Я глубоко вдохнула, схватила пакеты, выбежала на лестницу и разрыдалась. Судорожно, беззвучно — мне казалось, что кислород просто не может попасть в легкие! Я хватала ртом воздух, из глаз текли слезы, голова кружилась. Я схватилась за перила. Вещи посыпались из пакетов и полетели вниз по лестнице… Я рухнула на ступеньки и… погрузилась во тьму.

Я очнулась от страшной боли в боку. Еще бы — я валяюсь на лестнице! Я попыталась подняться — ох, как же затеки ноги! Я встала на колени на ступенях. Голова раскалывается! Пытаясь унять головокружение, я кое-как поднялась. Собрала разбросанные вещи. Натянула кофту — неистово била дрожь.

Трясущейся рукой достала телефон и вызвала такси.

Сидя на заднем сиденье машины, я затуманенным взглядом разбирала пропущенные вызовы: три от Филиппа, один от Вики. От Нечаева — ничего.

Сообщение от Вики. Что-то про увольнение… Не могу разобрать… Глаза закрываются…

Из темного облака тягучего киселя меня кое-как вытащил таксист. Помню, он довел меня до двери, что-то пытался спросить…

Потом сквозь туман и дрему (как хорошо забыться и не думать) помню, как таксист что-то кричал в трубку… Снова темнота…

Я открыла глаза в своей кровати.

Сначала была пустота в сознании…

А потом реальность нахлынула на меня во всем своем уродстве!

Я закрыла лицо руками…

— О, очухалась! — раздался голос рядом.

Я вскочила в постели (заметив, что я в той же одежде, что валялась на лестнице).

Рядом на стуле сидел незнакомый мужчина неопределенного возраста: то ли 50, то ли 60?

— Вы кто? — испуганно воскликнула я.

— Миша я, — недовольно пробурчал мужчина, — утомила ты меня, вот, что я скажу! Завязывай ты уже! Так ведь и дубу дашь как-нить. Или еще чего хуже.

Я непонимающе смотрела на мужчину. Он отхлебнул чай (из моей кружки).

— Что вам тут надо?! — почти крикнула я.

— Да вот, пасу тебя, дурынду, — пробухтел мужчина, — ну, ты, я вижу, проспалась! Могу я и идти уже. Восемь часов из-за тебя потерял! Столько заработать мог! А тут ты! Не любишь ты жизнь-то свою!

— Откуда вы взялись-то? — я ничего не понимала! Когда я успела (и главное, откуда) привести в дом престарелого мужика?!

— Совсем ты пропащая! — осуждающе покачал головой мужчина, — ничего не помнишь! Вез я тебя, в смерть обнюханную. Или, не знаю, как вы, молодежь, нынче свой кайф-то ловите. Ты мертвецки никакущая была. Допер я тебя, значит, до дома. Уж ты квартиру-то показала. А оставить-то тебя как? Грех чтоль на душу брать? А вдруг придет кто, ограбит? Или надругается? Остался я, значит. С Машкой поругался. С женой-то. Она курятину приготовила. А я туточки, с тобой, значит. Она говорит — скорую вызывай. Так я вызову — они тебя и примут, как полагается. А то вдруг ты опомнишься и жизнь нормальную начнешь? Дай, думаю, шанс девчонке дам. Молодая ж еще. Одумайся!

Я, редко моргая, смотрела на мужчину. Миша, кажется, он?

И тут я засмеялась.

Я б сказала, заржала. Я хохотала до слез. Размазывала их по щекам, но они все равно текли по шее.

Тут я увидела, как Миша махнул рукой, встал и направился к выходу.

— Подождите! — всхлипывая, я вскочила с кровати и подошла к нему, — спасибо вам.

Слезы еще не высохли, а Миша смотрел на меня своими добрыми глазами из-под раскидистых бровей, поджав губы. Потом он грустно кивнул и скрылся за дверью.

Я вернулась на кровать.

Ну и ну.

Я поняла, что мне стало немножечко легче.

На свете не все такие сволочи, как Нечаев.

Потом я вскочила с кровати и пулей вылетела за дверь. Вихрем пронеслась по лестнице и выскочила на улицу. Такси медленно трогалось.

— Дядя Миша! — закричала я, стуча в окно машины (стекло опустилось), — спасибо вам! Я не наркоманка! Меня просто бросили! Спасибо вам! Спасибо! За то, что вы хороший!

Машина остановилась, и Миша вышел. Встал напротив и задумчиво на меня посмотрел:

— Это я для тебя хороший. А для Машки часто сволочь последняя. Но ты не убивайся так по мужику-то. Вон, красивая какая! У тебя их еще ого сколько будет! А из-за нормального тебя так колбасить не будет! Ты береги себя, девочка. Ну, будь здорова.

Миша неловко пожал мне руку, снова уселся за руль и машина, шурша колесами, уехала.

Я еще постояла на ветру у подъезда, баюкая кусочек добра в душе, что поселил там дядя Миша.

Вернувшись домой, реальность, где Нечаев — сволочь и козел, накрыла меня снова.

Что делать дальше?

Увольняться.

Кажется, Вика что-то писала…

Я полезла в телефон. «Ирма подготовила для тебя все документы, в кадрах готовы к выдаче. Тебе выплатят два оклада».

Какая щедрость! Я отшвырнула телефон (также, как Нечаев меня).

И что мне теперь делать? Куда идти на работу? Зазубнов же предупреждал, что сделает все, чтобы меня на приличную должность не взяли! Ведь предупреждала меня Нина… Нина!

Нет.

Обратиться к ней, после того, как я столь легкомысленно относилась ее суждениям?! Я все еще прекрасно помню свои чувства: самоуверенность, снисходительность к ее страшилкам и недвусмысленным предупреждениям…. Все оказалось даже хуже!

Нет. Нет и нет!

Я не могу.

Я должна сама разрулить все происходящее!

И для начала надо сходить в душ.

***

Водрузив на нос громадные солнечные очки, я подходила к офису Пижона.

Я готовилась к этому походу неделю.

Неделя под одеялом, десятки литров чая, восемь книжек — и вот, я здесь. Меня спасло чтение: я окуналась в драмы вымышленных людей и отвлекалась от собственной.

Но после вчерашнего Викиного сообщения «имей смелость прийти и забрать документы» я все же выбралась из своего укрытия.

И дело даже не в том, что Вика оказалась ничуть не лучше Пижона: ладно он меня выбросил как мусор — но она-то зачем так же? Хотя, мне должно быть понятно: она в первую очередь человек Нечаева. Как он скажет к кому относиться — так и будет. Да, я думала о ней иначе. Да, это еще одна боль, что накрывала меня все это время: я лишилась не только любимого, а еще подруги. Точнее, я думала, что она подруга. Я была ей приятна и нужна, пока интересовала Пижона.

Это сообщение от нее… Надо покончить с ними, чтобы у них не было шанса стучаться в мою жизнь! Пошли они! Я без них справлюсь! Без сволочей в жизни как-то все-таки лучше!

Я вошла в здание и подошла к ресепшн.

— Марсель, Вас ждут в кадрах, — администратор нажала на кнопку, и дверцы турникета разъехались.

Я подошла к лифтам. К счастью, рядом никого не было.

Проехав лишь этаж, дверцы распахнулись и в дверях показался Филипп:

— Марсееель! — расплылся в счастливой улыбке он и тут же прикусил язык.

— Привет, Филипп, — спокойно сказала я, хотя в душе все перевернулось.

— Привет, — буркнул Филипп и уставился в пол.

Когда лифт остановился на моем этаже, я кивнула стилисту, которого тоже некогда считала своим другом, и вышла из кабинки.

— Я до сих пор не могу поверить! — воскликнул Филипп, и прежде, чем дверцы сомкнулись, я увидела его влажные глаза.

«Не можешь поверить, что меня списали, и я теперь неприкасаемая у вас?» — подумала я и скривилась. Какие же они тут лицемерные все! Как же так можно? Общаться, дружить лишь с подачки босса?! И лишь его покровительство или приязнь заканчиваются — тут же вычеркивать человека из своей жизни! Как же это мерзко!

Я вошла в кабинет Ирмы.

Она поднялась и… Опустив глаза, проговорила:

— Зайди к девочкам, они тебе дадут все документы на подпись.

И она туда же? После всех наших ночных посиделок за кодексами? После всех выигранный судов?

Да что это за люди тут подобрались? Как я раньше не понимала, что это за твари такие? Где были мои глаза?!

Я молча развернулась и вышла из кабинета.

Через пятнадцать минут я закрывала за собой дверь отдела кадров, сжимая трудовую книжку.