— Отчаянная, — прицокнул мой помощник, причём с явным одобрением.

Пальцы непроизвольно потёрли лоб, проехались по брови, зацепили оставленный Вальдемаром шрам… и тут же отдёрнулись, будто ожёгшись о щупальце медузы.

— Дурацкая случайность, — бросил я, не желая поворачивать лицо к старпому. — Следовало в назидание заставить её штопать. Не важно, возвращаемся на борт.

Я нахлобучил поданную мне треуголку, принял саблю и перебросил портупею через плечо, переступил с ноги на ногу… — Ах, ты ж, scheiße!

Мне пришлось опереться на спешно подставленное плечо товарища. Войко обеспокоенно открыл было рот, но под моим очень располагающим взглядом передумал выпускать из него слова.

Раневой канал успел закрыться, мышечные волокна сплелись, стенки повреждённой артерии и мелких сосудов соединились, восстанавливая кровоток, но, похоже, девчонка задела нерв, так что нога довольно остро реагировала на каждую попытку использовать её по назначению.

— Так ты её обработал? — спросил Бронислав, когда я закончил мысленно проклинать свою глупость и привалился к столбу конюшенного навеса. Лошади отреагировали на такую фамильярность недовольным храпом, но их дозволения не спрашивали. Пусть себе прядают ушами и гулко переставляют копыта.

— Нет, нажралась чеснока, — ответил я. — Пока не выветрится, её разум непроницаем. Да и наплевать, я достаточно её настращал, чтобы держала язык за зубами. Она мелкая, но на дурочку не похожа, болтать не станет.

По крайней мере, надеюсь. Детишки — они такие. Слово-то словом, а вот по секрету подружке рассказать… Это же не считается, правда? Такую историю пойди ещё удержи за зубами. Ладно, будем надеяться, что до нашего отбытия её мелкий язычок останется-таки завязан узелочком.

Я шумно выдохнул и перенёс вес на здоровую ногу.

Какая идиотская ситуация! Даже не знаю, назвать это драмой или фарсом.

Хотя самой малолетке мой визит однозначно показался безумным кошмаром.

Да, Рихард, запугивать маленьких девочек — самое то для отпрыска старинной благородной династии. До чего ты опустился? Подумать противно. Что дальше? На что ещё ты пойдёшь, лишь бы держаться подальше от собственного прошлого?

Ночной ветер принёс запах запечённой утки и свинины со специями.

Пожилая женщина вышла на крыльцо, подышать свежим воздухом. Полные щёки полыхали нездоровым румянцем. Она принялась обмахивать себя фартуком, пытаясь остудиться. Я узнал её по воспоминаниям Анны — это её бабушка, Радмила Седлакова.

Склочная старушенция заметила нас, недовольно вопросила:

— А чего это вы, гости дорогие, там в потёмках прячетесь? Коли к нам, так заходите, а коли нет, так идите мимо!

Похоже, нас приняли за потенциальных конокрадов. Я не стал разубеждать грозу рыжих поварят или советовать ей разбудить захмелевшего конюха, в чьи обязанности, несомненно, входит следить не только за овсом в яслях. Полагаю, бедолага и так вскорости получит все причитающиеся надбавки в количестве десятка ударов скалкой. Ах, да, это же их сосед… Тогда ему дважды не позавидуешь: госпожа Радмила в близких отношениях с его супругой.

Поразительно, как много совершенно никчёмной дряни можно зацепить, когда бросаешь невод в омуты чужой памяти. И страшно представить, сколько вампиров съехало с катушек, слишком увлёкшись чужими жизнями: особенной популярностью неизменно пользуются воспоминания о солнечных днях и голубом небе.

Так и не удостоив женщину ни чем, кроме пожатия плечами, я развернулся и похромал обратно в порт. Войко шёл следом, старательно держа серьёзную мину, хотя уголки его губ настойчиво разъезжались в улыбке.

— Вот даже не вздумай… — процедил я сквозь зубы.

Меня ещё потряхивало от нелепости событий и омерзения к себе.

Хорош герой! Затравил ребёнка так, что заикой остаться может.

Сколько ей лет? Девять? Десять? Нет, кажется, одиннадцать, просто мелкая. Поди, недокормленная. Всё равно, нельзя в столь нежном возрасте сталкиваться лицом к лицу с подноготной реального мира, где смертные беспомощны перед нами. Нужно ещё верить в утешительные сказки, которые рассказывают взрослые: что вампира остановит проточная вода, что он не сможет войти без приглашения, что чесночные гирлянды тебя защитят, а потому спи спокойно, крошка — кроме клопов тебя никто не покусает.

Эта крошка уже вряд ли сможет уснуть без страха.

Нога ещё немного ныла, но я уже не прихрамывал.

Ладно, возможно я сгущаю краски. Девчонка достаточно бойкая, чтобы пережить маленький эксцесс. Если она в состоянии пырнуть обидевшего её дяденьку, а потом ещё о чём-то расспрашивать, то ничего с этой рыжей мелочью не сделается. Разве что повзрослеет быстрее положенного, хотя, судя по воспоминаниям её старшей подруги — точнее сестры, как я узнал, — живётся этой Ярочке и так не сладко.

Нет, я не копал глубоко, просмотрел только события сегодняшнего вечера да зацепил немного общих мыслей, часто терзающих белокурую красавицу, но и этого хватило, чтобы сделать некоторые выводы.

Девчонке повезло, что у неё есть любящая сестра, пусть и не родная. Сама же Аннушка оказалась диво как хороша не только внешне. Хотя её свежая кожа, лёгкий румянец на щеках и требующие ласки спелые перси куда аппетитнее, чем богатый внутренний мир. Прикасаясь к её виску, я ощущал биение пульса под пальцами, видел, как он подёргивается под чуть тронутой загаром кожей на девичьей шейке.

Пожалуй, не откажу себе в удовольствии попробовать её на вкус.

— Так парням сказать, чтоб не снимали комнаты в этом трактире? — спросил Войко, выведя меня из предвкушающих фантазий.

— Им нужно отдохнуть от корабля, пусть снимают, — поднявшийся ветер заполоскал полы моего кафтана. — Девчонка видела только нас. Впрочем, могу раскошелиться на «Весёлую Нарциску». И тебе, друг мой, тоже отдых не помешает.

— Шумно у них. Я на корабле останусь, — ответствовал Войко.

Я покачал головой. Знаем, знаем, плавали мы в этих водах. Опасается, как бы я чего не натворил, потому отказывает себе в маленьких радостях смертной жизни.

Забывает, как всегда, кто из нас старше.

Неспешно приближаясь сонной улочкой к порту, мы заслышали тоскливую, но прекрасную восточную мелодию. По своим гамакам матросы явно не спешили. Да и наше возвращение на борт заметили не сразу: ещё бы, под сливовицу с олениной и эдакое сладкозвучие.

Демир, упираясь кеманчей в бедро, водил по струнам смычком из прядки конского волоса — разумеется, от жеребца. Веки мурадца оставались закрытыми, а душа тосковала и пела, возвращаясь на родные просторы Самаха.

Строго говоря, в наших краях он оказался не по доброй воле: слишком пристрастился посещать мейхане. Ну, а поскольку культура винопития Высоким Мурадским государством совершенно не поощряется, ибо виноградные соки слишком подобны крови, которая завещана Карой лишь для бессмертных, то у моего будущего матроса возникли проблемы.

Подозреваю, что совесть так и не оставила его в покое, и долг перед предками требует понести положенное наказание. С другой стороны, стакан сливовицы на бочке рядышком-то стоит. Но это же не вино, правильно? А идея полного отказа от алкоголя — штука достаточно новая.

Дежурным на помпе опять остался Эмил, но очень искренне заверил, что ребята тоже поработали. Покачав головой, я облокотился о планширь, устремил взгляд вдоль улицы, куда указывало длинное копьё бушприта, и собирался вновь погрузиться в некоторые фантазии на счёт девицы с цветком в светлых локонах…

— Эй, кончай пиликать! — раздался не очень трезвый, зато весьма недовольный голос.

Уже морщась, я повернул голову в сторону соседнего судна: рыболовецкого гукора с двумя мачтами и крыльями-швертами. Там, навалившись на фальшборт, потрясал кулаком некий субъект дородного телосложения. В порыве возмущения он не стал тратить времени на поиски рубашки, а потому осквернил мой взор непотребными частями, которых мужчине иметь не полагается.

— Чё те надо, мужик? — не стал разводить вежливости Радек.