— Вот и зверушка моя соскучилась по теплому очагу, — кивнул Кальвадос в сторону Зонтика, нарезая в котелок овощи. Старик лишь поглядывал иногда да слегка улыбался. Возможно, и он соскучился по людям и сейчас с удовольствием слушал болтовню гостя. — Ну вот я и закончил. Что дальше?
Хозяин поднялся, открыл заслонку печки и поставил казанок с похлебкой. Достав с какой-то полки кусок вяленого мяса и краюху темного хлеба, он положил на стол, мол, бери гость, нарезай. Обстановка была теплой, Кальвадос бы даже сказал, какой-то домашней. Даже бабушкин сельский дом вспомнился от запахов этой немудреной еды, горящих в печи поленьев и бревенчатых стен избы.
Когда похлебка сварилась, старик как раз закончил выстругивать свое изделие и возле поставленной гостю миски положил только что сделанную деревянную ложку. Ее ручку он вырезал в виде головы то ли змея, то ли дракона.
— Ну дедушка ты мастер! — похвалил работу хозяина патрульный. Резьба действительно выглядела искусной, и старик еще шире улыбнулся.
Ел Кальвадос с большим аппетитом. Пока он пробирался через лесную чащу, искал дорогу и убегал от неведомого зверя, о еде как-то не думалось. Оно как-то и кусок в горло не лезет, когда тебя самого хотят съесть, ну или понадкусывать, что тоже не очень приятно. А тут спокойно, тепло и безопасно.
Активно работая ложкой, он все поглядывал на старика и на обстановку вокруг. Вот почти как в сказках о Бабе Яге, разве что не так мрачно. Да, не в простой дом он попал и хозяин явно не прост, как с виду кажется. Неожиданно в голову пришла мысль:
— А колдовать ты умеешь? По травкам твои вижу, что минимум лечить можешь.
Старик хитро улыбнулся и неопределенно махнул рукой, мол — «может и колдую».
— Вот подскажи мне: открылся у меня дар, предметы могу на расстоянии поднимать, бросать их и все такое. Но вышло раз и то, жизни моей угрожали. Потом как ни пытался, ничего не получалось, даже перо поднять не сумел. Никто толком научить не может.
Выслушав парня, старик поднялся, подошел к развешанным травам, снял небольшой аккуратный пучок какого-то растения и вернулся к нему. Подойдя вплотную к Кальвадосу, хозяин указал на его голову и помахал веником по макушке. Вначале патрульный подумал, что старик колдовство творит, но потом дошло:
— Нужно очистить голову, мысли?
Старик улыбнулся и кивнул. Потом обтер чистой тряпицей новую ложку, положил перед Кальвадосом на столе, отодвинув пустую миску. Он показал на ложку и на глаза парня, несколько раз повторил это.
— Чтоб предмет был в поле зрения? Представить как передвигаю?
Нет, все не то. Парень спрашивал, но хозяин то кривился, то качал головой.
— Сосредоточиться? — Кальвадос долго играл в угадайку, тяжело, когда собеседник жестами пытается такие сложные вещи объяснить. Но ему минут через двадцать наконец удалось понять, что от него требуется. Старик все это время выказывал терпение и сейчас радостно улыбнулся, и хлопнул его по плечу, подтверждая догадку парня.
Теперь хозяин дотронулся до груди гостя там, где билось его сердце. И жестом пояснил, что оно должно открыться. Вновь началась угадайка.
— Открыть сердце? Чему?
Старик чуть скривил и без того морщинистое лицо и сделал неопределенный жест рукой, мол не совсем.
— Мммм... поверить? — после долгих попыток выдал Кальвадос.
Тут старик радостно закивал, громко хлопнув в ладоши.
— Но во что поверить? В то что могу это сделать? — в ответ ему вновь кивнули, подтверждая его слова.
Парень выдохнул, тяжко постигалась наука с немым учителем. Последовало еще несколько советов жестами, которые он с трудом понял. А потом хозяин, не давая передыху показал уже на ложку, предлагая ее сдвинуть. Кальвадос долго и упорно пытался следовать полученным советам, пот тек с него так, как если бы тяжким физическим трудом занимался. И вот усилия не прошли даром. Нет, ложка не улетела в стену, и не сдвинулась ни на сантиметр, но дрогнула. Раз, другой, потом мелко-мелко задрожала и... и все. Парень разочарованно вздохнул. Но старик, напротив радостно улыбался и похлопал его по плечу.
— Что ж, дедушка, спасибо за учение. Правда, я другого результата ожидал, но ведь это только начало. Сам я как ни бился, а даже дрогнуть не мог заставить предмет.
Хозяин кивнул с ободряющей улыбкой и, видя, что гость вконец измотан жестами пояснил, что он может лечь спать на широкой лавке. Сам же подкинул еще немного дров и полез на печь. Зонтик, перекусив сушеными ягодами и разомлевши от тепла печи, полез обратно в карман Кальвадоса.
Положив под голову рюкзак с пожитками, а под лавку пояс со снаряжением и оружие, парень лег спать. В эту ночь в его снах, наконец, отсутствовали кошмары, он не ворочался и не вскрикивал. Кальвадосу снился дом, родители, сестра. Они сидели за обеденным столом, с грустью вспоминали пропавшего Николая, на глаза матери наворачивались слезы, но она тут же их вытирала и интересовалась, как прошел день у дочери, как ей понравилась поездка в Питер.
Кальвадос со стороны наблюдал за этой сценой и прислушивался, о чем они говорят. Он очень хотел войти в столовую, сказать: «А вот и я! Что у нас сегодня на обед?». Но возле него стоял с грустной улыбкой хозяин лесного дома и придерживал за рукав.
— А знаете, вот чую сердцем, что жив наш Коленька. — Сказала его мама. — Пусть, не получается найти, но думаю жив. И где б он ни оказался, очень надеюсь, что вспоминает нас. Не знаю, увидимся ли еще с ним, главное, чтоб был жив-здоров и счастлив. И я буду верить в это.
Борис Павлович взял жену за руку в молчаливом жесте поддержки, а дочь взяла ее за другую. Они продолжали сидеть за столом, каждый погруженный в свои мысли или воспоминания. Кальвадос неожиданно понял — это не совсем сон. Словно сновидение приоткрыло ему дверцу в его мир, в его дом, чтоб он имел возможность хотя бы так повидать родных. В комнату он не мог войти. И не только потому, что старик придерживал. Возникло ощущение что не время сейчас. Может, когда-нибудь потом, но не в этот момент. Пока он еще нужен здесь, в мире куда его случайно закинуло неведомыми силами. «Всему свое время и место», — так часто говорила мама, считая, что раз что-то произошло, значит так нужно и лучше воспользоваться этим.
Потом снилась бабушка. Он ей задавал немного глупые вопросы:
— Бабуль, а если у меня никого не станет, ни родителей, ни сестры, ни тебя? Как мне жить дальше без вас?
Старая женщина, поправляла платок, качала головой, мол, откуда такие мысли у внука, но все же отвечала:
— Мы все равно останемся с тобой в твоем сердце, в твоих мыслях. Пока ты помнишь о нас, мы живем. И ты живешь в наших сердцах. Не переживай, внучек, все будет хорошо. — И стало так тепло и спокойно от ее слов.
А потом снилась Земля. Такая красивая, такая далекая, но уже почему-то не совсем родная...
Вдруг он обнаружил себя сидящим на рыжем коне, так похожем на Фурма, и тот его понес по знакомым местам. Они менялись в непрерывном калейдоскопе и наступил момент, когда он их перестал узнавать. Но конь нес дальше и так быстро, что Кальвадос боялся спрыгнуть, как бы того не хотелось. Он обернулся назад, надеясь увидеть что-то знакомое и заметил, как позади скачут на лошадях другие силуэты. Присмотревшись, парень понял, что все лица знакомые: вон там отец, еще молодой как на фотографии что он видел в семейном фотоальбоме, только отслуживший в армии; вот и мать рядом с ним, в белом халате, будто только из своего докторского кабинета вышла; а вон Костик скачет, лучший друг, с которым проводили бесшабашное студенческое время и Лерка, первая любовь, подающая надежды в спортивном фехтовании на саблях...
Взглянув вновь вперед туда, где мелькали незнакомые пейзажи и города, Кальвадос понял, что уже не боится неизвестности, ведь он не один — вон какая толпа позади скачет!
Сон закрутил, завертел, убрал все тревожные мысли и чувства. Последнее что он помнил во сне — улыбающееся лицо бабушки, которое на глазах менялось и превратилось в улыбающееся лицо молчаливого старика, хозяина странной избы в лесу.
