Сидеть было жестко, так что я поерзала, устраиваясь поудобнее. Тетеньки начали смущенно отворачиваться. Ничего... сейчас мы всем миром тут сидеть будем, ибо одна я эту махину не подниму.

Растерла ладони, размяла пальцы.

Ну-с-с, мой каменный ушелец, приступим, а то нехорошо получается. Товарищи переживают, волнуются, а он тут сдаться вздумал. Непорядок.

И я залепила смачную пощечину. Потом еще одну. Ну и для порядка третью.

Ладони горели — у меня. Мужик вообще никак не реагировал.

Народ зашелестел осторожными шепотками, но под руку не лез. Думается, мое фееричное лечение тут еще лет десять вспоминать будут.

Я зажала пальцами окаменевший нос. Если он не совсем мертв, значит, дышит. Просто дыхание у него, как у впавшей в анабиоз ящерицы, пять — десять вдохов в минуту. Так что стискиваем пальцы и ждем, когда пациент отреагирует.

Минут через пять я разжала сведенные от напряжения пальцы и с негодованием посмотрела на подземника. Вот же... собака сутулая. Никакого желания поддержать мои усилия по его оживлению. Ладно, не хочет сам, зайдем с другого края.

— У вас кувалда есть? — спросила я у того, кто вел со мной переговоры.

— Ку-вал-да? — переспросил он, и в голосе проскользнуло явное сомнение в моей адекватности. Это ничего... Это они еще мой триумфальный заезд на быке не видели.

— Большой такой молоток, чтобы камни дробить.

— Отбойник? — догадался он и посмотрел так, словно я пациенту собралась кое-что отбить. Особо ценное. Но уточнять не стал. Послал за инструментом.

Я спрыгнула с постамента.

Обошла, прикидывая фронт работ. Ощупала затейливо вырезанные завитушки, оценила оригинальные, на манер носа корабля оформленные углы, пробежалась пальцами по сложному узору на боках. Постамент, что и говорить, вышел на славу. Прям как гробница фараона.

Я положила ладони на камень и, стараясь не думать о том, с чем я сейчас общаюсь, начала переговоры.

Суть мысленной речи сводилась к следующему: клиент ошибся и слишком рано решил из жизни уйти под давлением обстоятельств. Надо его простить, понять, а потом отпустить. Он обязательно вернется — все мы смертны, — но несколько позже.

Камень хранил безразличное молчание, а может, обрабатывал полученную информацию. Он же камень... думает небось с той же скоростью, с какой растет.

Ничего, сейчас мы его мыслительный процесс ускорим.

«Знаешь, мне очень нравятся эти завитушки».

Я взяла в руку кувалду, точнее, ее рукоять — сама кувалда осталась стоять на полу. Не представляю, какая нужна силища, чтобы этим работать.

«Но если не отпустишь — лишишься всех. Еще и углы обобью. И плевать, сколько времени ушло, чтобы это вырезать».

Я поднатужилась, ухватилась покрепче за деревянную рукоять и с выдохом подняла кувалду. Зашаталась, точно штангист, берущий вес, — подземники дружно шарахнулись в стороны. Я замахнулась со зверским лицом — в спине что-то намекающе хрустнуло. Или это не в спине? А, точно! Вдоль руки подземника поползла трещина.

Сразу бы так! С диким грохотом кувалда приземлилась на пол, следом раздался не менее дикий вопль. А нечего было ко мне подкрадываться. Девочкам вообще такую тяжесть нельзя поднимать, так что куда опустила, туда и упало.

— Ой, простите! Извините, пожалуйста.

Подземник шипел, держась за ногу. Искренне надеюсь, все срастется благополучно.

— Ничего, — проскрипел он, а мужик силен — даже не выругался ни разу, — уже почти не болит.

Судя по серому от боли лицу — болело, и еще как. Так что я смотрела на пострадавшего с сочувствием, как и все собравшиеся.

— Вы лучше отойдите в сторону, пока мы вашего товарища доставать будем, — предложила я.

— Д-доставать? — ошалело поинтересовался подземник, и в этот момент раздался еще один хруст. Тут дошло уже до всех, и к постаменту ринулись толпой. Меня чуть не смели. Моему переводчику тоже досталось. Так что я взяла руководство на себя.

— Осторожно, уши ему не оторвите! Ты, в черном, куда так тянешь? Не видишь, камень не пускает? Пристукни тихонько, чтобы поддался.

И никого больше не волновало, что я сижу сверху на груди у незнакомого мужчины. За моей спиной пыхтела какая-то тетя, пытаясь освободить ноги сородича. Да и какая разница, как спасать, если это работает?!

— Взяли, положили!

Мужик теперь лежал на полу, все так же не подавая признаков жизни.

— Момент! — успокоила я собравшихся, потому как видела, что кожа подземника на глазах теряет свою обсыпанность «цементом» и выглядит уже просто кожей мертвеца.

Я встала на колени, снова положила ладони на грудь мужчины, пытаясь нащупать хоть какое-то тепло или поймать стук сердца. Прикрыла глаза, сосредоточиваясь на своих ощущениях.

Разговоры мгновенно стихли, и подземников сковала почтительная тишина — работает «профессионал».

В себя я пришла на лежанке. Обозрела знакомый потолок, повернула голову и наткнулась на гневный взгляд Рольца. Белый был в бешенстве.

— Ты! Женщина! — высказался он, негодуя.

— У каждого свои недостатки. — Я флегматично пожала плечами, добавив мстительно: — Брат.

— Ты-ы-ы! Да я! Перед тобой! А ты?!

Рольц орал с полной самоотдачей, паузами проглатывая неприличные для женских ушей ругательства — поздно, я успела их всех выучить — и разве что ядом не плевался, время от времени косясь на злополучное ведро. Я тоже на него покосилась, вызвав исполненный негодования стон у парня.

Хм, какие мы нежные. И не скажешь, что рыцарь. Ведет себя точно девочка-подросток.

Я залюбовалась свекольным цветом лица — уши так и вовсе кумачом пылали. Положительно, они там в ордене недорабатывают с противоположным полом. Мне, конечно, тоже неловко, но не настолько, чтобы грызть угол собственной подушки.

— Не переживай, ты не первый мужчина, которого я видела... гм... в первозданном виде.

Ой, кажется, меня сейчас начнут убивать с особой жестокостью за нанесенное оскорбление. Решительно непонятно: за что?

— Так что забудь. Я не буду требовать, чтобы ты на мне женился.

И вот пошутить хотела, а только хуже сделала.

Парень нахохлился, сузил глаза, перестал терзать подушку, во взгляде читалось неприкрытое желание меня прибить, а еще там плескалось целое море обиды, точно я ему в душу плюнула. Хм, прямо неудобно стало. Словно пообещала малышу конфет, а вместо них горькой редьки принесла.

— Не будет она, — фыркнул Рольц и добавил внезапно едко: — А придется.

— Что?! — Моя выдержка дала сбой.

— Тать, пришли в себя? Нам пора.

От дальнейшего скандала меня спас высунувшийся из стены переводчик, так что я поспешила удрать от невменяемого белого, старательно делая вид, что не слышу несущихся в спину воплей:

— Все равно не уйдешь! Я тебя найду и заставлю ответить. За все!

Еще и остановить меня попытался, псих! Но я улизнула в камень, оставив за ним беснующегося рыцаря. Истеричка! Зачем так нервничать? Такое чувство, что женщин в жизни не видел. Придурок!

— Все в порядке? — Ожидающий меня в коридоре подземник смотрел с откровенным сочувствием.

Да какое в порядке, когда внутри все горит от досады?! Знала ведь, что белым доверять нельзя. Впрочем, и синим с зелеными тоже. Я себя прям ощущаю безумным художником, который пытается избежать созданного им мира цветных теней.

Желание попроситься жить к подземникам пришлось отбросить. Неплохой, конечно, вариант, но без солнца я жить не смогу. Да и у них не все спокойно, раз на женщин с детьми нападают.

— Временные трудности, — отказалась я от заботы подземника.

Тот неодобрительно покачал головой:

— Я бы посоветовал вам в будущем с этими трудностями не встречаться, Тать.

Знал бы он, что таких трудностей у меня три четверти Города.

— Идемте, Тать, нас ждут, — поторопил он меня, не дождавшись благодарности за совет.

По дороге выяснилось, что пациент жив и приходит в себя, а моего переводчика зовут Ашхац, и исполняет он роль торгового посредника между сородичами и Городом. Отсюда и отличное знание четырех языков пришельцев, а еще возможность, не вызывая подозрений, бывать в Городе и заниматься поиском детей.