Дверь в комнату открылась, и оттуда вышла Умм Ханафи. Из-за двери, прежде чем она вновь закрылась, до Камаля донёсся плач матери, и он понял, что она выполнила свой последний долг перед отцом и вовсю отдалась слезам. Умм Ханафи подошла к Аише и твёрдо сказала:

— Хватит плакать, госпожа…

Затем она обратилась к Камалю:

— Уже занялся рассвет, господин. Поспите хотя бы немного, ведь у вас впереди тяжёлый день завтра…

Затем больше не в силах говорить, она заплакала и вышла из комнаты, обронив на ходу сквозь всхлипывания:

— Я отправляюсь в Суккарийю и в Каср аш-Шаук, чтобы объявить эту чёрную новость!..

В дом поспешно прибыл Ясин, за ним Зануба и Ридван. Затем тишину улицы нарушил голос Хадиджи, с приходом которой в доме загорелся настоящий огонь эмоций: воедино слились вопли, рыдания, плач. Мужчины не могли показывать свои слёзы перед женщинами на первом этаже и потому поднялись в библиотеку, где молча уселись с мрачным видом. Наконец Ибрахим Шаукат сказал:

— Нет силы и могущества, кроме как у Аллаха. Воздушный налёт стал концом для него. Да смилостивится над ним Аллах. Он был таким человеком, каких мало…

Ясин не смог сдержаться и заплакал. Тут и у Камаля потекли слёзы. Ибрахим Шаукат продолжил:

— Засвидетельствуйте, что Бог един. Отец покинул вас, когда вы стали зрелыми мужчинами…

Ридван, Абдуль Муним и Ахмад смотрели на плачущих скорбно, угрюмо с некоторым удивлением. Слёзы обоих братьев вскоре высохли и они замолчали. Ибрахим Шаукат сказал:

— Скоро утро. Подумаем о том, что нужно сделать…

Ясин печально и односложно ответил:

— Тут нет ничего нового для нас, мы уже много раз проходили через это…

Ибрахим Шаукат заметил:

— Похороны должны быть достойными его статуса…

Ясин подтвердил:

— Это самое меньшее, что нужно сделать!

Тогда заговорил Ридван:

— Улица перед домом слишком узкая, чтобы там поместились траурные шатры, лучше поставить их на площади Дома Судьи…

— Однако обычно шатры помещают перед домом покойного!..

Ридван сказал:

— Здесь место не такое уж важное, да и потом там шатры посетят министры, депутаты и сенаторы!

Присутствующие поняли, что он намекает на своих знакомых, и Ясин, не придавая этому значения, ответил:

— Значит, поставим их там…

Ахмад задумался о том, какую роль поручат ему, и сказал:

— Мы не сможем опубликовать траурное объявление в утренних газетах…

Камаль сказал:

— Вечерние газеты выйдут примерно в три часа по полудни, давайте проведём похороны в пять часов…

— Давайте. Кладбище в любом случае недалеко…

Во время разговора Камалю пришли на ум странные мысли: ещё сегодня в пять часов отец слушал в постели радио, зато что будет в то же время завтра…! Он будь рядом с Фахми и двумя маленькими детьми Ясина. И что осталось от Фахми? Жизнь не ослабила старинного желания Камаля заглянуть в могилу. Интересно, действительно ли хотел его отец сказать что-то в последнюю минуту, как он представлял себе? Что он хотел сказать?

Ясин повернулся к нему и спросил:

— Ты присутствовал в то время, когда он умер?

— Да. Это случилось сразу после вашего ухода.

— Он мучился?

— Я не знаю. Да и кто знает, брат? Но это длилось не более пяти минут…

Ясин глубоко вздохнул и спросил:

— И он ничего не сказал?

— Нет. Вероятно, был просто не в состоянии говорить…

— И не произнёс свидетельство единобожия?

Опустив глаза, чтобы скрыть своё волнение, Камаль ответил:

— Моя мать сделала это за него…

— Да смилостивится над ним Аллах…

— Амин…

Нависла недолгая пауза, пока Ридван не нарушил молчание:

— Траурный шатёр должен быть большим, чтобы вместить всех провожающих…

Ясин заметил:

— Конечно, у нас много друзей…, - затем он посмотрел на Абдуль Мунима… — И есть ещё отделение «Братьев-мусульман»!..

Он тяжело вздохнул:

— Если бы его друзья были живы, то несли бы траурные носилки на своих плечах!..

Похороны прошли так, как они и намечали. Больше всего присутствовало друзей Абдуль Мунима, зато друзья Ридвана были самого высокого ранга. Некоторые из них привлекали внимание тем, что были известными личностями: их знали читатели газет и журналов. Ридван был так горд этим, что гордость почти затмевала его скорбь. С «соседом всей жизни» пришли проститься жители квартала, даже те, кому не довелось познакомиться с ним лично. Не провожали покойного разве что его друзья, которые отправились на тот свет раньше него. У ворот Баб Ан-Наср по пути на кладбище появился шейх Мутавалли Абдуссамад: шатаясь от старости, он поднял голову и поглядел на траурные носилки, прищурил глаза и спросил:

— Кто это?

Один из жителей квартала ответил:

— Покойный господин Ахмад Абд Аль-Джавад!

Лицо шейха затряслось влево-вправо, и выражение замешательства проступило в его чертах. Вдруг он спросил снова:

— Откуда он?..

Печально качнув головой, тот же человек ответил:

— Из этого квартала. Как это вы не знаете его?! Разве вы не знаете господина Ахмада Абд Аль-Джавада?!..

Однако шейх, кажется, уже ничего и никого не помнил. Он бросил последний взгляд на траурную процессию и продолжил свой путь…

«Теперь, когда моего хозяина больше нет здесь, это уже нет тот дом, в котором я прожила больше пятидесяти лет. Все вокруг меня плачут. Хадиджа не покидает меня: она моё сердце, полное скорби и воспоминаний, моя дочь, моя сестра и даже иногда моя мать. Большую часть времени я плачу украдкой, когда остаюсь одна, ведь я должна приободрить их, пробудить забвение. Мне нелегко, когда они скорбят или — да не приведи такого Аллах — терзаются от горя. Когда я остаюсь одна, то единственным моим утешением становится плач. Я плачу до тех пор, пока слёзы не высохнут сами, и говорю Умм Ханафи, если она тихонько нарушает моё слезливое уединение, чтобы оставила мои дела мне, да помилует её Аллах. Она отвечает: „Как же я оставлю вас в таком состоянии?.. Я знаю, в каком вы состоянии… Тем не менее, вы верующая женщина, даже больше того — госпожа всех верующих женщин, у вас мы учимся утешению и смирению тому, что послал нам Аллах…“ Красивые слова, Умм Ханафи, но как скорбящему сердцу понять смысл их? Меня больше ничто в этом мире не держит, нет больше забот, и каждый час ежедневно связан с каким-нибудь воспоминанием о моём господине… Я не знала иного в жизни, ведь он был стержнем моей жизни, которая вертелась вокруг него. Как я могу жить дальше, если у меня не осталось и тени его? Я сама была первой, предложившей изменить вид той дорогой комнаты… Что я могла сделать? Они по-прежнему будут глядеть на пустое место, всякий раз как придут сюда, и опять разразятся рыданиями. Мой господин заслуживает того, чтобы по нему плакали и лили слёзы. Но я не могу перенести их слёз и боюсь за их нежные сердца, и утешаю их так же, как меня саму утешает Умм Ханафи, и прошу их смириться перед решением Аллаха. Вот почему я освободила эту комнату от старой мебели и перебралась в комнату Аиши. Чтобы эта комната не выглядела покинутой и одичалой, я перенесла туда мебель из гостиной, чтобы пить там кофе, когда мы собираемся вокруг жаровни и долго беседуем, перемежая разговоры слезами. Ничто нас так не занимает, как посещение кладбища. Тогда я лично занимаюсь приготовлением благотворительного угощения для нищих. Может быть, это единственная моя задача, которую я не уступлю Умм Ханафи, как уступила ей всё остальное. Эта дорогая мне, верная женщина заслуженно стала частью нашей семьи. Мы вместе готовим это благотворительное угощение, вместе плачем, и также вместе вспоминаем прекрасное прошлое. Она постоянно рядом со мной, помогает своим духом и памятью. Вчера у нас зашёл разговор о ночах Рамадана, и она принялась говорить о том, что делал мой господин во время Рамадана: о том, как просыпался утром и до самого возвращения к нам был дома для принятия пищи до рассвета. Я же в свою очередь, упомянула о том, как бежала к машрабийе, чтобы разглядеть экипаж, привозивший его домой, и услышать голоса и смех пассажиров — тех самых, что друг за другом отправились на тот свет и предстали пред милосердным Господом, унося за собой прекрасные дни молодости и здоровья. Дай Господи детям долгой жизни и наполни их глаза радостью. Этим утром я видела нашу кошку, что нюхала землю под кроватью, где она кормила своих дорогих котят, которых я раздала соседям, и её грустный сбитый с толку вид надорвал мне сердце, и я закричала из глубины души: „Да наделит тебя Аллах терпением, Аиша!..“