А потом и до серьёзных дел допустил — соглашение какое заключить с Западным соседом али перемирие объявить с Восточным правителем.
Болван во вкус вошёл. Того казнит, того милует. Строгости с челядью завёл, затрепетал народ пред ним после указов неприятных. С заграничными соседями заменщик царский рассорился, всем подряд войной угрожает.
А ещё полгодика прошло — уж и царю не подчиняется. Строгим характером свиту на свою сторону переманил, так что натуральный царь, на занятие букашечное отвлёкшись, значимость свою и подрастерял.
Целыми днями настоящий император жучками-бабочками занимается и не видит, что нет у него теперь никакого престижу. Кукольный же царь всех в кулаке держит, сантиментов не допускает.
Прибежала как-то Марья-царевна.
— Царь-батюшка, очнись! Разве не видишь? Чурбан деревянный все старые правила порушил, об тебе балясничает, шутки насмешные строит, по дворцу ходит хозяином, безо всякого зазору трон твой занял!
Опамятовался царь. Позвал камер-лакея — пусть отчёт даст. Приходит тот и говорит:
— Не знаю даже, кто ты такой и есть. Подчиняюсь другому величеству, что с лица на тебя походит, но характером крепок, не забалуешь с ним, поначальственней будет.
Дошло до того, что прогнали царя из дворца взашей.
Вот потоптался самодержец маленько без еды, помёрз без крыши над головой, стал думать, дальше-то как быть? Да и вспомнил про мастера, что болвана вероломного изготовил, отыскал Харитона и жалуется ему.
— Так и так, — говорит — Ты мне куклу ту смастерил — твоя, стало быть, вина, что я всего на свете благоприятного лишилси. Меня, законного царя, охрана из родного дома вытолкала, крова лишила и поклоняются все теперь болвану с моим точным обличьем и несносным норовом!
Всё понял Харитон, отправился лиску-царевну искать. Нашёл, историю всю обсказал, попросил забрать её дар обратно. Деньжат он уже славно накопил, на всю жизнь хватит, пусть это и будет ему от чернобурки наградой.
— Будь по-твоему, — лисица сказала и убежала. Только хвост меж деревьями мелькнул.
Сняла она своё чародейство, а то много беды оно наделало.
В тот же миг обратился болван в деревяшку бессловестную, с ртом посередь разговора разинутым.
Вернулся царь домой, на законное место. Покатилось дальше житиЁ своим чередом.
А Харитон своё умелое дело продолжил — валенки валять, чёботы тачать да игрушки мастерить — обычные, бессловестные.
Дарьюшка
Жили в деревне муж с женой — Василий и Катерина. Родилась у них дочка Дарьюшка.
Как-то в погожий денёк выставила Катерина зыбку с девочкой во двор, под зелёное деревце и пошла работу справлять.
Вдруг налетела большая птица Магай, похитила ребёнка — унесла за тридевять земель, в тридесятое царство.
Кинулись родители, а люлька пустая. Там, сям искали — нет нигде младенчика! Обошли соседей — не видал ли кто лихого человека, что ребёнка уволок. Никто ничего не знает. Только бабушка Настасья, что по ветхости у окошка весь день сидела, рассказала, как большая птица Магай мимо окна пролетела, несла де она свёрток в когтях. И показала, в какую сторону воровка умчалась.
Собрался Василий в дорогу.
— Пойду дочку искать. Не вернусь, пока не найду Дарьюшку.
А птица Магай уж далеко улетела. Приустала она и свёрток свой в лесу обронила, в том, где колдунья лесная правила и все жители таёжные ей подчинялись. Частенько уходила колдунья из дому, чтобы порчу или заклятье на какого-нибудь человечка наложить, дурная слава о ней по округе шла.
Вот вышла в тот день ведьма поутру из своего домишки и на свёрток наткнулась. Развернула, а там девочка маленькая. Лежит, улыбается.
Потёрла колдунья руки от радости, сама добыча к ней пришла. Поразмыслив, есть она её не стала, а решила при себе в избушке оставить.
— У меня будешь жить, — говорит. — Стара я стала, не поспеваю все дела нечистые справлять. Колдовство своё тебе передам, заговорам обучу, силой чародейской оделю, будешь людишкам козни устраивать да проделки разные вершить.
Стала жить Дарьюшка в лесу. Растёт она не по дням, а по часам, и не знает, что батюшка её уж сто дорог прошёл, сто сапогов истоптал — и в горы поднимался, где птица Магай гнездится, и в Северное царство заходил, где зима одна, а лета не бывает, и в Южное королевство заезжал, где жара круглый год. Везде побывал, о беде своей рассказывал и расспрашивал, не видал ли кто птицу Магай и ребёнка ею похищенного.
Подросла девочка. Людей она никогда не видывала, сызмальства дружбу водила с обитателями лесными — все-то они у неё в друзьях, от пичужки малой до косолапого.
Не нравилась ведьме эта дружба. Бурчит карга старая:
— Слишком уж ты мягка да чувствительна. Не след колдовскому нашему сословию с каждым зайцем хромоногим возиться да волку дикому песни петь.
Сама Дарьюшку потихоньку премудростям чародейским учила. Могла девочка снадобья целебные из трав варить, от любой напасти лечить, могла и взглядом любого усыпить. Но пакостить и порчу наводить отказывалась.
— Не для того всё живое на свет появилось, чтобы мучиться и смерть принимать, — говорила.
— Делай, как я говорю, упрямица непокорная! — колдунья бранИтся.
А Дарьюшка знай себе улыбается да в чащу к зверям лесным убегает.
Меж тем Василий своей дорогой идёт, уж борода его поседела, а он всё Дарьюшку ищет. У людей расспрашивает — не видал ли кто похитницу его дочери.
Подошёл, наконец, близко к тому лесу, где колдунья жила. На росстанях там трактир стоял. Зашёл Василий в трактир, а там кабацкая теребень к нему с допросом — кто такой да откуда?
Рассказал Василий про свою беду, про скитания.
Восклицает мужичок:
— Я ж знаю, как тебе помочь! По реке проплывёшь чуток, попадёшь в ведьминский лес. Все у нас тут знают, что живёт в колдовской избушке с самого рождения девица-краса, ведьмина приёмная дочь. Сколь ведьма её ни учит злые проделки устраивать, а та не слушается. Никакого в ней нет жеманства и хитрости, всё живое она вокруг лелеет и оберегает. По всему видать, твоя это дочка и есть!
Обрадовался Василий, духом воспрял. Недолго ему осталось по свету бродить, близко Дарьюшка. Напоил он, накормил вдосталь кабацкую теребень, в ноги ему поклонился с благодарностью, взял лодку и поплыл.
Едет он по чуднОй реке, вся она поначалу туманом чертовскИм занавесилась — фигурами разными туман тот прикидывается, очертания свои хищные раз от разу меняет, пугает рожами вурдалакскими да хохотом гиенским. Закрыл глаза Василий, страшно, а двигаться надо. Через время туман рассеялся — ни души вокруг не видать, будто вымерло всё. Боялись люди в то место ходить, на много вёрст вокруг ни человечка.
Оставил лодку, до избушки добрался. Выждал, пока ведьма по делам умчалась, подобрался ближе — видит девицу-красавицу, лицом-то она в точности жена Катерина — брови чёрного соболя, щёчки — маков цвет, глаза, как звёздочки ясные.
Вышел Василий из-за дерева и говорит:
— Не пужайся, Дарьюшка. Это я, отец твой, за тобой пришёл.
Девушка сразу ему и поверила.
— Догадывалась я, что есть где-то мои батюшка с матушкой, знала, что увижу вас скоро.
Меж тем ведьма нутром почуяла неладное, поспешила домой вернуться. Летит, свистит диким посвистом, хохочет диким хохотом.
— Бежим, — Василий говорит. — Сначала в лодку сядем, а потом как придётся.
— Бежим, батюшка.
Колдунья в погоню. На метле мчится, вслед беглецам улюлюкает.
Повернулась Дарьюшка к ведьме, посмотрела ей прямо в глаза, борются обе — кто кого переглядит. А после напустила она на старую сон, та с метлы и свалилась, в речку упала.
По прямой дороге беглецы быстро домой вернулись.
Встретила их на пороге Катерина, глазам своим не верит!
На радостях, что дочка нашлась, праздник большой устроили. Всех соседей созвали, родных да знакомых угощали, песни весёлые распевали.
Тут и сказочке конец.