом с руной Мир ещё одну.

– Погляди! – она взяла ворожею за тёплую руку и потянула к своим письменам. – Это она? Это про неё ты сейчас думала? Её представляла?

Она показывала то же самое «дерево», лишь обращённое ветвями вниз.

– Что это значит? Хочу знать, немедля! Скажи… ты про все рассказала, но почем-то эту хотела скрыть. Что не так с ней?

Сирин завертела головой и отодвинулась. Дашутка подползла к ней с серпом и взмолилась.

– Расскажи мне! Мне впервые не страшно, что я слышу тебя, пусть ты немая. Ты ведь, как ручей, как источник, тебя пью, в тебе черпаю силу, твоего ума жажду… и, ведь главное… – от радости она облизнула пересохшие губы и сокровенно ей прошептала, – Его рядом нет, Он сюда не приходит. Посмотри, здесь темно, а Он не показывается… так со мною впервые, впервые.

Сирин нарочно старалась не думать про руну, но тем и выдала свои мысли.

– Чернобог? – удивлённо выдохнула Дашутка. – Обратное Миру, свету, добру, разрушение, хаос… обратное Богу? О… это дьявол.

Изнутри кольнул страх, Дашутка тоже отползла подальше от перевёрнутой руны и отбросила серп.

– Вот теперь я узнала Его и в вашей вере. И у вас я нашла Сатану – это Он, это мой Зверь. Я могу написать Его имя, и тогда Он придёт.

Страх, казалось, сгустился со всех сторон. Дарья металась глазами по полутёмным углам. Спины коснулись, Дарья вздрогнула, но это лишь Сирин принялась её успокаивать. Её мысли текли и звучали теперь, как колокольчик, она пыталась мычать перетянутым ремешком с синими перьями горлом.