Пока ожидали вышедшую на помощь шхуну, разложили костёр, готовили еду, отходили от треволнений.

По горячим следам допросил подельников и шпиона в Сан-Франциско вислоусого. Выбор им давался простой: молчать и болтаться на рее за пиратство и нападение на членов княжеского рода или рассказать всё без утайки и выжить, хотя и на каторге. Выбор они сделали очевидный. И Савелий узнал циничные замыслы Уайта. Вовремя он остановил флибустьера!

Спустя час показались мачты. Савелий сигнальным патроном белого огня выстрелил вверх, обозначая местонахождение, а навстречу вышло шлюпка показать фарватер.

В сумерках общими усилиями вытащили на берег разгруженную батель. Выяснилось, что бандиты загнали её на каменную мель, своротили киль, в щепу размочалили руль, сорвали и утопили Винт. К счастью, вал паровой машины остался невредимым, иначе через подшипники в трюм просочилась бы вода, что серьёзно задержало бы ремонт.

Савелий пока не придумал, как себя вести с Кончитой. И поэтому, когда она с детьми вместе с другими пассажирами перебралась на шхуну в каюты, с облегчением остался на берегу, отговорился необходимостью обследовать окрестности чтобы обезопасить пребывание.

А сам решил разведать сухопутный путь до Галичья по берегу. Для того, чтобы обеспечить короткую дорогу по суху в Верховье. Через горы придётся прорубать в скалах. И успокоился, найдя отмазку.

Наутро подошло ещё одно судно, Бригантина, разгрузившаяся в Галичье. И Савелий, отговорившись необходимостью "ремонта батели, поиска сухопутного пути", отправил погрустневшую Кончиту и детей с другими пассажирами по воде в Галичье. Наказав подготовить дом, пока он доберётся. Заодно отправил под охраной пятёрки КОИ осуждённых.

Когда шхуна отчалила, у Савелия словно гора с плеч свалилась.

Пока до 23 августа ремонтировали "Марию", казаки с помощью проводника нашли обход преградившего путь сюда завала в горах, привели лошадей.

Савелий собирался в дорогу, когда подошёл Фернандо и, помявшись с ноги на ногу, обратился: - Ваше СоВеличество...

- Что такое, Фернандо? - нехотя отвлекся от предвкушения дороги Савелий.

- Нуу, тут как бы это... Проводника как-то наградить надо бы... Вы, наверное, забыли. Раньше всегда в таких случаях отмечали людей.

Савелий чертыхнулся мысленно, стукнул себя по лбу - как же он забыл! Резанов-то всегда с людьми подолгу разговаривал, выяснял все их обстоятельства, помогал по мере возможности. Повернулся к секретарю: - Как ты думаешь, чем мы его можем отблагодарить?

- Нууу, - Фернандо воздел очи.

Тут подошёл Орлиный Коготь: - Чего спорят бледнолицые братья?

- Да вот, не знаем чем наградить шошона, - посетовал Савелий.

Орлиный Коготь хмыкнул: - Он с моего топора глаз не сводит. Давайте отдам. У индейцев железо ещё в цене, особенно у таких отдалённых племён, как его. Я другой добуду.

- Не, - покачал головой Савелий, - Так не пойдёт. Фернандо, возьми-ка такой же плотницкий топор на бригантине, у плотника. - Порылся в кармане, достал и протянул золотой червонец: - За топор отдашь. А потом вручишь проводнику.

- Я?! - брови испанца взлетели аркой.

Савелий передёрнул щекой, буркнул: - Ну, принесёшь мне, я сам вручу.

"Да, - подумал он, когда Фернандо убежал, - много мне ещё придётся постичь без Резанова. Эх, не вовремя ты, Вашбродь, упылил".

25 августа 1808 года, порт Галичье.

Добрались довольные, Орлиный Коготь показал более-менее ровную, без расщелин, дорогу. Правда, перед самым поселением полил дождь, который хотя и осадил туман, но раскиселил покрытие под копытами лошадей.

"Надо же, Америка, а грязюка как в России", - Оскальзываясь на раскисшей глине, с досадой думал Савелий, приближаясь к дому.

Едва открыл калитку, на порог выскочила босая Кончита, кутаясь в подаренный Резановым Оренбургский пуховый платок, так идущий ей.

- Коля, Как сходил? - в голосе тревога.

- Нормально, Кончита, - придал Савелий как можно больше бодрости словам.

- Ко-Кончита? - поперхнулась молодая женщина. Лицо вытянулось, в уголках глаз блеснули слёзы: - Ты стал другим... Почему ты больше не называешь меня Катей? - пролепетала.

- К-к-хааа, - закашлялся, пустил "петуха" Савелий. К горлу подкатил ком и он почувствовал, что не в состоянии выговорить простое женское имя. Словно пропавший Резанов хватает за глотку.

Молодая женщина удивлённо скинула соболиные ресницы: - Давно ты меня так не называл.

"Тьфу ты! - подумал он про себя, - и то, правда". - Резанов-то называл её по-домашнему": - Да это я так, Кааа-ттяяя, - на втором слоге горло перехватило спазмом. "Что за ерунда?! - в панике подумал он, - Неужто это тело Резанова так реагирует? Неужто в теле осталось Его память?"

Когда-то Савелий читал статью о замене органов. Суть заключалась в том, что после пересадки печени у пациента поменялся характер. Он стал таким, как у донора. И автор сделал вывод, что, мол, представление о том, что личность человека базируется в головном мозге неверно. На самом деле она распределена по всему телу. Подсознание живёт в каждой клетке нашего организма.

Продолжая кашлять, махнул рукой, отвернулся, лихорадочно выдумывая отговорку.

"Ну и ну..." - попытался улыбнуться, но лицо словно стянуло деревянной маской, и улыбку он вымучил, отчётливо сознавая, что получается фальшиво. Зачем-то схватил щепку с перил, покрутил, откинул. Потом взгляд упал на изгвазданные ноги. И в голову пришла спасительная мысль: - я щас. Сапоги помою, - трусливо юркнул за угол.

Туда, где женщина видеть его уже не могла. Сердце гулко колотилось где-то в районе горла. Что за фигня творится!?

Пока он смывал грязь в корыте, вырубленном из куска бревна как раз для этих целей, немножко подуспокоился и, вернув способность рассуждать здраво, сообразил, что раньше-то с супругой Резанов общался сам. А Савелий научился задвигать своё сознание за его, довольствовался всплеском гормонов. Ну, как наркоман уколом дозы наркотика. Нет, поначалу-то ещё как-то наблюдал, что очень напоминала просмотр порнографии, и лихорадочно искал способ улизнуть. По-честности, чувствовал себя в такие моменты Подглядывающим, что коробило. Пришлось научиться отстраняться. А вот теперь остался без Резанова, требовалось решить, Как дальше общаться с Кончитой, что делать.

Топоча подошвами по каменным плитам чтобы стряхнуть воду, вышел из-за хаты и взглядом упёрся в покрывшиеся "гусиной кожей" ножки супруги Резанова, сердце зашлось от жалости, укоризненно качнул головой: - К-ккатя, что за ребячество! Ты же взрослая женщина, у тебя самой дети. А ты тут босая, - взбежал по ступенькам, подхватил её на руки, занёс в жилище.

Хотя какая она взрослая, 18 лет, совсем сама ещё ребёнок по меркам мира Савелия. Стягивая сапоги, крикнул в коридор:

- Эй, народ! Что ж вы барыню на улицу босой выпускаете! А ну несите растирку! - разулся, схватил Кончиту в охапку, отнёс на постель. А вокруг уже хлопотали слуги. Савелий за этой суетой старался укрыть собственную растерянность.

А перед внутренним взором появилась картинка: рынок, лавка заезжего американца, вывеска: "Нипромокаемае одегда и обув!". Тогда ещё бросилось в глаза и запомнилось, прежде всего, из-за смешных ошибок в словах. То ли некому подсказать, то ли старается учить наш язык, да пока слаб.