И я рассказала Вике историю нашей с Пижоном встречи в Аркашоне.

Вика слушала молча, не перебивая.

— Марсель, ты прости, что я лезу… — спросила она, когда я закончила свой рассказ, — но… У тебя и правда нет ничего с Артемом?

— Да нет, конечно! — воскликнула я, — мы друзья!

— Ну… Хорошо. Я поняла. Марсель, прости! Я должна бежать! Я правда очень соскучилась! Можно я позвоню тебе завтра вечером?

— Конечно… — успела ответить я, прежде, чем Вика отключилась.

***

Следующие дни я уже не гнала Пижона из своей головы: наоборот, все свободное время я думала о нем. Чаще упиваясь собственным горем, вновь и вновь ужасаясь, какой он гад…

Но минуло несколько дней, и я будто устала мусолить в голове его злодеяния относительно меня. С каждым днем ужас его поступка начинал бледнеть, и на первый план моего воображения сначала робко, а потом все краше стали проступать образы его мучений.

Ну, как мучений. Это в моих глазах он мучался. А что чувствовал он сам? Вероятно, ничего!

По словам Вики — а мы с ней общались по телефону теперь довольно часто — он не страдал, не рвал на себе волосы. Он просто был никакой: его ничего не волновало — ни то, что фирма и судьбы сотрудников летят под откос. Ни то, что его собственное имя и имя компании его отца мешают с грязью — его не трогало ничего.

— Марсель! Вы с нами? — голос Мишеля вырвал меня из размышлений о Пижоне, — поучаствуете в дискуссии? Этьен говорит, что слияние компаний в грядущем месяце практически со стопроцентной вероятностью принесет меньше прибыли — ведь грядет автоматизация части персонала, что повлечет за собой забастовки, а следовательно, простой…

— Но в следующем месяце министр финансов наверняка протолкнет свои изменения и тогда расчет налога тоже изменится… — Жак с жаром перебил Мишеля, — да и вообще-то мы юристы, а не финансисты! С чего вдруг мы должны думать об этой стороне вопроса?!

— Потому что мы — лучшие юристы, — спокойно улыбнулся Мишель, — и мы думаем обо всем, предоставляя нашим клиентам сервис высшего качества. Марсель, так что Вы скажете?

Я стряхнула с себя образ Пижона и постаралась направить мысли на работу.

Стажировка у Мишеля была невероятно интересной. Особенно меня поражал Этьен — он мог, как сейчас, долго обсуждать нюансы законодательства, препарируя проект по слиянию компаний, а потом внезапно выдать что-то из совершенно другой области, что ставило под вопрос саму выгодность сделки. Причем, казалось, он был ходячим компьютером: даже Мишель удивлялся, откуда Этьен обладает столь обширной информацией о вечно меняющихся новостях. Он робко улыбался и отвечал, что каждое утро начинает с прочтения четырех главных мировых газет.

Однако, не смотря на мою искреннюю заинтересованность стажировкой, уж больно часто я стала выпадать из рабочих процессов. И, как оказалось, это не прошло незамеченным для Мишеля.

После одной из его лекций в Университете, когда практически все студенты покинули аудиторию, Мишель окликнул меня у выхода и попросил задержаться.

— Марсель, — как обычно мягко начал он, — я не имею права лезть в Вашу жизнь, но я вижу, что Вы изменились, Вас что-то тяготит… И если это связано со стажировкой у меня… Прошу Вас, скажите мне об этом — Вы мне ничем не обязаны, если Вам в тягость, это ведь не значит, что Вы должны…

— Что Вы, месье Лорье! — с жаром перебила я, — я не только горжусь тем, что Вы меня позвали, я… Мне очень интересно! Это просто невероятный опыт! А Этьен… Он ведь… Я не успеваю им восторгаться! Жак, конечно, тоже молодец, но его время, как мне кажется, еще не пришло…

— Оооо, придет! Можете не сомневаться! — заверил Мишель, — я вижу в нем невероятный потенциал! И в Вас, конечно, тоже! Но, повторюсь, если Вы…

— Нет, Мишель, — я вздохнула, — дело не в стажировке… Дело во мне… Точнее, в моем прошлом… Оно напомнило о себе и я… Я не знаю, что мне делать… Понимаете, я….

И тут слезы потекли ручьями. Мишель сложил брови домиком и уселся на преподавательский стол, заглядывая мне в глаза. С таким участием, с такой теплой заботой, что я, умываясь слезами, рассказала ему всю нашу историю с Пижоном. С самого начала. Про контракт, про Юсупова, про шпионаж, про то, что мы строили планы на наше будущее… И как потом в одночасье все померкло.

— Марсель, — сказал Мишель, когда я окончив рассказ, опустила голову, — он поступил плохо. Но, как мне кажется, он заплатил великую цену за свою оплошность. Бог прощает и не такие грехи! А в каждом из нас есть Его искра! Найдете ли Вы в себе смелость отыскать ее? Отыскать Божий промысел в себе, чтобы простить заблудшего, что и так истязает себя раскаянием?

Я подняла глаза на Мишеля.

— Марсель, — Мишель положил руки мне на плечи, — мы чувствуем Бога в себе, когда испытываем любовь. Любовь без всяких «если». Впустите к себе в душу Любовь, пусть она выгонит обиды, что гниют у Вас на сердце. И именно эта Любовь подскажет, что надо делать!

Вдруг дверь хлопнула, и на пороге аудитории оказалась Адель. Лицо ее пылало гневом: она прожигала ненавидящим взглядом руки Мишеля на моих плечах.

Я отскочила от преподавателя, а он спокойно посмотрел на меня и опустил руки на колени. Потом повернулся к Адель и сказал:

— Добрый день, Адель, Вы что-то хотели мне сказать?

— Да! — выпалила она, — и немедленно! Наедине!

Я выбежала из аудитории, плотно закрыв за собой дверь.

Щеки мои пылали, а сердце разрывалось на куски: ведь Адель наверняка подумала невесть что! Когда на самом деле мы разговаривали о Боге! И Мишель дал мне, пожалуй, один из самых ценных советов, что я слышала за всю свою жизнь!

Лекции на сегодня кончились, стажировки не было — можно было отправляться домой. Путь в мою квартиру был недолгий, но я брела нога за ногу, погруженная в мысли. Внезапный дождь вернул меня в реальность. Я обернулась на подсвеченные витрины магазинов: они пестрели Рождественскими украшениями — конечно, ведь уже декабрь! Я совершенно потеряла счет времени!

Декабрь… В Бордо скоро Рождество… Рождество… Бог… Любовь… Прощение…

А люблю ли я его?

Я люблю Пижона?

Да. Да!

Я это знаю. Это… Не то, что очевидно — это аксиома для меня! Разумеется, я его люблю, но…

Причем тут «но»?

Я люблю его!

Я побежала домой.

Разбрызгивая вокруг себя капли дождя, я достала чемодан, распахнула его и выудила со дна письмо. «Это не от меня», — подсказала память. Тем более! Я должна прочесть!

Вдруг зазвонил телефон. Я нехотя отложила письмо.

— Привет, Марсель! — радостный голос Артема вернул мое воображение на берег океана. Туда, где Пижон говорил мне «а ты променяла меня на этого»… А потом сцену в аэропорту… Его «произошла ошибка, все хорошо».

Не «прости, я дебил», не «я люблю тебя» — НЕТ! «Произошла ошибка»!

Я снова смяла злосчастный конверт и швырнула под стол.

Артем собирался приехать на каникулы — ненадолго, потому что еще собирался успеть провести время с родителями. Предложил поехать вместе в Париж. А почему бы и нет? Я согласилась, хотя и не ощущала сильной радости.

Вероятно, это сработала интуиция? Может, я почувствовала, что совсем скоро все пойдет кувырком?

Тем не менее, близились Рождественские каникулы, а значит, предстояла неделя экзаменов. Ко всему прочему, у Мишеля появился новый клиент, и его кейс мы разбирали вчетвером: трое нас, стажеров, и сам месье Лорье. Дело было интересным: после развода бывший супруг нашей клиентки получил долю в уставном капитале ее предприятия. Сейчас мадам Сошет рвала и метала, крича, что ее бывший муж за всю жизнь палец о палец не ударил в ее фирме и даже дорогу туда не знал! Зато теперь проминает кресло в Совете Директоров и собирается многое менять. Не говоря уже о получении прибыли. Разумеется, мадам Сошет хотела выпроводить из своей компании бывшего супруга. Мишель взялся за это дело.

В итоге я разрывалась между библиотекой, стажировкой и сном хотя бы на пять-шесть часов.