— Я подумаю, — не отказал прямо князь.

— Ваше высочество, срочный запрос из Управления расследований. — В кабинет, постучав, просунул голову секретарь.

— Батюшка опять недомогает? — спросил принц со вздохом и махнул рукой. — Давай уже.

Снял магическую защиту, вскрыл пакет, просмотрел послание, присвистнул:

— Надо же. Кого-то из отступников взяли. Хм, а вот это уже интересно. Дарье, — поднял голову, — нам срочно надо в тюрьму. Как раз успеем на заседание.

Бесцветный голос громко и четко зачитывал разрешение на ментальный допрос, результат которого и будет являться доказательством вины.

— Тать-Ана Корбаль, подозреваемая в сговоре с отступниками, в получении от них крупной денежной суммы серебром и золотом, в участии в ритуале по оживлению отступника Шаркея, а также в сохранении жизнедеятельности стражей Убивающей Плети и Ломающего Хлыста, признается виновной в сокрытии своих преступлении и отсутствии раскаяния. Суд считает нужным проведение глубокого ментального допроса.

То есть подозреваюсь я во многом, а виновна в первую очередь в молчании. Так меня и не спрашивал никто больше. Никаких допросов. Никаких «чистосердечное признание смягчает вину» и пустой лист на стол. Приволокли после обеда в зал со скованными руками и ногами, поставили на колени — для устрашения, наверное, вот и все правосудие.

Народу в зале было немного: человек пять в серых мундирах стражей, еще пара в гражданском, моя охрана в количестве шести человек, да белой вороной — молоденький рыцарь в плаще.

И это процесс над отступницей? Прям неуважение какое-то.

Я стряхнула лезущие на глаза короткие пряди. Облик вернулся, а вот волосы веревка кромсала мои собственные — проще ей так, наверное, было. Так что вид у меня был далек от совершенства: то ли больная, то ли закоренелая преступница.

В голове шумело, стоять на коленях было трудно, тело выкручивало от слабости, перед глазами плыло, лица сливались в одно мутное пятно, только капитан и выделялся своей активностью. Впрочем, улики против меня были столь серьезными, что и без его активности меня вряд ли бы оправдали.

После перечисления моих прегрешений повисла напряженная пауза. Народ заволновался.

— Пришло разрешение из дворца?

— Еще нет. Утром отправили, до сих пор ждем.

Капитан выругался, ему любая проволочка была поперек горла.

— Начинайте, под мою ответственность, — принял он решение, перечеркивая мой шанс на жизнь. Впрочем, какой там шанс? Вряд ли во дворце решат меня помиловать.

— Но...

Я повернула голову — белый растерянно комкал край плаща, явно не зная, как ему поступить.

— Не положено без разрешения, — еле слышно возразил он.

Капитан шагнул ближе, навис над парнем, давя своим авторитетом — рыцарь аж ниже ростом стал.

— Ты стражей на ее запястье видел? Что тебе еще надо? Чтобы она Шаркея сюда привела?

Парень побледнел, замотал головой. Мне даже его жалко стало. Капитан прав — чего тянуть? Раньше начнем, быстрее закончим. У меня уже колени ноют, и хочется одного — лечь и закрыть глаза.

— Давай загляни ей в голову и сам убедишься, что она тварь.

Тварь — это было грубо.

А белые, оказываются, кроме целительства имеют и вторую специализацию — менталистика. Занятно. Впрочем, очень скоро мне будут безразличны белые, синие и остальные цветные товарищи. Внутри жила стопроцентная уверенность, что допрос я не переживу.

— Под вашу ответственность, капитан, — предупредил рыцарь. В поле моего зрения возникли белый плащ с длинной туникой, перехваченной широким поясом, высокие блестящие сапоги.

— Прости, — парень наклонился, пальцы легонько прошлись по волосам. — Красивая, — вздохнул он, — даже жаль убивать.

Я? Красивая? У него что, женщин не было? Я сутки в тюрьме, до этого дней десять валялась у подземников с пробитой башкой. Ни одного крема или маски не было потрачено за последние две недели на это лицо, молчу про шампунь и бальзам для волос.

Во мне шевельнулась надежда: что если расскажу белому — он кажется вменяемым парнем — может, мне поверят?

— Начинай уже.

Капитан грубо рванул сзади за волосы, заставляя меня зашипеть от боли и запрокинуть голову.

— В глаза ему, тварь, смотреть.

Я сморгнула выступившие слезы. Нет, глупая идея, мне даже слова сказать не дадут.

— Прости. — Грубые подушечки пальцев прошлись по моим щекам, вытирая слезы, прохладные пальцы легли на виски, сдавили, и взгляд менталиста поймал мой, сковал незримой силой, подавляя сопротивление.

Я настолько устала, что готова была сдаться и пустить в голову кого угодно, тем более что мои воспоминания помогут оправдать Тыгдлар, но мозг помнил боль от первого ментального допроса и не хотел повторения. Давление усиливалось, я сопротивлялась, не желая проваливаться в черные глаза парня.

— И с каких пор Управление самостоятельно принимает решение о ментальном допросе? — недобро осведомился кто-то невидимый мне.

Белый вздрогнул. Капитан за моей спиной тихо выругался, отпустил волосы, пальцы с висков тоже пропали, как и ментальное давление. Я вздохнула, закашлялась — кажется, все это время я не дышала, и теперь воздуха оказалось слишком много, но каким же сладким он был!

— Ваше высочество, дело было очевидным: золото отступников в тайнике, стражи на запястье, отсутствие документов и недавнее появление в Городе. — Капитан не растерял своей уверенности. Он даже отходить не стал, рассчитывая продолжить допрос.

— А я вот считаю, улик недостаточно для вынесения смертного приговора.

Я моргнула, не веря своим ушам. Посмотрела в удивлении на менталиста, тот вернул мне такой же ошалелый взгляд.

Занятные у них тут принцы водятся, и логика у них... не менее занятная.

— Мне не надо напоминать вам, капитан, что ментальный допрос приводит к смерти, даже если подозреваемый невиновен? Именно поэтому решение о каждом таком случае принимает корона. Или вы желаете лично стать правосудием в Городе?

Вокруг меня образовалось свободное пространство. Народ интуитивно почувствовал, что власть не в восторге от самоуправства капитана.

А я... решила прилечь. Пока они там разбираются да меряются полномочиями, я смогу отдохнуть. Легла, неловко помогая себе скованными руками. Вытянула затекшие ноги. Взгляд бездумно заскользил по высокому потолку с белоснежной лепниной. А скандал вокруг набирал обороты, как и твердость в голосе высочества, да и зрителей у представления прибавилось.

Капитан уже вяло оправдывался, растеряв энтузиазм насчет меня.

— Допросы без разрешения короны допускались лишь в период боевых действий. Напомните мне, капитан, когда у нас было объявлено о победе над отступниками?

— Восемь дней назад, ваше высочество! — Судя по гарканью, кто-то уже стоял по стойке смирно и поедал начальство глазами.

— Восемь дней! А что я сейчас видел?

— Приношу свои глубочайшие извинения, ваше высочество, и готов понести наказание за превышение полномочий.

— О вашем наказании, капитан, мы поговорим позже. Можете быть свободны.

Ого! Я начинаю уважать эту суровость со сталью в голосе.

— Не помешаю? — В моем поле зрения нарисовалось мужское лицо. Симпатичное такое лицо... Притягательное. Породистое. Светлые вьющиеся волосы перехвачены лентой на лбу.

Голубые глаза посмотрели на меня с тревогой, а потом его высочество улыбнулся... И я поняла, что является главным достоинством подрастающей власти.

На вопрос я не ответила, и принц решил составить мне компанию. Улегся рядышком, точно каждый день валялся на полу вместе с приговоренными к смерти девицами.

Представляю, в каком шоке сейчас окружающие.

— Далмар, — представился мой сосед по полу.

— Тать, — ответила на автомате.

Собственные мысли в голове казались шуганными ласточками, здравый смысл свалил куда-то в чертоги разума, ворча оттуда, что только я могла встретить самого безумного принца на свете. Хотя стражам он бы точно понравился.