Зашелестели кусты – кто-то идёт. Не демон. Человек. Скорее всего юноша, если судить по размеренному шагу и банальной интуиции – девушка не станет бродить по лесу ночью.

– Где же они могут быть? – голос парня. Говорит на китайском как на родном – таких не часто встретишь, – Мастер будет злиться на меня... – грустно выдохнул тот.

– Не это ли ищешь? – вынырнул ему на встречу я.

– ... – стриженный под плечи мальчишка испугался – страхом прямо завоняло, но виду он не подал, – Это, – попытался ответить твёрдо, – Верните, будьте добры, – осторожно продолжил на ломанном японском.

– Верну, понятное дело, зачем мне они, – мы сблизились и я сумел рассмотреть его ханьфу – то же кимоно, только китайское, – Откуда они у тебя? – спросил, протягивая чётки.

– Подарок мастера, – он ответил сухо, рассматривая оберег на предмет повреждений.

– “Мастер” сам их сделал?

– Да.

– Хм... Значит, ты ученик Дзин-чана? – проскользил оценивающим взглядом.

– Попрошу больше уважения к мастеру, – а парниша смелый в общении с незнакомцами, да ещё и на чужой земле! Может, я сейчас не наилучшим образом выгляжу, но ему тоже не помешало бы поубавить наглости.

– Я знаю того старого прохвоста больше чем ты, малыш, живёшь.

– Как я могу верить бродяге, спящему в лесу на кучке еловых веток? – бросив небрежный взгляд к моему "ночлегу", спросил китаец.

– Пошли к Дзинпачи, он меня сразу узнает.

– ... – китаец замялся.

– Или ты только выдаешь себя за ученика Фудзивары?

– Нет, как бы это сказать...

– Говори как есть.

– Я потерялся.

Ухмылку сдержать невозможно.

– Ох уж эти суровые японские дебри: шаг влево – потерялся, шаг вправо – сожрали ёкаи!

– ... – мальчик шутки не оценил, – Пора бы представиться: меня зовут Вэньмин, – поклонился.

– Рейкон-но Рёко.

– ... – он аж содрогнулся, боясь поднять голову обратно, – Тот самый?...

– Мгм-м-м.

– Не верю. Вы не подходите под описание.

Вот тебе и популярность. Уже под собственное описание не подхожу… Есть у меня одна мысля почему так получается – церемонии сошествия, а если уточнять: их непостоянство. Выходит так, что ежегодные пляски с веером проходят только там, где в предыдущем году была засуха, а в остальные места я не суюсь. Так и получается: фигура "Странника" где-то миф, идол, которому надо вознести молитву ради меча, а где-то постоянный гость.

– В любом случае, я не собираюсь тебе что-либо доказывать, Вэнь-кун, – поймав раздражённый взгляд, продолжил: – И где ты виделся с Фудзиварой в последний раз?

– То был холм с видом на замок Фусими...

– Он же Момояма, он же отжат Мицунари по доброй дружбе с Хидэёси... Хе-хе!

– ...

– Ты пока не очень в политику, да?

– ... – Вэньмин явно пожалел, что взял меня в свою компанию.

– Значит, мы не настолько далеко от людей... Это хорошо! Я тебя проведу.

– Вы точно знаете куда?

– Не отставай!

* * *

Китаец был до боли раздосадован, когда понял, что “холмов с видом на замок Фусими” несколько, и сильно устал, проверяя каждый из них. Нужный мы нашли только с третьей попытки, уже под рассвет.

– Кого ты привёл, Вэньмин? – спокойно начал Дзинпачи.

– Твоё восковое лицо не изменилось со времён нашей последней встречи.

– Некому зажечь огонь свечи, Рёко-чан! Ха-ха! – мягко рассмеялся дедуля.

– Я же здесь не просто так!

В ответ он приподнялся и подошёл ко мне с дружественными объятиями и приглашением разделить с ним чашечку чая. Фудзивара обладал неторопливыми манерами и напоминал фарфоровую статуэтку аристократа из Киото – одним словом, образ у него фактурный.

– Мой ты милейший ученик, Вэньмин! – расплываясь в добродушной улыбке, Дзинпачи наклонился к мальчику, – Какого прелестного гостя нам привёл!

– ... – на лице китайца читалось: “Я же не специально...”, – Всё для вас, господин.

– Какими судьбами ты в здешних лесах, Рёко?

– Да вот, к Киото иду, – наблюдая за тем, с какой грацией Вэньмин подливал в наши пиалы чай, ответил я, – Мне нужен городской архив.

– Хм-м-м, – старик почесал подбородок, – Позволишь спросить зачем?

– Есть одно важное дельце...

– Понял, секрет.

– ... – улыбнулся, – А тебя что вывело за стены города?

– Желание выпить чаю, наблюдая за несокрушимостью замка Фусими.

– Ну, тут бы я поспорил...

– За несокрушимой красотой замка Фусими! – уточнил Дзинпачи, устремляя взгляд к Момояме, – За тебя, твердыня, – он уважительно приподнял пиалу.

Донёсся запах свежескошенной травы.

Вдалеке, по колени в рисовом поле, трудился старенький крестьянин; жваво взмахивая кусаригамой и напевая песню, что-то вроде: “О-ох, летом рис косится, О-ох, и хорош будет рис зимой”. Наверное, ему большего для счастья и не надо.

Кроме песни меня сразу привлёк мягкий аромат скошенной травы: от него даже чай ощущался совсем по другому – словно отвар заиграл нотками свежей росы.

Маття сложна в приготовлении – ещё за несколько недель до сбора листьёв её закрывают от прожорливых лучей, придавая тёмный цвет и сладкий, я бы сказал задорный, вкус; затем листья очищаются от прожилок со стеблями и тщательно, очень тщательно, перемалывают в ярко-зелёный порошок.

Когда, кроме вкуса, и запах напитка обогащается летней свежестью – тут остается только наслаждаться: теплом, наполняющим тело от плеч к тазу; бодрящим ароматом, словно приглашающим прогуляться по склонам чайных полей и вдохнуть тот же морской бриз, под которым созревали листья...

Пригубишь отвар – встретишься с нежным послевкусием на губах, вдохновением на много свершений вперёд...

Ладно.

Замечтался.

– Не хочешь рассказать о нём? – я кивнул в сторону Вэньмина.

– Один китайский торговец проигрался мне в карты и предложил расплатиться за долги своим сыном.

– А ты, старый нелюд, согласился?

– Ха-ха! Он же сам предложил!

– Вэньмин-куна никто не спрашивал, правда? – с долей издёвки я бросил взгляд к парнишке, покорно опустившему голову.

– ... – вопрос был проигнорировал, – А ну-ка спой нам что-то! – кинул Дзин в сторону ученика, – Ох, у него так хорошо народные песни выходят! – наклонился уже ко мне.

Прочистив горло и вынув из чехла поношенного вида сямисэн, Вэньмин принял формальную позу, выпрямив спину, после чего начал слегка подёргивать струны, с неприятным хрустом подкручивая колки – настраивание инструмента тоже часть выступления. Наконец пошёл хрипловато-бархатный вокал:

“Когда Шинтаро-сан с горы

Спускается вниз, в город,

Молю, осветите дорогу повсюду,

Тысячами золотых фонарей,

Так он красив, так галантен,

Да, такой привлекательный мужчина!

Когда Шинтаро-сан с горы

Возвращается домой из города,

Разлей воду – сделай дорогу скользкой

(Чтобы задержать его любыми способами),

Так он красив, так галантен,

Да, такой привлекательный мужчина!

Шинтаро-сан с горы

Подобен праведным и спелым

Хурмам на высоком дереве;

Твоя палка никогда не достанет их,

Забраться на дерево ты не сможешь,

Так он красив, так галантен,

Да, такой привлекательный мужчина!”

– Так он красив, так галантен... – опёршись на трость, Дзинпачи начал сонливо шатать головой, уставившись на гуляющую по ветру траву – она только сильнее укачивала, – Да, такой привлекательный мужчина... – тихо захрапел.

Вэньмин поднялся, и, срубив несколько веток, воткнул их в землю, создавая приятную тень для своего мастера.

– Прошу простить господина, – поклон в мою сторону.

– Всё хорошо. Можешь отдохнуть, я тоже подремаю, – закинув руки за голову, лёг на траву и вскоре погрузился в сон.