— А что за наряд у Тулы? — пробормотал Томмазо, гадая, не сон ли это.

— Пятница же, — ответил Зак за Тулу. — Разве я только что не объяснил?

— Хорошо, вы двое, — сказала Тула слащавым тоном, — давайте уйдём отсюда, пока не появилась полиция, и мы не потратили день на ответы на все их вопросы. Я ещё пытаюсь убедить власти не выдвигать обвинения за вечеринку.

Томмазо пробыл на вечеринке не больше минуты, но всё равно мог только представить себе длинный список причин, по которым была вызвана полиция. Когда группа бессмертных входила в комнату и начинала пить, всё, что угодно могло уничтожиться или воспламениться. Бах, он же Бог виноделия, например, установил рекорд по уничтожению отелей. Пятьсот двадцать. Все сгорели дотла. И все случайно.

Томмазо вздрогнул и боль от того, что жгло вены, стала почти невыносимой.

— Отвези меня домой.

— Какой дом, приятель? — сказал Зак. — Тебе небезопасно свободно бродить среди толпы.

Зак посмотрел на мисс Трусики в цветочек и велел ей достать ключи Томмазо из его кармана.

— Но Зак, — запротестовала Тула, — карман человека — это его личное пространство. Рядом с его интимным местом.

Она стояла посреди общественной парковки средь бела дня, одетая только в нижнее белье пусть и очень несексуальное, но, тем не менее, её беспокоило неподобающее поведение?

— Мои ключи в замке зажигания, — простонал Томмазо, и боль в голове и сердце только усилилась. — И я сожалею о крови в машине.

«Сожалею больше, чем кто-либо мог себе представить. Пожалуйста, пусть это будет не кровь моей пары. Пожалуйста».

Зак наклонил голову и понюхал Томмазо.

— Не хочу тебя огорчать, злой приятель, но если в твоей машине та же дрянь, что и на твоей рубашке, то это не кровь. Больше похоже на вишнёвый сок.

Серьёзно? Томмазо посмотрел на свою липкую серую рубашку.

— Я убил женщину и пошёл за соком? Я чудовище.

— Ты помнишь, как конкретно кого-то убил? — спросил Зак.

— Нет, но…

Вдалеке завыли сирены.

— Пора идти, здоровяк. Давай увезём тебя в безопасное место и разберёмся со всем этим позже. — Зак повернулся к Туле, которая уже садилась в Мерседес Томмазо. — Встретимся в офисе.

— Да, сэр, — ответила она.

— И, женщина? — сказал Зак, глубоким голосом полным волнения.

— Да? — уточнила она.

— В следующую нашу встречу, тебе лучше надеть соответствующую офисную одежду. Мы придерживаемся определённых стандартов в агентстве для бессмертных. Даже в пятницу.

— Последний раз повторяю, я не собираюсь работать голой, Зак! — Она захлопнула дверцу со стороны водителя и выехала со стоянки.

— Люди, — проворчал Зак. — Так чертовски нахальны! Понимаешь, о чём я? — Зак посмотрел на Томмазо, ища одобрения.

Томмазо нахмурился, глядя на божество, чьё лицо превратилось в мешанину завитков.

«Я схожу с ума».

— Конечно. Да. Носить одежду — это прошлый век.

— Точно. — Зак схватил Томмазо за руку, чтобы поддержать, когда тот начал падать на бок. — Ладно, давай отправим тебя в тюрьму.

— Ты везёшь меня в тюрьму? — Томмазо, спотыкаясь, побрёл к Мустангу, не надеясь и не молясь освободиться. Не в таком состоянии.

— На самом деле в подвал Симил, пока мы не сможем перевести тебя в настоящую тюрьму. Где ещё я возьму злобного, кровожадного Мааскаб, чтобы он гнил вечно?

«Гнить? Вечно? О, чёрт».

Возможно, Зак прав; именно туда ему и нужно. Потому что, если Томмазо хоть как-то навредил своей паре, заслуживает гнить в темнице вечно. Но что, если она не умерла? Он помнит, как он развязал её, и она убежала.

«Будь прокляты боги. Я должен выяснить, что натворил».

Ему нужно знать, что с ней всё в порядке. Ладно, сердце требовало увидеть её снова и попросить прощения. Но кто она такая? Он видел её лишь мельком, когда она убегала с вечеринки. Что касается того, как он будет искать её, если едва ли видел? Не говоря уже о том, что он отправляется в тюрьму для бессмертных. И Томмазо мог обратиться лишь к одному человеку.

«Да помогут мне боги…»

— Томмазо, где ты, чёрт возьми? — прогремел глубокий, раздражающий голос, рикошетом отскакивая от окрашенных в цвета радуги стен, через головокружительный океан низко висящих диско-шаров и от груды… вещей. Всё это часть самого страшного места на Земле: подвал Симил.

— Я здесь, — печально ответил Томмазо, приподнимаясь с кипы «заверенного Симил» органического сена, выращенного в чистом, экологическом районе. Так глупо.

Томмазо подполз к ярко-розовым стальным прутьям своей камеры, которая, на самом деле, была гигантской птичьей клеткой.

Как он и сказал:

Самое страшное место на Земле.

Хотя, он не боялся. Такие люди, как он, тренировались у лучших из лучших, самых смертоносных из самых смертоносных в армии богов, и ничего не боялись. Его отполированная внешность — ухоженные ногти, изысканные итальянские костюмы, аккуратно подстриженные короткие волосы — были всего лишь видимостью. Конечно, ему нравилось поддерживать имидж. Мужчина всегда должен выглядеть на все сто. Даже когда надираешь задницу.

— Поверни направо, — крикнул Томмазо, — сразу за писсуаром в виде гильотины, а затем налево после гигантского деревянного ящика с надписью «Опасно: клоуны Ренди внутри».

Да, у Симил был деревянный ящик размером со слона, забитый клоунами. Звуков, — садистского смеха, смешанного с прерывистым плачем — исходящих изнутри, было достаточно, чтобы яйца взрослого воина захотели спрятаться и укрыться.

— Что? — завопил Вотан. — Я не слышу тебя из-за всех этих стонов! И что, во имя богов, это за запах? И почему повсюду диско-шары? Это сводит с ума.

— Она твоя чёртова сестра, Вотан. Тебе у неё нужно спрашивать?

— Гай. Меня зовут Гай! — крикнул он, и его голос стал ближе. Вотан, которого также звали Гай Сантьяго (его человеческое имя), считался самым смертоносным из четырнадцати богов — вероятная причина, по которой он и был Богом Смерти и Войны. Или Войны и Смерти? Томмазо не мог вспомнить. В любом случае, Гай — семь футов напыщенной мускулатуры с длинными иссиня-чёрными волосами и бирюзовыми глазами — на самом деле, такого же цвета, как у любого, кому был дан свет богов и бессмертие.

Сам Томмазо получил бессмертие после заражения тёмными силами Мааскаб, но только потому, что жена Гая, Эмма, умоляла его сделать это. Эмма была красивой, милой и всепрощающей, и, вероятно, самым близким человеком, который был у Томмазо, помимо лучшего друга Андруса. Гай был просто ревнивым занудой.

— Вот ты где, Томмазо, — нахмурился Гай. — Ух ты. Ты такой же уродливый, как и в последний раз, когда я тебя видел. Нет, подожди, ты ещё уродливее.

«Если тебя считают уродом, значит, ты хороший человек».

— Я тоже рад тебя видеть, придурок. Обожаю обтягивающую футболку. Ты начал ходить по магазинам в Бэби-Гэп, или Эмма, наконец-то, оставила тебя, наедине со стиральной машиной и сушилкой?

Гай скрестил мускулистые руки на груди, ещё больше растягивая слишком тесную голубую футболку. Его чёрно-серые камуфляжные брюки-карго выглядели так, словно в любую секунду могли разорваться по швам. Что с этим парнем? Серьёзно.

Томмазо был мускулистым нормального роста, слава богу, и не пытался показать каждый дюйм тела. Ростом шести футов двух дюймов всегда был одет в одежду, которая подходила, и которая излучала уверенность, а не нужду.

«Посмотрите на меня, я Бог Смерти и Войны», — мысленно заскулил Томмазо.

— Осёл, — пробормотал Томмазо.

— Следи за языком, чувак, — сказал Гай. — Или я раздавлю тебя, как паразита-потаскуна, коим ты и являешься. Кстати, хорошие штаны. Но ты же понимаешь, что, одеваясь как настоящий мужчина, ты им не станешь.

Хотя Томмазо предпочитал хорошо сшитый костюм, в данный момент на нём были какие-то нелепые чёрные кожаные брюки и простая белая футболка, которая нашлась у Симил в шкафу для «заключённых гостей». Томмазо чувствовал себя так, будто сам стал тем, из кого любил выбивать дерьмо, — мужчин, у которых нет класса, яиц и больших ртов. В основном, Гая.