Женя не носила ни колец, ни серёжек, не красила ресницы и губы, но встретила торговок приветливо. Может быть взять что-нибудь для Дашутки? Из неумелого щебетания детей на оседлом наречии, она больше угадывала цену на каждую вещь.

– Сколько это? – показала она на колечко.

– Щищре… Щищире! – старательно выставила четыре пальца малышка. Четыре патрона – дорого за кольцо. Женя вынула из кобуры пистолет и под осуждающим взглядом Данилы вытащила обойму. Четыре патрона отсчитаны за безделушку. В ворохе бус отыскался медальон. Его долго распутывали, но выглядел он совершенно иначе, нежели вся бижутерия. В кольце заключалось двенадцать извилистых молний, а в центре чернел один сплошной круг.

– Откуда это у вас? – удивилась Женя.

– Хос! Хос! – вспомнила старшая девочка. Заметив, что находка Жене понравилась, она показала сразу две руки с пальцами.

– Высьмь! Высьмь патонов!

Данила зарычал от досады. Целых восемь патронов за какое-то чёрное солнце!

*************

– Где же ты, где же ты, где ты?!– бормотал Яр, не обращая внимания на испуганные глаза Свири. Он успел пожалеть о согласии помочь Яру в погоне за Тенью. На нижних галереях логова – никого. Яр сходит с ума! Мечется из одного тоннеля в другой, заглядывает в самые тёмные уголки, хлопает себя ладонями по выбритым вискам и лихорадочно бормочет.

– По следам моим стелешься, за спиной моей обернёшься... Уйди, уйди – найду! Всё едино найду!

– Яр, сыт я по горло твоими «Найду»! – остановился Свирь посреди тоннеля. – Нечего нам здесь искать, нету здесь никого!

Яр обернулся, побелевший от злости.

– Ты что же умыслил, что я одержимый?!

Свирь приготовился к драке, но Яр неожиданно рассмеялся.

– Катись! Всё едино не слышишь, как зовёт меня Тень. Ласково так кличет, любовно.

Хоть не сразу, но Свирь всё же решился сказать ему.

– Не бери больше еду от ведуньи, от неё одни мороки!

Яр одним махом обхватил шею Свири и согнул его пополам. Свирь таращил глаза и кряхтел, стараясь разомкнуть хвату Яра.

– На мать мою брешешь, вымесок! – шипел сын ведуньи. – Она любит меня пуще жизни, прорекает судьбы для рода, уклад блюдёт, держит племя под крепкой десницей, а ты имя её мараешь?!

Свирь хрипел, но Яр душил ещё крепче.

– Мать моя лучше всех! Плохо тем будет, кто на неё наговаривает!.. Одного только жаль, что сошлась с блудным кобелём Сивером!

Свирь решил, что на этот раз ему не уйти. Перед глазами запрыгали пятна, шею словно сдавили тисками. Напоследок он выплюнул.

– Да ты сам ей соблазнился…

Яр разжал хватку. Свирь закашлялся, как едва не утопший.

– Чего брешешь, гниль?! Жалко мне, что Зимний Волк с грязной шавкой сошёлся – не больше!

– Дед твой и вовсе был человеком! – отдышался и осмелел Свирь. Яр скрипнул зубами, рука рванулась к ножу.

– Лжешь! Я от Чёрного Зверя рождён, во мне одна волчья кровь, не человечья!

На языке Свири завертелось кое-что насчёт рождения от зверя, но он благоразумно заткнулся.

Глаза Яра неожиданно прояснились, он вскинул голову и прислушался к темноте.

– Где ты?.. По следам моим стелешься, за спиною моей обернёшься... Найду!

Пока Яр прислушивался, Свирь сбежал от него, но он и того не заметил. Яр забыл, о чём разговаривал с ним… разговаривал? С кем? Ничего не осталось, кроме соблазнительной песни. В темноте тоннелей ему почудилась хитрая тень и примерещился взмах её призрачных крыльев. Яр побежал навстречу подземной птице, тоскливая песня отдалялась и обманывала его снова и снова. Не разобрать, о чём пелось, но тоскливый мотив повторял его имя.

Из глубины логова Яр поднялся к верхним меженям. Огонь факелов лишь добавил теней и запутал охоту. Яр перебегал из тоннеля в тоннель, пугал своим видом живущих в норах сородичей. Песня уводила его всё дальше от жилых нор к самому выходу из логова. Свежий воздух прояснил голову Яра, и он остановился снаружи.

– За спиною моей обернёшься, по следам моим стелешься… – повторил Яр в сотый раз, словно впервые, и его озарило: Тень не сбежала наружу, она у него за спиной!

Он обернулся, кинулся во мрак тоннеля, вытянул руку и поймал её.

Сирин охнула и уставилась на него чёрными как уголь глазами. В пальцах хрустнули мелкие веточки и под босые ноги посыпались мелкие комочки глины.

– Словил! – довольно осклабился Яр. – Нет во мне безумия, это лишь ваши ведьмовские игры!

Сирин игриво улыбнулась ему. Они с Яром давно не боялись своих желаний, пусть их встречи как раньше граничили с одержимостью. Он потянулся за поцелуем, но вместо этого увидел лезвие собственного ножа. Пока он жал Сирин к стене, ворожея ловко его обокрала.

– Верни, – прошептал Яр и больно стиснул ей грудь.

Сирин беззвучно рассмеялась. Яр прижался к ней в темноте, волосы ворожеи пахли весенними травами и горькой полынью, от тела исходил сладковатый запах женского пота.

– Как же ты пела? – горячо шептал он. – Немая, слова молвить не можешь, только мычишь, убогая, а меня привязала.

В глазах Сирин запрыгали искорки. Она поднесла нож к губам и прошлась языком по острой кромке. У неё не было Волчьего Духа, значит и клыков не затачивали, но целовалась она, как и любая Навь, только с кровью! Яр жадно припал к губам Сирин, рот наполнился солоноватой слюной. Волчий Дух жаждал отклика, но внутри находил оглушающую пустоту. Яру хотелось рыдать, рваться на части от злобы, стонать в восхищении, столь сильное нетерпение охватывало его только с Тенью!

Сирин неожиданно отстранилась и плюнула ему в лицо. От такой неожиданной «ласки» Яр отпрянул назад и начал протирать ослеплённые кровью глаза.

– Блудливая ведьма! Обожди, то-то я до тебя доберусь! Играми не спасёшься!

Вдруг сзади за куртку схватила крепкая мужская рука. Яра с силой развернули на месте и вдавили спиной в земляную стену тоннеля. Яр увидел перед собой мрачное лицо Сивера. Сирин исчезла где-то во тьме подземелья.

– Почто чужеядов освободил после нашей победы?! – угрожающе прорычал Сивер. По воле Яра чужаков отпустили и не всем в стаях это понравилось.

– Не тебе судить, что мене делать, – прошипел он. – Я одолел вожака Кузнецов!..

– Мы одолели! – перекрыл его голосом Сивер. – Три стаи на Кузнецов поднялись. Гойко обезобразили, с десяток охотников на кроду к щурам отправились, ещё девять страдают от ран. Так ты всех один одолел?! Говори, о чём толковал с Незрячим опосля схватки! Ну, живо!

Яр покосился на кулак Сивера, крепко сжимавший серебряную волчью шкуру на куртке.

– О Единении толковал, как мать наставляла. Или памятью ослабел? Ведунья нам едениться наказывала, а не кровь Навью лить. С ней будешь спорить?

Хватка Сивера ослабла и Яр вырвал плечо, но не убежал. Он наверняка мог одолеть отчима в честной драке. Однако биться Сивер и не собирался.

– На рассвете пойдёшь с Навьими Рёбрами к Шести Редлым Клыкам. На третий день ждём вас обратно. Послушаем, что скажет Незрячий.

– Указываешь мене?! – ощерился Яр.

– Сам знаешь, кто указывает, – вернул ему Сивер и покосился в тёмную глубину тоннеля, где свет факелов не развеивал мрак. – И Тень свою забери – так Волчица велела. Ежели к сроку тебя обратно не будет, Зимние Волки отомстят Кузнецам.

*************

В доме старейшины у Вороньей Горы просторно: большая хлебная печь, натопленная с утра, широкие лавки вдоль стен, чисто выметенные полы, высокая постель за матерчатой занавеской. На стене механические часы, вырезанные из какой-то древней машины. Под их мерное тиканье Женя заканчивала осмотр.

– Дыши грудкой, – просила она малыша и перекладывала акустическую головку фонендоскопа по худенькой грудке. Мать мальчика стояла рядом у лавки, с его пальто и шапкой в руках. Через фонендоскоп Женя слышала хрипы, похоже, бронхит. Весной так часто случается, дети выходят из натопленных изб, холода, между тем, крепнут с первыми сумерками.

На осмотр пришёл шестнадцатый общинник подряд. Жене приходилось работать при солнечном свете из маленького окошка. Пыльная лампа под жестяным колпаком не горела.