— Здесь есть ответственный, тот, кто поднял эту тему…

Хусейн засмеялся, прореживая свои шелковистые чёрные волосы тонкими пальцами:

— Я только подумал о том, чтобы высказать тебе мои соболезнования по поводу отставки лидера, только и всего!

Затем спросил уже серьёзным тоном?

— А разве ты не принимал участия в судьбоносных демонстрациях, которые проходили в вашем квартале во времена революции?

— Я был тогда несовершеннолетним!

Тоном, не лишённым мягкой иронии, Хусейн заметил:

— В любом случае, твоё нахождение в лавке, где продавали басбусу, следует считать участием в революционных событиях!

Все рассмеялись, включая Будур, подражавшую им. Этот квартет состоял из двух рожков, скрипки и свистка. Спустя минуту, когда они замолчали, Аида, словно выступая в защиту Камаля, сказала:

— Достаточно и того, что он потерял брата!..

Камаль, испытывая чувство гордости, зашевелившейся в его сердце, и подкреплённой их симпатией, заявил:

— Да, мы потеряли самого лучшего члена нашей семьи…

Аида с интересом спросила его:

— Он учился на юридическом… Не так ли? Сколько было бы ему сейчас, если бы он остался жив?

— Ему было бы двадцать пять…, - и уже тоном сожаления… — Он был гением во всех смыслах этого слова…

Щёлкнув пальцами, Хусейн сказал:

— Был!.. Вот каков результат патриотизма. И как ты можешь после этого всё-ещё цепляться за него?

Камаль улыбнулся:

— Придёт время, когда всех нас будут упоминать в прошедшем времени. Но есть разница между одними покойными и другими!

Хусейн снова щёлкнул пальцами, не сделав никакого комментария. Казалось, он не находил больше смысла в разговоре. Что же втянуло их в разговор о политике? Камаль не находил в ней ничего забавного; партийная вражда отвлекала людей от англичан. «Долой всё это! Тот, кто вдохнул запах рая, не должен отягощать своё сердце земными заботами даже на мгновение. Ты шагаешь по пустыне в компании Аиды вблизи пирамид. Так задумайся хорошенько об этой прекрасной истине и кричи об этом вслух, чтобы тебя услышали даже те, кто строил пирамиды. Любящий и его возлюбленная идут вместе по песку, и смятение любящего настолько велико, что его почти несёт ветер. Его любимая же забавляется, считая камешки. Если бы любовный недуг был заразным, я не стал бы возражать против боли. Ветер шевелит края её платья, проникает в ореол её волос и в глубины лёгких… Разве есть более счастливое зрелище? Души влюблённых витают над пирамидами, благословляя эту процессию, восхищаясь любимой и жалея любящего, повторяя на языке времён: „Только любовь сильнее смерти“. Ты видишь её на расстоянии нескольких пядей от себя, но на самом деле она как горизонт, который ты представляешь себе, прикладывая руку к земле, хотя она парит на седьмом небе… Как хотела бы моя душа прикоснуться к её ладони во время этой прогулки, но кажется, ты покинешь этот мир до того, как сможешь прикоснуться к ней. Почему ты не наберёшься смелости, не бросишься к следам её ног и не поцелуешь их?… Или не наберёшь из них горсть песка, чтобы сделать его амулетом, связывающим с любимой, и защищающим тебя от страданий любви бессонными ночами, полными раздумий?.. О горе тебе!! Все признаки указывают на то, что единственной связью с возлюбленной будут восхваляющие её гимны или безумие. Так пой или сойди с ума…»

Он нащупал маленькую ручку, которая потянула к себе его руку, прося его взять её на руки, и наклонился к ней, затем поднял перед собой, однако Аида возразила:

— Нет, нет. Нас уже начала одолевать усталость. Давайте-ка передохнём немного…

Они уселись на скале у самого склона, ведущего к сфинксу, в том же порядке, в каком пришли. Хусейн вытянул ноги, закопав пятки в песок. Камаль сел, положив ногу на ногу, и прижимая к себе Будур. А Аида села слева от брата, взяла расчёску и принялась расчёсывать волосы и поправлять пальцами чёлку.

Хусейн скользнул взглядом по феске Камаля и критическим тоном спросил:

— Зачем ты надел на прогулку феску?

Камаль снял феску и положил её на колени:

— У меня нет привычки ходить без неё…

Хусейн засмеялся:

— Ты хороший пример консерватора!

Камаль задавался вопросом, хвалит ли он его, или делает выговор? Ему захотелось незаметно заставить его пояснить свои слова, однако Аида слегка наклонилась вперёд, повернувшись в его сторону, чтобы поглядеть на его голову, и он забыл о том, что намеревался сделать. Всё его внимание перешло к своей голове, ведь сейчас его голова была непокрытой и были заметны её огромный размер, и коротко стриженные волосы, не уложенные в красивую причёску. И на него глядят эти прекрасные глаза. Какое впечатление он производил? Её мелодичный голос спросил:

— Почему вы не отращиваете волосы?

Такой вопрос прежде ему никогда не приходил в голову. У Фуада ибн Джамиля Аль-Хамзави и всех его товарищей по древнему кварталу были такие же стрижки. А Ясина не видели с уложенными волосами и усами, пока он не поступил на службу. Мог ли он представить себе, что его отец каждое утро выходит к столу с длинными волосами?!

— А зачем мне их отращивать?

Тут Хусейн задумчиво спросил его:

— А будет ли так красивее, с длинными волосами?

— Это не имеет значения…

Хусейн засмеялся:

— Мне кажется, ты за тем и создан, чтобы быть учителем.

«Хвала или упрёк? В любом случае, твою голову можно поздравить с таким высоким вниманием к ней».

— Я создан, чтобы быть студентом…

— Прекрасный ответ…, - он повысил интонацию и спросил…, - но ты не рассказал мне полностью о педагогическом колледже. Как он тебе по прошествии почти двух месяцев?

— Надеюсь, он станет неплохим введением в мир, который мне интересен. Как видишь, сейчас я пытаюсь узнать от английских профессоров смысл таких сложных слов, как «литература», «философия», «мысль»…

— Это и есть культурная дисциплина, которой мы интересуемся…

Камаль смущённо сказал:

— Но мне кажется, что это бушующий океан, и мы должны узнать его границы. Должны более чётко знать, чего мы хотим, вот в чём проблема…

В красивых глазах Хусейна появился интерес:

— По мне, это не проблема. Я же читаю французские романы и пьесы с помощью Аиды, которая разъясняет мне трудные места в тексте, и слушаю вместе с ней отрывки из произведений западной музыки, которые она мастерски играет для меня на фортепьяно. Не так давно я читал книгу, легко и ясно обобщающую греческую философию. Всё, к чему я стремлюсь, это к духовным и физическим путешествиям. А ты к тому же ещё и читаешь, и это требует от тебя знать границы и цели…

— Но хуже всего то, что я не знаю точно, о чём писать..!

Аида с улыбкой спросила:

— Вы хотите стать автором?

Попав под мощную волну счастья, столь редкую для человека, он ответил:

— Может быть!..

— Поэтом или прозаиком?.. — о на наклонилась вперёд, чтобы лучше его видеть… — Позвольте мне высказать предположение…

«Я исчерпал всю свою поэзию, отводя душу с твоим образом во сне. Поэзия — это твой священный язык, и я не буду заниматься ею. Слёзы мои вытекали из своего источника тёмными ночами. Как же я счастлив, что ты глядишь на меня, и как мне грустно, что я оживаю под твоим взглядом, как оживает земля под солнцем…»

— Поэт, да, вы поэт…

— Правда? Как это вы узнали?

Она села поровнее и издала лёгкий смешок, похожий на шёпот, и сказала:

— Физиогномия — интуитивная наука, как можно просить объяснить это?!

— Она забавляется!

Хусейн сказал это и засмеялся, но она опередила его:

— Конечно нет, если вам не нравится идея быть поэтом, не будьте им…

«Природа создала пчелу королевой; сад — её жилищем, нектар — напитком, мёд — продуктом её слюны, а воздаянием человеку, что обходит её трон — жало».

Однако она возразила Хусейну, сказав «Конечно нет»!

Она снова спросила его:

— Вы читали какие-нибудь французские романы?

— Кое-что из Мишеля Зевако, переведённое на арабский. Я не умею читать по-французски, насколько вам известно…