“Лёгкий порыв
Кожу ласкает,
Зелено море.”
* * *
Настало время двигаться обратно, и тут я понял, что дедуля с учеником пришли к этому холму пешком, а Дзин, между прочим, разменял уже шестой десяток, вот даже при гостях засыпает! На мой пассаж он ответил кратким: “Старым мышцам нужен тонус”, – и мы наконец-то ушли.
После песни Вэньмина старику страх как захотелось хурмы, и только завидев придорожную харчевню, рядом с которой росло вожделенное дерево, он бросил в китайца многозначительным взглядом, а сам двинулся к ветхому домишке, “на привал”. Так называемую гостиницу держала пожилая пара, они вместе дольше чем наш Дзинпачи живёт – недурное достижение. Они нас радушно встретили, женщина сделала пару комплиментов и предложила горячий обед; для неё в новинку, что аристократ не обходит их заведение стороной, да что уж там, меня это тоже в какой-то степени удивило.
– В детстве я радовался когда ел хурму, наверное из-за того, что ел я её крайне редко. Верно говорят: “Хорошего – понемногу”, – задумался, и добавил: – А то оно перестаёт быть хорошим.
– Идиотские у тебя мысли, Дзин. Стареешь.
– Если постоянно радоваться – надоест, – старик меня игнорирует, – Страдание привычнее человеческой душе, оно, как ни крути, главная причина и стимул к развитию: не хочется ведь продолжать страдать, а значит – надо что-то делать. А когда страдания прекращаются – приходит просветление.
– Ладно.
– Ой, видно я заговорился. Извини.
– Ты лучше бы снова уснул, а не впадал в бред.
– И за мои паршивые манеры тоже прошу прощения... Под старость начал позорить имя Фудзивары.
– ... – ох, я бы ему наговорил тут гадкой правды, но не выдержит же пожилое сердце.
– Куда запропастился Вэньмин? – задумчиво глядя на террасу, спросил Дзин.
– Может, додумался сбежать?
– Ха-ха! Никогда, – какая-то гадко-серьёзная тишина; внимание “мастера” привлекла пара журавлей, прилетевших поклевать угощение местной хозяйки – длинными клювами те ловко закидывали в себя зёрнышка, отвлекаясь только чтобы загадочно кинуть глазами вдаль; последнюю порцию трапезы горделивый самец уступил своей спутнице, а Дзин, мечтательно улыбнувшись, прокомментировал: – Думается мне, Рёко, у животных самая искренняя любовь.
– Думаешь они могут испытывать чувства?
– Почему-то я уверен в этом.
– А я не...
– Они же как воплощение красоты нашей природы, – не дал мне ответить, – Куда там “нашей” – их природы. Чувства у этих малышей самые искренние.
– А эти двое чем тебе не журавли? – немного раздражённо ответил я, кивнув в сторону хозяев харчевни.
– Прелестные люди.
Словно с картины художника слезли – сидели почти вплотную друг к другу и глядели то ли на нас, то ли в пустоту (я склоняюсь ко второму); старушка мило улыбалась, а её муж не подавал никаких признаков жизни кроме редкого, хриплого дыхания – пожилого хозяина буквально облепили мухи.
– Что для вас любовь, господин? – спросил Дзин у старца.
– ...
– Господин?
– ... – упорно молчит.
– Господин?...
– Ах, извините! – спохватилась хозяйка, – Он плохо слышит, – и, вытянув голову к уху мужа, почти прокричала: – К тебе гости обращаются!
– А? – он недоумённо уставился на старушку, – Что, прости?
– Гости! Вопрос! Задают!
– Ох... Какой вопрос?
– Что!.. Для тебя!.. Любовь?!
– Любовь, – старик поводил взглядом по комнате, – Любовь... Это тяга к человеку, к её взгляду, к её манерам... Есть много важных аспектов любви...
– Как по мне: любовь – морок, и ничего больше, – вклинился я, – Выдумка людей для людей.
– Кого же ты потерял, Рёко? – внимательно выслушав хозяина и переведя взгляд на меня, спросил Дзинпачи, – Или мне уточнить – как её звали? – лёгкая улыбка.
– Никак.
– Очередной секрет...
Ситуацию спас Вэньмин с охапкой фруктов в руках.
– У вас всё хорошо? – протерев хурму и протянув её Дзину, спросил китаец.
– Всё замечательно... А для тебя, Вэньмин, что такое любовь?– Чувство над чувствами, – выдержав короткую паузу, пространно ответил парень.
– Ты как всегда лаконичен... – Фудзивара, разделив хурму пополам, протянул половину мне, а во вторую смачно впился остатками зубов, – Угощайся, друг.
* * *
Вельможи Киото называют жилище Дзинпачи “усадьбой камелий”, и неспроста: весь двор особняка был буквально устлан цветами жёлтоватого оттенка; кусты не отказывали себе в наглости перерастать стены поместья, радуя глаз проходящих мимо путников. Те же аристократы, к слову, любили и по сквернословить о нашем Фудзиваре, мол: “Человек посвятил всю жизнь разным искусствам, но так и не стал хорош хотя бы в одном из них”. Трудно не согласиться. Гончарное дело, живопись, чайные церемонии, каллиграфия, следовательно – поэзия и многое-многое другое на своём веку перепробовал Дзин, но высот ни в чём из перечисленного не достиг – всегда находился хотя бы один ушлый “мастер”, превосходящий славу старика. Но Фудзивара хорош тем, что напрочь игнорировал слухи – его мало заботили злые языки, которые, подобно хлыстам, облизывали спину. За такое человека можно уважать.
Мы прибыли в Киото.
Так уж мне нравиться гостить у высшего класса, что не задержаться здесь хотя бы на денёк я не мог. Тут тебя холят и лелеют больше чем дома: одежду свежую попадут, накормят, напоят, развлечения предложат...
Сказка же!
– Я бы сыграл с тобой партию в сёги, – заявил хозяин поместья, после того, как мы распили чай в гостевом павильоне.
– Не люблю я их... Нудные правила, да и ты меня постоянно выигрываешь – практики больше.
– Думал, что тебе, как воину, больше нравятся именно они, – задумчиво почесав подбородок, пробубнил Дзин, – Всё-таки доска в сёги – поле брани, со стрелами, генералами, конями и колесницами. Игра для самураев, в общем.
– Тюфу, сравнил, называется: я и “самураи”...
– Не хотел тебя обидеть. Кхм. Может тогда в го?
– Это уже получше.
– ... – Фудзивара махнул рукой слугам, дабы те принесли доску для игры, пока Вэньмин принялся возжигать благовония – вынув из футляра хрупкую палочку, он приложил её кончиком к свече и огонь обнял благовоние, высвободив поначалу сладковатый, а следом глубокий аромат, всего пара минут – и комната наполнена им; проводив китайца за сёдзи, Дзин продолжил: – Го куда более мирная. Схожа на рынок, где нет деления на “пехотинцев” и “генералов”, тут ты равными фигурами пытаешься захватить как можно больше территории... Занятно.
– Главное, что проста в освоении – бери да ставь камни, а там уже выкручивайся и полагайся на интуицию.
– Ты меня явно за нос водишь, Рёко, – с тихой уверенностью, отсёк он, – Хочешь создать впечатление раздолбая, не думающего о ходах наперёд, но я то знаю, что господин Бренный Скиталец начинает плести свои интриги ещё до начала игры.
– Ладно-ладно, – невинно помахал руками, – Раскусил, дедуля.
Поднесли тяжёлую деревянную доску и два горшочка с белыми и чёрными камнями внутри.
– Начнём? – улыбнулся я.
– Хорошей игры, – кивнул Фудзивара.
В го чёрные ходят первыми, получая от этого заметное преимущество на доске; дабы уравнять шансы игроков была придумана компенсация – коми, которая равняется шести с половиной очкам, добавляемым в конце игры белым.
Дзин достал из горшочка горсть белых камней и прикрыл их ладонью, а я, немного подумав, вынул два чёрных. Хитро улыбнувшись, дедуля положил взятую кучу на доску и пересчитал их количество:
– Чёт! – вырвалось у меня, – Угадал!
Произошла жеребьевка – нигири.
Задачей Дзинпачи было взять случайное количество белых камней, а моей – угадать: чёт или нечёт, выбрав либо один либо два чёрных. Я угадал и буду играть чёрными.
Приступили к партии.