Дарья вошла в маленькую амбулаторную с единственным зарешёченным оконцем, опустила засов и упёрлась лбом в прохладную дверь. Она глубоко дышала и успокаивала растущую под животом истому. Чистейший страх, пережитый ратником, довёл её почти до исступления. Не важно, какие напали на караван волки, не важно, почему взрослый крепкий мужчина так перепугался. Важно лишь то, что с ней происходит. Но эту тайну она никогда не доверит даже старшей сестре.

Дарья очнулась, ратник мог охранять караван, в котором ехала Женя! Нужно как следует расспросить его. Но сначала она крепко стиснула зубы и заскребла ногтями по двери. Излеченная болезнь оставила в ней нечто постыдное, непотребное, ненасытное. Душа взбунтовалась против устоев, которым её с детства учила Тамара. Даже в храме, в молитвах и чтении Святого Писания она не находила причины своей изуверской потребности в чужом страхе.

Страсть понемногу утихла. Дарья отошла от двери к металлическому шкафу, где хранились запасы ценных лекарств и алкоголь, открыла его ключом и, не особо разбираясь, долго искала водку. Но вдруг её рука замерла над запечатанной сургучом бутылкой.

Церковного вина в Обители почти не осталось. Кто-то разграбил весь погреб, пока Монастырь пустовал. Осталось лишь несколько редких бутылок. Глаза Дарьи так и вцепились в тёмно-зелёную гладь стекла, она сразу же вспомнила об Илье и про слишком наглую улыбку Фотинии, решительно вытащила бутылку и спрятала её во внутреннем кармане пальто, висевшего тут же, в амбулатории.

Назад она спешила с бутылкой водки в руках, но возле операционной услышала знакомые голоса и сбавила шаг и подкралась к двери.

– Сколько их было? Чем вооружены? Где напали? – низким голосом спрашивал её отец.

– Самой Нави было немного, – тяжело хрипел ратник. – На бездорожье, километров сорок отсюда… маль… мальчишки, Зим по двадцать. Винтовки при них, автоматы... все в рунах, как у язычников. Но страшней всего – волки. Они наш караван растерзали.

– Что, от одной стаи не сумели отбиться? – с досадой сказал её дядя. Только высокие чины могли входить в операционную без приглашения, а отец и дядя Егор, как видно, зашли туда самовольно.

– С десяток огромных волков! Никак не отбиться, – просипел ратник. – Клыками с сёдел срывают, чёрная шкура у них… Навь не трогают, одних людей рвут… Навь вместе с ними была! Это их волки... Навьего Пастыря!

Повисла мрачная тишина. Отец и Егор начали перешёптываться, но так тихо, что Дарья ничего не расслышала.

– Что с Женькой? – спросил вдруг отец, и руки у Дарьи ослабли, да так, что едва бутылка не выскользнула. Ей так захотелось ворваться в операционную и закричать, но при ней дядя с отцом даже половины правды не скажут.

– Не знаю, – хрипло выдохнул ратник. – Машина заглохла, она с Данилой на дороге осталась… Навь до них доберётся.

Послышался стук отцовских шагов, но возле порога его задержал Егор и они горячо зашептались. Теперь Дарья слышала каждое слово.

– Сергей, подожди!

– Нечего ждать. Караван разбит, из всей охраны всего один уцелел, Женька к Нави в руки попалась. Подземники после набега живых не оставляют.

– Если только пленниц под землю с собой не берут, – напомнил Егор, отчего отец сдавленно зарычал. Дарья не могла унять дрожь, сейчас он был в таком бешенстве, в каком она его прежде не видела.

– Вот что бывает, когда волчьи стаи поднимаются к людям! – угрожающе зашипел он. – Договор на крови больше им не преграда. Навий род черту перешёл первыми!

– Они напали за стенами общины, – настаивал Егор. – Помнишь прошлое лето, когда на село рыбацкое был набег? У меня подорвали машину, нескольких оседлых убили, сами с Данилой еле живыми ушли. Не в первый раз Навь за стенами лютует, но не в Монастыре! Не руби с горяча, Сергей, может быть виновато не соседнее племя. Мало ли кто шляется по дорогам, весной Шатунов на каждом углу…

– А кто ещё с волками «шляется»? Это их земли! – недослушал отец. Он по-прежнему хрипло дышал, но злость его поугасла, как отголоски грозы. – Не надейся, Егор. Сам знаешь, где сейчас Женька и у кого. Вели Волкодавам готовиться. Через десять минут собираемся в автокорпусе. Возьми лучших – Василия, ветеранов крещёных из Поднебесья. Нужен ещё один караван. Дочь мою спасать надо.

– Если выродки её в норы уволокли, что тогда? – спросил дядя. Дарья зажала себе рот ладонью, чтобы не вскрикнуть. Если Навь кого тащит в логово, оттуда не выбраться.

– К ним под землю полезешь? – продолжил Егор. – Кто тогда первый черту перейдёт?

Отец не ответил. Он толчком распахнул дверь и неожиданно встретился глазами с Дашуткой. Она так и стояла, прижимая бутылку к себе.

– Д-для раненого, – едва пролепетала она. Отец бросил мрачный взгляд и прошагал мимо. Егор выскочил следом, но задержался возле неё.

– Не тревожься, всё обойдётся, – наскоро успокоил он и поспешил за отцом.

– Иди домой, Дашенька. На сегодня всё, – вышел Серафим из операционной, бережно складывая очки на проволочной дужке в карман.

Она закивала, а у самой слёзы застлали глаза. Всякий знал, что подземники вырезают мужчин, не жалеют ни стариков, ни детей, ну а женщин уводят в полон, где никто их больше не видит. Не помня себя, Дашутка повернулась идти, но Серафим задержал её.

– Ну, чего ты больного «обокрала»? – аккуратно взял он бутылку. – Судьба Женина теперь не в наших руках. Всё, что мы можем – молиться и заступничества просить и благими делами молитвы свои подкреплять. Ничего не бойся, чудеса ещё с нами случатся.

*************

Вороньё с Оттепелью расплодилось. Вот и к дороге, поднимая над елями и голым кустарником грай, птицы слетались на пиршество к трупам. Вороны прыгали и били крылами над лошадиными тушами и, насытившись, отлетали и рассаживались на крыше помятого броненосца.

Над грязной дорогой прогремела автоматная очередь. Испуганная стая птиц с карканьем поднялась в небо и только самые наглые остались обдирать кости убитых всадников и лошадей.

К разбитому конвою подъехало шесть броненосцев христианской общины. Сергей вышел на дорогу с карабином наперевес. Этому оружию он доверял больше, пусть перестал ценить языческие руны на ложе. Вместе с Настоятелем из внедорожников вышли ещё два десятка бойцов, чьи тёплые пятнистые куртки стягивали бронежилеты, суставы защищали налокотники и наколенники.

Волкодавы разошлись вокруг места битвы, особое внимание уделяя соседнему лесу. Сергей подошёл осмотреть расстрелянный броненосец. На водительском месте, неловко облокотившись на спинку, остался Данила. Глаза его и лицо исклевали вороны.

– Не уберёгся… – снял с себя шапку Егор. – Сколько мы с ним общин перевидали, сколько в дороге пробыли, у Рыбацкого от набега отбились, а нынче… не уберёгся.

– И Женьку не уберёг, – мрачно обронил Сергей, обходя внедорожник и заглядывая в салон. На задних креслах виднелись следы высохшей крови и пулевое отверстие в обшивке сидения.

– Где же Женька? – оглянулся Егор. Сергей отошёл от машины и присел к следам на дороге. В подмёрзшей грязи остались отпечатки звериных лап, клочки шерсти и гильзы. Тут же к ним подошел тысяцкий Василий.

– Навь поработала – это точно, из тех вон кустов стреляла.

Лицо Василия, с тёмной щетиной и проседью на усах, даже не дрогнуло, когда он смотрел на побоище.

– И ещё, Шатуны бы ни куска мяса после себя не оставили и машину до кузова разобрали, – продолжал он. – А здесь воронье пирует, оружие лежит и почти все обоймы на месте. Такое бандиты точно не бросят.

– А язычники? – Сергей поднялся от крупного следа машины. Василий подошёл и внимательнее пригляделся.

– Тяжёлая броня. БэТэР или БРДМ… – задумался он. – Да нет, точно БРДМ! От БэТэРа следы шире. Только у Поднебесья такие. У Пераскеи коробочек много. Может быть за прошлые годы и поменьше чуток стало, но есть.

– Есть-есть, – подтвердил Егор. – Китежские склады от снарядов и техники ломятся, столько с самого Тёплого Лета не видели. На земле у всебожцев военные базы остались. И Берегиня всё до последнего ружья собрала, но больше всего сейчас небесное серебро ищет. Не первый год слышу, что ясаки через Кривду по мостам переходят и на нашем берегу упавшие корабли режут, но так близко к Монастырю ни разу не подбирались.