Развожу руки и воспитанные детишки, только и ждавшие такого разрешения, кинулись ко мне: "Папа! Папуля! Папулечка!" - меня аж озноб прошиб от нежности.

А следом память инквизиторски подсунула образы моих Фроськи и Лизки, в груди болезненно сжалось. С трудом пересилил себя, скроил улыбку.

- Коля, - подлезла под локоть и Кончита, и, обманутая моим показным добродушием, сказала: - Папа с мамой приглашают нас всех погостить у них. Поедем, а?

Резанов, которому я привычно для подобных ситуаций уступил место, подставив, толкнул меня: "Сергей Юрьевич, выручай! Невместно мне сейчас уехать, бросив своих подданных в разгар обустройства, в столь ответственное время на необжитом месте, почитай на чужбине!". Это был один из тех редких случаев, когда я был солидарен с ним: нужно во что бы, то ни стало остаться!

И я извернулся:

- Катя, мне никак не возможно принять их доброе приглашение, - ясное от улыбки личико молоденькой женщины подёрнулось разочарованием. И я поспешил растолковать помягче и "подсластить пилюлю": - Это я раньше был просто командор и иностранец, а теперь сокесарь, потому запросто, без приглашения властей, посетить иностранное государство мне невместно, увы... А тебе, природной испанке, с детьми необходимо непременно отправиться в родительский дом. Наговоритесь вдосталь, отдохнёте от дороги, а тут разгребётся да утрясётся. Думаю, вскоре сможем и вместе твоих навещать. - Личико супруги со-владельца моего тело чуть светлеет, но уголки губок страдальчески опущены.

После чего мы все шумной гурьбой устремились по лестнице вниз, в столовую, где уже рассаживалось семейство дона Аргуэлло. Мать Кончиты, Донья Игнасия, высокая полная женщина немного торжественная. Рядом воюют, как все дети, за стулья Анна-Павла, Гертруда, Франческо, Сантьяго и остальные десять ребятишек. Дон Луис, как комендант крепости Сан-Франциско, не смог оставить пост и приехать встречать сестру с мужем и племянником.

После сытного застолья с деликатесами из далёкой России я, а точнее совладелец тела Резанов, в надежде смягчить невозможность отправиться в гости в родовое гнездо супруги, раздал подарки.

К моему изумлению бурный восторг и жгучую зависть вызвала подарочная моделька паровоза. Машинки-грузовички тоже заинтересовали и мальчиков, и девочек, но паровозик поразил воображение даже отца семейства. Дон Аргуэлло утратил испанскую чопорность, перегнулся через стол и с огоньком во взгляде изучал невиданную игрушку. А я взял себе на заметку, что ещё одним сегментом торговли явится продажа игрушек, не забыть бы записать.

- Что сие, сеньор Резанов? - оторвавшись от разглядывания и приподняв модельку, полюбопытствовал тесть хозяина моего тела.

Пришлось объяснять, что это как бы сухопутный пароход. Потом складывать из подвернувшихся ложек, вилок и ножей подобие рельс, описывать железнодорожные составы. Не только дети и отец Кончиты, но и её усталая на вид мать пораскрывали рты и слушали с живейшим интересом. "Под занавес" я "перевёл стрелки" на супругу Резанова, которая с улыбкой кивком милой головки подтвердила, что в России такой транспорт существует, и она нём даже неоднократно каталась.

Глава семейства недоверчиво покачивает головой, уразумев, что паровоз полностью из железа. Его несложно понять, в этом забытом Богом уголке мира металлы до сих порпредставляют большую ценность, тем более железо, а тут эдакое расточительство.

Заговорил даже глядевший до того волчонком из-под нависающих надбровий приёмный сын дона Аргуэлло чернявый Гервасио. Покусывая губы, он выдавил: - Сеньор Резанов, а этим..., этим...

- Па-ро-воз, - помог я.

- Да-да, спасибо, па-ро-возом, - выговорил он старательно, - правит человек?

- Да. И скоро, надеюсь, ты сам здесь это увидишь. А коли захочешь, то сам выучишься и станешь машинистом паровоза. Человеком, который им управляет.

- Правда?! - в ненавидящих до того глазах мелькнуло предвкушение. А я подумал, что возможно энергию ненависти парня, неизвестно почему направленную на Резанова, удастся переключить в мирное русло увлечения железной дорогой. А там - чем чёрт не шутит! - глядишь, и пополнится колония ценным кадром.

Вторую половину 24 и 25 июля в здании городского совета, приспособленном на скорую руку под приёмную сокесаря, встретился с посланниками Британской Канады, Североамериканских соединённых государств (САСШ), Бразильской Португалии, Франции, с губернатором Калифорнии и вицероем (вицекоролём) Испании в Мексике. Со всеми обозначили позиции, вручили друг другу верительные грамоты, обменялись дипломатами, с некоторыми заключили соглашения и союзы.

26 июля с утра вновь непроглядный туман. Радовало лишь то, что гончар уже изготовил по моему рисунку рукомойник и вчера вечером принёс. Так что умывался я уже с некоторым комфортом.

Отфыркиваясь, начинаю издалека подвигать хозяина тела к нужному мне выводу: "Вашбродь, слыхал вчера, как португалец, француз и англичанин, не сговариваясь, жаловались на этот "кисель"?

В этот момент стукнулся локтем о столб, Резанов сквозь зубы выругался, ответил: "Мммдаа, местечко малоприветливое", - "Да, климат по утрам, в самое рабочее время, отвратный..." - "Кусков говорил, в Верховье туманов нет, там стоит осмотреться..." - задумчиво рассудил Резанов. А я подхватил: "Туда, он говорил, вроде и на морском судне дойти, возможно. И дорогу по суху тянуть начали, место защищённое. А тут в тумане подойдёт эскадра и форт на входе не поможет", - "Пожалуй, столицу надобно присмотреть там...", - задумчиво подытожил совладелец тела. А я благоразумно промолчал, вроде как соглашаясь с самостоятельно принятым Резановым решением.

После позднего завтрака 26 июля я провожал шумную гурьбу родственников Резанова.

На основном причале полным ходом продолжается разгрузка нашего морского каравана, но левее приютились мостки, к которым причаливали рыбацкие судёнышки. Батели "Мария" как раз хватило место пришвартоваться. Даже понурый поначалу Петька - ещё бы, городские ребята второй день при деле, рыщут в поисках места и материалов под производство бумаги, а он вынужден валандаться с домочадцами - после обещания оставить его, приподнял нос.

За поворотом слышится неясный гвалт, а когда мы вывалились на мостки, открылась непрезентабельное зрелище. На фонарном столбе, почти у самого керосинового светильника, уцепился лапками за ошкуренное просмолённое гудроном бревно серый пушистый зверёк. Шерстка всклокочена, по вытянутой мордочке струится кровь, несчастный поскуливает от каждого попавшего камня, которыми бедолагу с азартом бомбардируют сгрудившиеся, галдящие взахлёб мальчишки. Глазёнки Петьки загорелись и он, было, кинулся к приятелям, чтобы не упустить такую забаву.

Но охнула Дона Аргуэлло, закрыла ладошкой ротик Кончита, запищали девочки, закаменел лицом Резанов, пошел пунцовыми пятнами от негодования дон Аргуэлло, мальчуган, растерявшись, притормозил. Я решительными шагами, на ходу снимая гимнастёрку, двинулся к столбу. Хулиганы притихли.

Ловко - спасибо парусной науке - взобравшись, беру зверька, теперь понятно, что это енот-полоскун, за шиворот. Он, одуревший от ужаса и боли, изворачивается, шипит, выпускает когти, но, ни оцарапать, ни укусить меня в таком положении не способен. Съезжаю. Кончита бросается с носовым платком наперевес, вытягиваю руку ладонью вперёд, предупреждая благородный порыв: - Катя, не надо, сейчас он обозлён на весь мир, укусит.