«А вам, женщинам, разве нет?! О племянница Зубайды, помилуй меня», подумал он. «Пришла сюда после полуночи пьяная, а утром уже устала от жизни во грехе. Может она и себе говорит: если стала его второй женой проститутка, то почему бы и мне не стать третьей?! Какой же ты презренный и жалкий, Ясин. Ты забыл, какие неприятности ждут тебя снаружи? Пусть проблемы подождут, только не потеряй Занубу каким-нибудь неуместным словом, как уже потерял Мариам. Мариам?! Сейчас я искупил свой грех, Фахми». Он тихо сказал:
— Отношения между нами не должны прекратиться…
— Только ты сам можешь их прервать и возобновить…
— Мы должны часто встречаться и много чего обдумать…
— Что до меня, то мне нет никакой нужды снова думать!
— Или я смогу убедить тебя в собственной правоте, или ты убедишь меня в своей…
— Я никогда не соглашусь с твоим мнением…
Она вышла из комнаты, пряча от него улыбку, а он следил удивлённым взглядом за её слегка искривлённой спиной. Всё казалось ему странным. Но где же Мариам? Она в любом случае сама по себе, а вот его душе не отведать покоя и мира. Завтра же его будут допрашивать в Байн аль-Касрайн, а послезавтра уже в шариатском суде. Но в последние дни их жизнь была постоянной борьбой. Она даже сказала ему без обиняков: «Я ненавижу тебя и ненавижу жить с тобой».
«Я не создан для того, чтобы преуспеть в браке. Значит, и у деда моего была такая же жизнь? Как говорят, я больше всех в семье на него похож. Но несмотря на всё это, эта сумасшедшая хочет выйти за меня…»
28
Солнце возвещало о закате, когда господин Ахмад Абд Аль-Джавад пересёк деревянный мост, ведущий в плавучий дом. Он позволил в звонок, и через некоторое время ему открыла дверь Зануба в белом полупрозрачном платье, проявляющем все её красоты. Увидев его, она воскликнула:
— Добро пожаловать… Добро пожаловать. Скажи, чем ты был занят вчера? — и она засмеялась. — Представляю себе: ты пришёл, звонил в звонок без всякого результата, постоял некоторое время, а потом ушёл…, - тут она снова засмеялась, — и наверняка, у тебя самые ужасные подозрения. Скажи, что ты делал?
Несмотря на элегантный внешний вид и приятные духи, которыми он надушился, лицо его было мрачным, а в зрачках неподвижных глаз отражалось недовольство. Он спросил:
— Где ты была вчера?
Она прошла первая в гостиную, и он последовал за ней до середины комнаты, там где располагались два открытых окна, выходящих на Нил, однако не сел. Она же уселась на стул меж двух окон и приняла спокойный, уверенный вид. С улыбкой сказала:
— Я выходила вчера — насколько тебе известно — за покупками. По дороге я встретила Ясмину-певицу, и она пригласила меня к себе домой. Там она отказывалась отпустить меня, и приставала ко мне до тех пор, пока не вынудила переночевать у неё. Я не виделась с ней ещё с того времени, как переехала в плавучий дом. Если бы ты только слышал её: она заявила о моей неверности и всё расспрашивала о секрете того мужчины, который заставил меня забыть о родственниках и соседях!
Говорит ли она правду или лжёт? Неужели он без причины пережил всю ту боль вчера и сегодня по праву? А ведь он не зарабатывал и не тратил просто так, без причины, ни одного гроша. Так как же он выстрадал всю ту ужасную боль вообще ни за что?! Как хитёр этот мир… Он готов был сейчас целовать землю под её ногами, если эта чертовка говорит правду. Ему необходимо было выяснить, не врёт ли она, даже если он потеряет остаток своей жизни. Пришло ли время ему образумиться?… Но не надо спешить…
— Когда ты вернулась в плавучий дом?
Она подняла ногу до самого стула и начала разглядывать светло-розовый башмачок и свои пальцы, окрашенные хной, затем ответила:
— Почему бы тебе сначала не присесть и не снять феску, чтобы я видела пробор в твоих волосах? Господин мой, я вернулась на рассвете…
— Лжёшь!
Это слово сорвалось с его губ, словно пуля, настолько он был переполнен злостью и отчаянием. Прежде чем она успела открыть рот, он яростно продолжил:
— Ты лжёшь! Ты не возвращалась ни на рассвете, ни после полудня. Я приходил сюда днём два раза и не застал тебя…
Она немного нахмурилась, а затем тоном и капитуляции и досады одновременно произнесла:
— На самом деле я вернулась незадолго до наступления вечера, примерно час назад. Меня ничто не подталкивало придумывать вымышленную историю, если бы я не заметила в твоих глазах беспричинное недовольство, которое я хотела развеять. Правда в том, что Ясмина утром настояла, чтобы я отправилась с ней на рынок, и когда узнала, что я бросила тётку, предложила мне присоединиться к её ансамблю, чтобы я могла иногда заменять её на некоторых свадьбах, и я, естественно, не согласилась, потому что знала, что ты будешь недоволен тем, что я допоздна провожу время с музыкантами. Я имею в виду, что я оставалась с ней, зная, что ты не придёшь сюда до девяти вечера. Вот и всё. А теперь сядь и благослови нашего Пророка…
«Выдуманная или правдивая история? А если бы твои друзья узнали о том, что ты оказался в подобном положении? До чего же поиздевалась над тобой судьба! Но я бы простил и в два раза больше ради капли покоя. Ты сам выпрашиваешь себе покоя, тогда как раньше тебе никогда не приходилось просить. Вот так ты сам унизил себя в присутствии этой лютнистки. Ей когда-то поручали прислуживать тебе, подавать фрукты на вечеринках, а потом вежливо и молча удаляться. Но либо покой, либо гори всё адским пламенем!»
— Ясмина-певица не живёт в Тридевятом царстве. Я спрошу её о том, правду ли ты рассказала мне…
Сделав пренебрежительную и недовольную отмашку, она сказала:
— Спрашивай её обо всём, что хочешь…
Его истощённые и возбуждённые до предела нервы ни с того, ни с сего одержали над ним верх, и он упрямо заявил:
— Я спрошу её сегодня же вечером. Я пойду к ней сейчас… Я удовлетворил все твои запросы и ты должна полностью уважать мои права…
К ней перешла его ярость, и она резко сказала:
— Не так быстро. Не бросай мне в лицо обвинение. До сих пор я была кротка и мягка с тобой, но всему есть предел. Я человек из плоти и крови. Открой глаза и молись Мухаммаду, отцу Фатимы!..
Он в замешательстве спросил:
— Ты обращаешься ко мне таким тоном?!
— Да, раз ты сам обращаешься таким тоном ко мне!
Он крепче схватился за рукоятку своей трости и закричал:
— Я получил это по заслугам, ведь никто иной, как я вывел тебя в люди и сделал дамой, и уготовил тебе такую жизнь, что позавидует сама Зубайда..!
Его слова превратили её в грозную львицу. Она зарычала:
— Аллах сделал меня дамой, а не ты. Я согласилась на такую жизнь только после твоей слёзной мольбы. Ты это забыл?! Я не пленница и не раба тебе, чтобы устраивать мне полицейский участок и допрос! Что ты вообще думаешь обо мне? Ты что, купил меня на свои деньги? Если тебя не устраивает, как я живу, то пусть каждый из нас идёт своим путём…
«О Господь небес и земли! Неужели вот так кокетливые ноготки превращаются в когти? Если сомневаешься по поводу прошлой ночи, то спроси обо всём у этого бесстыдного тона. Ты страдаешь от неё, как от рук Нимрода[70], так проглоти всю чашу боли до дна, испей унижение, пока не будет достаточно. А что ты ответишь сейчас? Закричи ей в лицо так громко, насколько сможешь: „Возвращайся на улицу, где я подобрал тебя!“ Кричи, да, кричи. Что тебя останавливает?! Да проклянёт Аллах всё, что мешает тебе! Измена сердца в тысячу раз хуже любой другой измены. Вот оно — унижение сердец, о котором ты слышал и над которым насмехался. До чего же я ненавижу своё сердце за то, что оно любит её…»
— Ты бросишь меня?!
Она ответила ему с тем же гневным вызовом:
— Если смысл жизни в том, что ты будешь меня удерживать здесь как рабыню и засыпать меня обвинениями всякий раз, как тебе взбредёт в голову, то лучше будет и тебе и мне закончить это…
Она отвернула от него лицо, а он изучающе смотрел на её щёку и шею с неестественным спокойствием, больше напоминавшим замешательство.
