Витек схватил его за плечо и отшвырнул прочь. Клыкастый выродок с заливистым смехом приземлился рядом с кустами лещины, выпрямился и положил руку на эфес.

Я рухнул на колени рядом с сестрой.

— Таяна! Предки, нет, нет! — мой голос срывался, а сестра смотрела в ночное небо остекленевшими глазами. Тормошить её было глупо, но я не мог перестать. По сломанной шее и обнажённой груди стекала кровь.

Витек стоял над её мёртвым телом ошарашенный, а глаза его горели волчьим огнём. Через миг он заревел, а его рот моментально растянулся звериной пастью. Одежда треснула, не выдержав дикой волны преображения, которая прокатилась по телу брата. Жар, боль, ненависть и отчаяние — всё слилось воедино.

И он атаковал.

Взрывая дёрн мощными прыжками, волк бросился на упыря.

На следующее утро я проснулась в холодном поту. Села в кровати и запустила обе пятерни в растрёпанные космы. Страх, что вампир тайком вернётся не проходил. Хотя я понимала, что он вряд ли меня тронет. Не потому, что обещал. Просто вчера я устроила сцену на виду у толпы, и все видели, кто меня так перепугал. Если сразу после этого я исчезну или погибну… Ну, не станет этот кровосос так усложнять себе жизнь. Надеюсь.

Так всё, надо как-то прийти в себя, забыться в работе.

Собственно, работа обрушилась на меня сразу, как я спустилась вниз.

Вчерашние события не прошли бесследно. Анна отлучилась из главного зала буквально на пару минут, чтобы отнести мне морс, а отсутствовала добрый час, пока я оттирала с половиц кровь вампира и приводила сестру в чувство. В дверь стучали, я отвечала что-то невразумительное и обещала спуститься через минутку.

Пришлось сочинять для отчима правдоподобное оправдание. Получалось плохо и совсем не убедительно, так что гневался он люто и отвесил такую затрещину, что из глаз звёздочки посыпались. Либенка тоже дулась, ведь её в кои-то веки припахали к работе. В придачу еженощную уборку после закрытия заведения никто не отменял. В итоге я жутко вымоталась и просто отключилась, а утром проспала и забыла подоить корову, собрать яйца и задать корма всей животине, из-за чего теперь расписание снова полетело в пропасть.

Разобравшись на дворе, я вспомнила про окровавленное тряпьё.

Прикусила губу.

Блин, клыкастый велел избавиться от его крови до рассвета…

Ладно, какая разница? Ну, немного с опозданием выйдет, ничего страшного.

Сходив на чердак, я вынесла под одеждой свёрнутый комок тряпья.

Над мусорной кучей жужжали мухи. Оглядевшись, вытащила свёрток и хотела заткнуть поглубже, чтоб никто случайно не увидел. Пропажу наволочки вряд ли скоро заметят, у нас сейчас трое постояльцев, да и вообще… Но под ложечкой сосало, ведь всё равно заметят и спишут на меня, как любую пропажу. А я и так только что корзинку потеряла. Начнут бранить, что от меня одни убытки, на горох поставят или выпорют.

Тут меня стукнула одна мысль — прям по темечку.

Нет, не стоит проверять… Ой, какая плохая идея…

После недолгих душевных терзаний любопытство взяло верх, и я развернула тряпьё с вампирской кровью.

Солнце стояло высоко, погода — яснее ясного.

Тёплые лучики упали на багряные разводы и…

Тряпки вспыхнули!

Загорелись, будто их маслом или спиртом пропитали, а не кровью!

Взвизгнув, я отбросила полыхающий свёрток на мусорную кучу. Подсохший, скошенный бурьян быстро занялся. Пламя распространилось, затрещало сухими стеблями и бытовыми отходами.

Солнце — смерть вампиров.

Хотя бы это оказалось непреложной истиной.

— Три тысячи мучеников! Ты чего творишь! — послышался взъярённый голос со спины.

Я судорожно обернулась. Отчим багровел от злости.

— Дура малолетняя, мусор сжигать только вечером можно, чтоб комарьё разгонять! — его кулаки стиснулись двумя кувалдами.

— Простите, я случайно… — глаза упёрлись в ботинки. — Я не хотела…

— Случайно? Не хотела? Как, твою мать, можно случайно поджечь кучу? Ты же не котлеты на кухне жаришь! Выходит, неблагодарная твоя рожа, специально гадишь! Сегодня мусор, а завтра что? Дом подпалишь? А ну-ка, иди сюда!

В общем, отчим меня выпорол.

Запрокинул на лавку во дворе, выдрал рубашку из-за пояска юбки и отходил по спине берёзовыми прутьями — благо ещё не вымоченными. От души отходил, теперь вся спинушка горела так, будто раскалённое железо приложили, и смотреть на красные полоски в зеркало не хотелось. Я морщилась от каждого прикосновения ткани, но возможности полежать без рубашки или намазать спинку кремчиком не предвиделось.

Ненавижу его! Ненавижу! Ненавижу!

Мама бы никогда не позволила так со мной поступать!

Но мамы больше нет. Она умерла, рожая сына от этого мерзавца.

Появилась очень нехорошая мыслишка: из тех, которые нужно гнать подальше и даже на порог не пускать. Наверняка ведь вампир ещё наведается к нам на огонёк. Не попросить ли его, чтобы внушил отчиму больше не бить меня? Ему ведь это ничего не стоит…

Но от самой идеи снова общаться с нежитью начало нехорошо подташнивать.

Как-нибудь так проживём. Такой помощи нам точно не надо.

Да и вообще, моя жизнь далеко не худшая из возможных. У меня есть крыша над головой, мягкая постель, регулярная еда — кроме тех дней, когда меня наказывают — и новая одежда дважды в год. Многие дети о таком только мечтать могут.

Началась обычная рутина. Бабушка послала меня за водой для варки.

С коромыслом на плечах я вышла во двор и поплелась к колодцу. Ворота были открыты, папа Гостека чинил повозку, а петух гонялся за курицей. По пыльной улице мимо проходили девчонки и шумно разговаривали, смеялись. Вот они заглянули к нам, и Кветка, приложив ладони ко рту, крикнула:

— Ярка! Привет!

Я затравлено посмотрела на крыльцо. Дверь в сени осталась открытой, да и кухонная тоже: жарко ведь сегодня, распогодилось совсем. Так что лёгкий ветерок раздувал занавески, а за ними притаились чуткие бабушкины уши.

— Ты выйдешь? — спросила Ганка, когда я украдкой подбежала к ним, оставив вёдра возле колодезного сруба. Девчонки лузгали тыквенные семечки из кулька в Кветкиных руках. Яблони зашелестели листьями, ветерок принёс приятную свежесть.

— Не-а, — покачала я головой и грустно вздохнула. — Меня наказали до конца жизни. Отчим так и сказал.

— Ух, это всё из-за леса? — Аминка выглядела действительно встревоженной, ведь мы соседки, она старше на год и ей тоже наверняка вчера перепало от мамы.

— Там… — замялась я. — В общем, не только. Много всякого было…

— Блин, жалко, — сказала Ганка, сплёвывая шелуху в траву у забора. — Ну, ты смотри, не забывай нас, весточки передавай.

— Ха-ха, — буркнула я в ответ на её веселье.

— Ой, да ладно, — начала подбадривать Квета. — День-другой и перебесится, не хандри, мелочь. На тебе, — и она отсыпала мне потной ладошкой немного семечек.

Девчонки ушли, а я ещё постояла, грустно пялясь в их спины.

Когда набирала воду, на улице перед нашим двором показались мальчишки, они кричали и гоняли мяч — бычий пузырь, обтянутый грубо сшитыми кусками кожи. Завидев меня, тут же гаденько разулыбались и завели свою обычную шарманку:

— Рыжая-бесстыжая, морда в конопушках, как ветхая избушка!

Показав им язык, я подцепила вёдра на плечи коромысла и побрела к крыльцу.

Не такая уж и конопатая… На себя бы посмотрели! Но я действительно рыжая, а это сразу усугубляет дело. Всегда найдётся повод прицепиться, даже если больше не к чему. Сколько раз они меня шпыняли, толкали, заставляя плюхнуться задницей в грязь. Одной без девчонок за ограду лучше вообще не выходить, прицепятся хуже клещей.

Я слышала истории про Кирсану Рыжую, возгарку, которая пыталась свергнуть вампирское иго. Её то ругают, то хвалят. Причём за одно и то же. Не знаю, может именно из-за этих возгаров к рыжим всегда относятся неприязненно. Даже ведь примета такая есть, что впустить в дом рыжую — к пожару.