— Ты имеешь в виду своих родителей?

Он медленно повернулся, осматривая потолок и окна, будто запоминая их расположение.

— Нет. Моя семья, братья, сестры, их дети… все до единого.

Он сказал это так небрежно, и я подумала, не ослышалась ли.

— Все?

— Все, — подтвердил он.

Боже.

— Что случилось? — Знаю, что не должна спрашивать, но ничего не могу с собой поделать.

Всё ещё стоя в центре скудно обставленной гостиной, он почесал уголок рта, возможно, раздумывая, чем поделиться.

— Очень трагическое событие, о котором, наверное, лучше поговорить в другой раз.

И… не поделился. Ладно. Я не хотела давить, поэтому не стала расспрашивать. Очень хорошо понимала, что нет желания снова переживать болезненные воспоминания.

— И что теперь? — спросил он.

Громкое шипение эхом разнеслось по комнате.

Взгляд Томмазо забегал туда-сюда.

— Что это?

— Моя кошка, Битча.

Его брови сошлись на переносице.

— Ты назвала свою кошку Сучкой?

А как ещё? Я спасла её от смерти, но она ненавидит меня каждым волоском на своём теле.

— Всё сложно. Но мои цыплята дружелюбны. Хочешь с ними познакомиться?

— Они шипят, как демоны из ада?

— Нет. Они кудахчут, и это больше похоже на «квоо-квоо-квоо». Думаю, потому что им всё время холодно.

— Могу спросить, почему?

Нет, не может, потому что тогда мне пришлось бы объяснить, что они без перьев из-за стрессового состояния, вызванного бесчеловечным обращением. И что я пыталась связать им свитера и обогреть курятник, но они только разрывали свитера на части, и обогреватели напугали. Мой следующий большой проект — построить маленький курятник с центральным отоплением и кондиционером.

— Может, мне стоит закончить показывать тебе гостиную, — произнесла я. — Тогда можем подняться наверх в мою спальню.

Он бросил на меня взгляд. Сексуальный взгляд. Но, всё, что он делал, было сексуально. Даже то, как просто стоял, абсолютно ничего не делая, в своём элегантном чёрном костюме, с растрёпанными чёрными волосами и загорелой кожей. Такой возбуждающий. Возможно, пригласить его было ошибкой. Мне уже нравилось видеть его в своём доме, будто он каким-то образом принадлежал моей жизни. Но это глупо. Мы только познакомились. И всё же я пригласила его посмотреть, как сплю у себя дома. В этом нет ничего странного.

«Заткнись», — сказала я себе. Он же согласился

— Я имела в виду, посмотреть, как я сплю, — наконец, уточнила я.

Он кивнул.

— Да. Сон. Но сегодня ты ударилась головой и не ела. Позволь приготовить тебе ужин, прежде чем спать.

Он предложил приготовить. Учитывая его изысканный, мужественный образ и очень дорогую одежду, не думала, что он ещё и кулинар. Сексуально!

— Я в порядке. Точно. О, но ты, — произнесла я, закатив глаза, — ты, наверное, голоден. Давай я что-нибудь приготовлю.

— Я не дам усталой, раненой женщине, попросившей меня о помощи, прислуживать мне.

— Но ты же гость. Было бы неправильно…

Я замолчала, когда он снял пиджак и галстук, бросив их на спинку бежевого дивана, прежде чем закатать рукава тёмно-синей рубашки.

Я проглотила комок в горле, глядя на его мускулистые предплечья.

— Или дам… — прохрипела я, — тебе готовить.

Он улыбнулся.

— Просто покажи мне кухню.

— Прямо с-с-сюда…

Он последовал за мной через столовую, и меня охватило странное головокружительное ощущение. Затем, всего на мгновение, я почувствовала на себе его взгляд, будто мы касались друг друга, но… это не так. Какого чёрта? Я остановилась, не в силах сделать вдох, повернулась и посмотрела на него. Ощущение снова пронзило меня сильнее. Он стоял в трёх футах, но с таким же успехом мог бы голым телом прижиматься ко мне

— Ты в порядке? — спросил он.

Я отрицательно мотнула головой.

— В чём дело? — Он бросил настороженный взгляд через плечо, затем через другое, прежде чем снова повернуться ко мне.

— Кто ты, Томмазо?

— Что ты имеешь в виду?

— Почему у меня такое чувство, что ты не тот, кем кажешься?

— Потому что я не такой.

Я ждала продолжения.

Он неодобрительно покачал головой.

— Ты просишь меня рассказать всё, дорогая Шарлотта, но сама не совсем откровенна. Верно?

Ладно, поехали. Я вздёрнула подбородок и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Безумие хотеть открыться мужчине, которого я не знала, но что-то внутри продолжало твердить: Сделай это! Сделай это!

— Я держу людей на расстоянии, потому что боюсь.

— Боишься?

— Не людей, а…

Он потянулся и сжал мою руку.

— Шарлотта? — подтолкнул он.

— Я боюсь монстров. — Боже, я говорю как ребёнок, который насмотрелся фильмов ужасов. Совершенно смехотворно. Только он не смеялся.

— Ты о кошмарах, — сказал он.

— Думаю, они мне так часто снятся, потому что настоящие. — Я знаю, что они настоящие.

Выражение его лица не изменилось. Ни капельки.

— Возможно, так оно и есть.

— Так… так ты веришь, что они существуют? — спросила я.

— Конечно.

Не могу в это поверить.

— Их называют республиканцами, — добавил он.

— Что? — фыркнув, я толкнула его.

Смеясь, он вскинул руки.

— Прости. Я имел в виду демократов.

— О Боже. — Я повернулась и направилась на кухню. — Придурок.

— Шарлотта, я пошутил, чтобы поднять настроение и помочь расслабиться. Но я верю тебе. Действительно верю.

— Точно. — Я вошла на кухню, стараясь не терять хладнокровия. — Знаешь, на мгновение мне показалось, что я могу тебе доверять. Но очевидно, что недосып так действует на меня.

— Ты можешь мне доверять. Я столкнулся с изрядной долей проблем и боли. И, как и ты, хочу преодолеть всё. Может быть, именно это и свело нас вместе.

В его тоне нет ни капли страха, нытья или отчаяния. Он говорит о своём прошлом так, словно это гора, на которую он хотел взобраться своими мужественными руками и ногами, и когда он доберётся до вершины, он выбьет дерьмо из этой горы и назовёт своей сукой. В то время как…

— Я просто пытаюсь выжить, Томмазо. — И не чувствовать себя идиоткой из-за принятия правды о том, что действительно напугало меня.

Он улыбнулся.

— Тогда позволь приготовить тебе ужин, Шарлотта. С этого лучше начать.

Чёрт, а он хорош. Такой обаятельный.

— Ты всегда добиваешься своего? — спросила я.

— Нечасто. — Он обошёл меня и направился к холодильнику. — А теперь давай посмотрим, что у Шарлотты в холодильнике.

— Это. Это… Потрясающе, — сказала я, накалывая кусочек прошутто, мой любимый для сэндвичей, смешанный с самыми сливочными спагетти, которые мне доводилось пробовать в жизни. До неприличия вкусно, и я чувствовала себя так, будто должна надеть вечернее платье с блёстками и причудливо уложить волосы.

Но на мне неприглядные леггинсы цвета хаки и белая футболка.

«Очаровательно».

Самое смешное, что на самом деле я не чувствую себя неловко. Уже много лет назад я перестала прихорашиваться или делать себя по-девчачьи милой. Да, я мылась, причёсывалась и всё такое, но старалась убавить сексуальность. К сожалению, это не имеет большого значения. Мужчины на работе так и пристают, что странно. Я обычная женщина. Не уродливая, но и не безумно сексапильная. Просто… нормальная.

— Импровизированная версия рецепта моей матери, — сказал Томмазо, пристально наблюдая за мной через угольно-серый гранитный стол.

— Ты был близок с ней? — Я откусила ещё и запила глотком вина, которое приберегала для особого случая. В моём мире, ужин с непостижимо великолепным мужчиной, особый случай. Томмазо ощущался, как глоток свежего воздуха, смешанного с солнечным светом. Он кивнул, но не стал вдаваться в подробности. — Я потеряла мать около двух лет назад, — призналась я. — Погибла в автомобильной аварии. Она была безумной и не должна была садиться за руль. Она въехала на машине прямо в телефонный столб, разогнавшись до девяноста. Я по сей день спрашиваю себя, убегала ли она от чего-то или просто не осознавала, как быстро ехала.