Шейх ненадолго замолчал, и Ахмад спросил его:
— Это тот самый знаменитый продавец хлопка?
— Шаддад-бек Абдул-Хамид — самый крупный продавец хлопка. Ты, возможно, знаком с его сыном, Абдул-Хамид-беком Шаддадом. Он когда-то был близким другом с господином Мухаммадом Иффатом.
Ахмад медленно, чтобы хорошенько вспомнить, произнёс:
— Помню, что однажды видел его в гостях у Мухаммада Иффата до того, как разразилась война, а затем слышал о его ссылке из страны вслед за нашим эфенди Аббасом. Есть ли известия о нём?
Шейх быстрым мимолётным тоном, словно вынося свои слова за скобки, дабы поскорее вернуться к основной теме, сказал:
— Он по-прежнему в ссылке за границей, находится сейчас во Франции, а с ним его дети и супруга. Шаддад-бек очень боится умереть прежде, чем увидит своего сына…
И он снова замолчал. Затем, качнув головой вправо-влево, продолжил рассказ своим мелодичным голосом, как будто напевал оду Пророку:
— Через два-три часа после полуночи, когда все спали, эти два района были блокированы сотнями вооружённых с ног до головы английских солдат…
Ахмад сосредоточенно слушал его…
— Они заблокировали оба района, пока народ спал?.. Разве те, кто заблокировал их, не из того же рода-племени, что и те, кто разбил лагерь перед его домом?… Они начинают с покушения на меня, и каков же будет их следующих шаг, который они замышляют?!
Шейх ударил себя по коленям, словно его песнопения поменяли вдруг свой ритм, затем продолжил:
— Они взяли штурмом дома двух деревенских старост и приказали им сдать оружие, затем помчались к их жёнам и дочерям и похитили у них драгоценности, унизили их и выволокли за волосы из дома наружу. Те же вопили и звали на помощь, но никто не пришёл к ним на выручку. Я просил Аллаха смилостивиться над несчастными и слабыми рабами Его…
— Дома деревенских старост!.. Староста считается правительственным лицом, разве нет?… То староста, а я-то всего лишь человек, такой же, как и все остальные. И что они сделают с такими, как я? — Он представил себе Амину, которую выволокли за волосы. Неужели меня обрекут на безумие?!..
Шейх продолжал свой рассказ, тряся головой:
— И они заставили обоих старост указать им на дома шейхов и старейшин обеих деревень, а затем напали на те дома, окружив их со стороны ворот, и украли всё, что было там ценного, совершили преступное покушение на женщин, а потом убили тех из них, кто попытался защищаться, избили мужчин и покинули их, не оставив ничего из драгоценностей, захватив трофеи и не пощадив их честь…
— Да горят огнём все эти ценности…. они даже не пощадили их честь… Где же милосердие Божье?.. Где же Его возмездие?… Потоп… Ной… Мустафа Камиль. Представь себе!.. Как женщина после всего этого может оставаться с мужем под одной крышей?!.. Какой грех совершила она?… И каким образом?!
Шейх в третий раз ударил рукой по коленям, затем вернулся к своему рассказу, но теперь голос его дрожал и стал больше похож на плач:
— Они открыли огонь по двум деревням, а на дрова и солому, что покрывали крыши домов, вылили нефть. Вся деревня тут же проснулась от ужаса, и её жители выбежали из своих домов, словно безумные. Стояли громкие крики и завывания повсюду. Языки пламени достигли всего вокруг, пока обе деревни не превратились в один сплошной костёр..
Ахмад невольно воскликнул:
— О Господь неба и земли!
Шейх продолжал:
— Солдаты окружили обе горящие деревни, подкарауливая в засаде её несчастных жителей, и те брели, спасаясь от огня куда глаза глядят, а за ними следом — домашний скот, собаки и кошки. Едва они достигли позиции, где находились солдаты, как те набросились на мужчин и начали их пинать и колотить, затем преградили путь женщинам, чтобы отнять у них украшения и обесчестить. Если хотя бы одна из них оказывала сопротивление, её убивали, а если звала мужа, отца или брата, и те бросались на помощь, в них выпускали пули…
Затем шейх повернулся к растерявшемуся Ахмаду и ударил рукой об руку:
— А остальных жертв они потащили в лагерь, что был неподалёку, а там заставили их подписать письмо с признанием в преступлениях, которые они не совершали, и в которых их обвинили англичане, как справедливое возмездие за дела свои. Вот что произошло в Аль-Азизийе и в Бадаршине, господин Ахмад. Это один из примеров их безжалостных и немилосердных расправ с нами. Да будет Аллах свидетелем…
Воцарилось угрюмое тягостное молчание, когда каждый погрузился в свои мысли и фантазии, пока Джамиль Аль-Хамзави не прервал его глубоким вздохом:
— Но Господь же существует…
В подтверждение его слов Ахмад воскликнул:
— Да! — И делая знак рукой на все четыре стороны, заметил. — И при том — повсюду…
Шейх Мутавалли обратился к Ахмаду:
— Скажи Фахми, что шейх Мутавалли советует ему держаться подальше от источников смертельной опасности, скажи ему, пусть вручит себя Господу, ведь только Он способен истребить англичан, как уже раньше истребил Он тех, кто перестал Ему повиноваться…
Затем шейх нагнулся к своей трости, чтобы взять её, а Ахмад сделал знак Аль-Хамзави, чтобы тот принёс шейху подарок, и вложил его ему в руку, а затем помог подняться. Тот пожал руки обоим мужчинам и прошёл к выходу:
— Повержены римляне в ближайшей земле. Но после поражения своего они одержат верх[57]. Истинно сказал Великий Аллах…
68
В предрассветном сумраке постепенно зарождался свет утра. Служанка из квартала Суккарийя постучала в дверь дома Абд Аль-Джавада и сообщила Амине, что Аиша уже на сносях. Амина находилась как раз в пекарне и поручила все дела Умм Ханафи, а сама поспешила к лестнице. Умм Ханафи, казалось, была раздосадована — впервые за всю свою долгую службу в этом доме. Разве не вправе была она присутствовать на родах у Аиши? Полностью вправе… Равно как и сама Амина: Аиша открыла глазки у неё в комнате, и у каждого ребёнка в этом доме было две матери: Амина и Умм Ханафи. Как же может Амина встать между дочерью и ею в такой ответственный час?!..
А помнишь ли ты, Умм Ханафи, как сама родила?… И тот дом в Тамбакшийе? Мужа-учителя, как обычно, дома не было, и Умм Ханафи была одна, когда время было уже за полночь. Её подруга, Умм Хуснийя, была акушеркой!.. А интересно, где сейчас Умм Хуснийя?.. Жива ли ещё?… И вот появился её сын, Ханафи, тяжело дыша, и также, тяжело дыша, ушёл в мир иной, лёжа в колыбели. Если бы он сейчас был жив, ему было бы двадцать лет…
— Моя молоденькая госпожа сейчас мучается от боли, а я здесь — готовлю обед.
Сердце Амины наполнилось радостью, смешанной с опасением: впервые оно так тревожно забилось, когда она сама прошла через это испытание. Вот и Аиша готовится дать жизнь первенцу своему — с этого начинается её материнство, как готовится стать матерью и Хадиджа. Так продолжается жизнь, пробивая себе путь до бесконечности. Амина прошла в комнату мужа и деликатным, нежным тоном сообщила ему радостную весть, превозмогая на сей раз своё смущение и такт, чтобы он смог различить в её голосе пылкое желание отправиться поскорей в дом дочери. Ахмад воспринял новость спокойно, затем приказал ей отправляться немедленно..! Она в спешке надела на себя накидку и почувствовала, что у неё есть преимущества, которые есть лишь у такой слабой женщины, как она: рождение детей, что сродни чуду. Братья узнали об этой новости, как только проснулись, сразу после ухода матери. На их лицах сияла улыбка. Они обменялись вопросительным взглядом: Аиша стала матерью?!.. Ну разве не странно?… Сама мама была моложе неё, когда у неё родилась Хадиджа. Неужели мама пошла сама принять роды у Аиши?… Оба брата улыбались.
— Это предвестник того, что скоро эта сукина дочь тоже родит… Кого я имею в виду?!.. Зейнаб.
— Ох, если бы папа тебя сейчас слышал.
— Аиша — станет матерью, а я — стану отцом. Ты, Фахми, станешь дядей с отцовской и с материнской стороны. Да и ты, Камаль, тоже станешь дядей и с той, и с другой стороны. Мне лучше пропустить сегодня работу в школе и отправиться к сестрице Аише. Это прекрасно. Я попрошу разрешения у папы, если смогу, за столом!.. Ух… Нам нужно больше детей, чтобы восполнить нехватку людей из-за тех бед, что причинили нам эти англичане… Если меня не будет сегодня в школе, ничего из ряда вон не случится. Три-четыре ученика уже больше месяца бастуют.