И отец поставил ногу на пол, что указывало на то, что он сейчас встанет и вот-вот покинет дом. Камаль почтительно и смущённо поднялся и вышел.

Он вернулся в зал, где сидели и беседовали между собой мать и Ясин. Он пребывал в растерянности и унынии из-за своей непокорности воле отца и настойчивого сопротивления, несмотря на то, что тот проявил мягкость и кротость с ним. И под конец тот начал высказывать недовольство и сожаление. Камаль поведал Ясину вкратце об их разговоре, что происходил за дверьми комнаты, и о споре. Юноша выслушал его, и пока слушал, на лице его появилось выражение недовольства, а на губах проступила насмешливая улыбка. Он тут же откровенно высказал ему, что придерживается того же мнения, что и отец, и удивляется тому, что брат не знает о ценности таких важных вещей в жизни, а также его вниманию к другим вещам, иллюзорным и ничтожным.

— Ты хочешь посвятить всю свою жизнь науке? Что это значит?! Это блестящий путь, как кажется, судя по работам Аль-Манфалути или его взглядам, но в жизни это просто бред, который не приблизит тебя и не удалит ни от чего. Ты же живёшь реальной жизнью, а не на страницах книг Аль-Манфалути…. Не так ли? Книги утверждают странные и сверхъестественные вещи. К примеру, иногда в них можно прочитать такое: «Учитель — это почти что пророк». Однако приходилось ли тебе хоть раз сталкиваться с учителем, который был почти что пророком? Давай же, поступай вместе со мной в училище в Ан-Нахасин, или поразмышляй, чего ты хочешь добиться на поприще учителя, и укажи мне хотя бы на одного из них, который был бы достоин быть просто человеком, не пророком! И вообще, что это за наука, которую ты хочешь изучать?.. Мораль, история и поэзия? Всё это прекрасно в качестве развлечения, но остерегайся упустить шанс жить достойной жизнью, вроде того, как я иногда горюю из-за того что поддался обстоятельствам, что помешали мне продолжать учёбу!..

Когда Камаль остался наедине с матерью после того, как Ясин ушёл вместе с отцом, он задался вопросом: «А интересно, что она об этом думает?»…

Она обычно не порицала мнений других в подобных случаях, хотя и следила за большей частью разговора Камаля и Ясина. Она знала о желании супруга заставить сына поступить в юридический институт, и сочла это дурным вестником, а потому ей не нравилась эта идея. Камаль же знал, как добиться одобрения матери самым простым и кратким путём, и сказал:

— Наука, которую я желаю изучать, это самый верный путь к религии и её ответвлениям: мудрости, нравственности, размышлению о качествах Бога, сути Его айатов и созданий!

Лицо Амины оживилось, и она воодушевлённо сказала:

— Тогда это действительно наука, которую знал мой отец, мой дед, это самая благородная из наук!

Она немного подумала, пока он смотрел на неё радостным взглядом, а затем с тем же воодушевлением продолжила:

— Кто же тогда презирает учителей, сынок?..Разве не говорят пословицы: «Тот, кто научил меня хотя бы одному слогу, тому я стал рабом?»

Повторяя аргумент отца, с помощью которого тот делал нападки на его выбор, и как будто выпрашивая у неё мнения, подтверждающего его собственную позицию, Камаль сказал:

— Но ведь говорят же, что у учителя нет шансов получить достойную должность!

Она презрительно отмахнулась и сказала:

— Учитель зарабатывает себе на вполне достойную жизнь. Не так ли?.. Тебе этого достаточно, и я прошу Аллаха послать тебе здоровье, долгой жизни и хороших знаний. Ещё твой дед говорил: «Поистине, знания дороже богатства!»

Разве не удивительно, что мнение матери было лучше, чем мнение отца?.. Но это, однако, не было мнением, это было здравое чувство, не затронутое столкновением с реальной жизнью, которая испортила мнение отца. А может её невежество в делах этого мира и защищало её чувства от порчи? Интересно, какова была ценность этих чувств — хоть они и были высокими, — если их корень был в невежестве? И повлияло ли это невежество на формирование его собственных представлений?.. Он взбунтовался против подобной логики и сказал ей в ответ, что знаком и с добром и со злом в этом мире по книгам и предпочитает добро из-за веры своей и вследствие размышлений. Эти врождённые наивные чувства могли бы согласиться с мудрым мнением, не принижая наивность перед здравой логикой. Да! Он ни на миг не усомнился в правильности и благородстве своего мнения, однако откуда ему знать, чего же он хочет? Профессия учителя не привлекает его, ведь он мечтает о том, чтобы сочинить книгу, в этом — истина. Но какую книгу? Это никогда не будет книга стихов, ведь дневник, которому он поведывал свои тайны, и где содержались стихи, относились лишь к Аиде, превратившей прозу в поэзию, а не к его поэтическому дару. Тогда книга эта будет прозой, толстым томом, равным по объёму Благородному Корану, а поля страниц будут обрамлять комментарии и толкования. Но о чём он напишет?.. Разве Коран не содержит в себе всё? Не стоит отчаиваться, в один прекрасный день он обязательно найдёт тему, а сейчас ему достаточно знать лишь объём, форму и формат книги. Разве книга не может перевернуть весь мир даже лучше, чем это делает высокая должность?! Всем учителям известен Сократ, а вот кому из них известны судьи, которые судили его?!

— Добрый вечер!..

«Не удивляйся! Так я и предполагал, так я и знал. Начало всегда таково… С давних пор и навсегда. Вот она повернулась к тебе спиной, отошла от стены к верёвке с бельём, чтобы закрепить прищепки. Разве она раньше не закрепляла их?… Да, конечно, но ты притворяешься, Мариам, и я это прекрасно понимаю. Десять лет напористости в отношениях с женщинами — это уже немалый опыт. Ясин, дай же глазам своим насладиться, взирая на неё, прежде чем опустится темнота, и она сама будет казаться лишь тенью. Она раздобрела и набрала вес, стала ещё красивее, чем в дни юности. Была словно газель, но тогда у неё не было такого полного зада. Ну ничего, это со временем… У неё осталась грациозность девицы — почётная участь. Сколько же тебе лет, умница? В твоей семье давно говорили, что ты одного возраста с Хадиджей. А сама Хадиджа считает, что ты намного старше её. Жена моего отца в последнее время утверждает, что тебе за тридцать, подтверждая это старинными воспоминаниями типа: когда я была беременна Хадиджей, ей было лет пять, и так далее. Какая, собственно, разница? Ты что, собираешься прожить с ней до старости? Уже через несколько дней она созреет и будет красивой, привлекательной, полной и пухлой. Ох, она посмотрела в сторону улицы и заметила тебя. Ты видел её глаза? — она посмотрела на тебя, словно цыплёнок. Я не уйду со своего места, красавица. Разве юноша, что стоит перед тобой, о красоте, силе и богатстве которого тебе так много известно, не лучше того самого англичанина?..»

— А приветствие в вашей семье не заслуживает ответа или хотя бы чего-то подобного?

«Она повернулась к тебе затылком снова. Но подожди… Разве она не улыбнулась? Да, и всё то, что сделало её прекрасной, также придало ей соблазнительности. Она уже улыбнулась, а ты подготовил почву для этого последнего шага, и очень даже неплохо. Без сомнений, она знает обо всех моих предыдущих шагах и манёврах. И пришло время для меня…, а также и для тебя…. К счастью для меня, ты не из тех, кто страдает от излишней стыдливости… Тот англичанин, Джулиан… Славный жеребец с крепкой спиной, что стоял перед тобой. Разве ты не слышала его ржание?»

— Неужели у вас не уважают соседей?… Я выпрашиваю у вас приветствие. Неужели я не заслужил его по полному праву?

До него донёсся приглушённый тонкий голосок — казалось, она отвернулась от него, и голос её шёл откуда-то издалека:

— Вы не заслужили его по праву… Таким способом!

Тот, кто стучал в дверь, получил ответ. Задвижка на двери была поднята перед ним. «Ты не добьёшься ласкового обращения, пока не переживёшь её гневный окрик. Будь уравновешенным…» Уравновешенность… Позаимствовав фразу из тех, что скандировали студенты-богословы, Ясин сказал: