Оказывается, Виол очень похож на своего отца. У Нереуса была южная смуглая кожа, иссиня-чёрные волосы под тонкой изящной короной, и длинная кудрявая борода, уложенная ровным прямоугольником.

Правда, сам бард так и не объявился, поэтому внешность царя вызывала у меня желание схватить за эту бороду и оттаскать. Казалось, что это Виол просто так располнел и замаскировался.

Свита царя была не менее интересной.

За его спиной шёл самый настоящий паладин в золотых доспехах, наплечники этого громилы покачивались на уровне головы Нереуса. Я чувствовал пронзительный взгляд из прорези глухого шлема, прочёсывающий нашу компанию, при этом он нервно держал руку на мерцающей рукояти меча, висящем на поясе. Сила паладина заметно надавила на мою ауру.

Мысленно я сразу абстрагировался от своей тёмной сущности, которая так или иначе иногда о себе напоминала. Кольцо на моей руке так и было прикрыто светлой тканью, при этом и ночь, царящая вокруг, очень помогала — попробуй учуять запах Тьмы, когда вокруг царит темнота.

'А я что? Обычный бросс. Немного маг, немного лиственник, немного воин… А, ну и немножко бог, совсем чуть-чуть.

Но я не Тёмный, нет-нет, что вы, господин паладин.'

Эти мысли вызвали у меня улыбку, и вот её согнать со своего лица я смог с огромным трудом.

Нереуса сопровождала ещё и пара магистров — их ранги чувствовались мной, как набегающий в лицо ветер. Один был очень похож на Анфима, тоже гладковыбритый, с длинными светлыми волосами, но в голубой мантии с широкими наплечниками. Весь его наряд отливал золотыми узорами и мерцал искорками магии — в основном, насколько я понял, воздушной.

Глаза беловолосого изучающе скользили по толпе связанных, на мгновение задержались на мне, и я почуял, как мои внутренние контуры чуть ли не свернулись в узел от такой мощи. Он опирался на резной посох, одного взгляда на который мне хватило, чтобы понять, что там запаковано столько магии, что можно пол-Солебрега разнести.

Да, жёсткий противник, и шрам на его щеке явно заработан в бою. Впрочем, Агата Ясная, будь она тогда в пещере полна сил, была бы не менее опасным противником. И не сидел бы я тут…

Вторым магистром был высокий дородный мужчина, черноволосый, но бледный, как поганка. Мантия его была красного цвета, с яркой огненной оторочкой, где золото казалось расплавленным. Высокий воротник подчёркивал его тонкую шею, где виднелись чёрточки синих вен.

Шея и вправду казалась неимоверно тонкой, и поэтому голова казалась какой-то массивной погремушкой. Руки он прятал под мантией, сложив на груди, и смотрел на собравшихся здесь заговорщиков с жутким презрением.

— Отщепенцы! — он плюнул под ноги одному из пленников, — Грязь!

Признаться, именно сейчас мне стоило неимоверных усилий никаким образом не выдать себя. Просто я мгновенно понял, что это — настоящий Тёмный Жрец, причём он с трудом сдерживал свою силу.

Окружающим магам эти всплески могли показаться обычными вспышками гнева, потому что злость имеет схожий с магией Тьмы запах. Этот магистр потому и показывал себя таким импульсивным и несдержанным, чтобы никто ничего не заподозрил.

— Магистр Левон, держите себя в руках, — проворчал царь Нереус, остановившись передо мной.

— Не могу, ваше величество! — Левон смачно сплюнул и мне под ноги, — Когда в одном месте собирается столько грязи, у меня возникает желание просто выжечь всё праведным пламенем! И никакого суда, здесь и так всё ясно.

Сразу же мне в грудь упёрлась пара наконечников, а на плечи опустились латные рукавицы. Охрана царя знала, насколько я опасен, и перестраховывалась.

И я даже был благодарен им, когда по моему телу потекла волна онемения. Эти вестники тупости даже не подозревали, какая ярость вспыхнула во мне.

Всеволод Тёмный не обратил бы внимания на плевок. Он бы отомстил с холодной головой, тщательно обдумав план, как заставить противника захлебнуться собственной кровью.

А вот в бросском племени Малуша этот жест с плевком был страшнейшим оскорблением…

— Да как ты посмел, моча упырева! — прошипел я и стал наклоняться вперёд, утробно рыча.

Чужие пальцы рванули меня за плечи назад. Заодно в грудь толкнули и копья, протыкая бронь вместе с кожей и заваливая меня на спину.

— Лежать, собака! — это уже матерились стражники.

Я подёргался ещё, ругаясь и пытаясь вскочить, и со мной церемониться уже не стали, добавив пинков и ударов древком. Вспыльчивый огромный бросс — вот лучшая маскировка для Тёмного Жреца. Учись, погремушко-головый!

Левон будет хохотать надо мной, презирать, упиваться своим превосходством. Но главное, чтобы он не почувствовал во мне Тёмного… Иначе мне точно конец.

Не так опасен паладин, как тёмный конкурент.

— Горский баран, — послышался смех Левона, — Палец покажи, и уже оскорбление. Ха-ха-ха!

— Левон, следи за языком. Я не посмотрю, что ты мой кузен! Мне ещё с броссами проблем не хватало.

— Но у нас и не горы, ваше величество. И здесь царят наши, южные законы! И если какой-то горный баран считает, что может просто так угрожать царской семье…

— Я не вижу здесь Виола, Левон.

— Но сам кнез Павлос говорит, что он был здесь!

— Вот уж кому веры нет, так этому скользкому прохиндею. Подарил же Яриус родственничка.

Я полежал ещё, чувствуя на щеке подошву армейского сапога и слушая беседу царя с советниками.

Так и получалось — Левон утверждал, что здесь надо сжечь всё и всех, посмевших поднять руку на сына Нереуса. Другой советник, назвавшийся Феокритом, считал, что нужно во всём разобраться, и что это огромная удача — столько живых свидетелей.

— Преступников, а не свидетелей! — съязвил Левон, — Уж не сочтите за дерзость, но именно поэтому, ваше величество, никто не боится царского гнева. Ничтожества видят, что ничего не будет, и ваши подданные, кстати, это тоже прекрасно видят.

Да уж, роли у обоих советников-магистров были довольно разные. Один рубил с плеча, другой требовал сначала подумать.

Они отошли уже подальше, когда я услышал ответ царя:

— Часть повесить, а самых сговорчивых оставить. И бросса не трогать, головой отвечаете!

— Повезло тебе, бросс, — это прошептал уже стражник, который прижимал ступнёй мою ногу, — А вот я бы посмотрел, как ты в петле вихляешься, северное говно.

Я только ухмыльнулся. Не трогать бросса, это хорошо! А вот то, что нога на моей щеке ещё не сломана, это не хорошо.

Подхватившись, я крутанулся и одним пинком свалил сразу троих стражников, а затом оплёл ногами колено болтуна. Резкий рывок — и крик стражника расколол тишину над постоялым двором.

Последняя мысль перед тем, как мне на затылок обрушилось что-то тяжёлое, была о Виоле. Ну, попадись ты мне, сраный бард… И, надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Когда я открыл глаза, то мне показалось, что Отец-Небо перезаключил наш с ним договор. Снова поскрипывание колёс, качающаяся подо мной телега и толстые прутья вокруг. Ржание лошадей, разговоры стражников…

Хотя нет, сейчас в глаз мне настойчиво светило утреннее солнышко. Я повернул голову. Рассвет занимался уже вовсю. Вокруг, насколько хватало глаз, снова были поля, заросшие разнотравьем, а на их фоне вдали высились горы.

В этот раз в телеге я был один и, как ни странно, совсем не связан, руки-ноги свободны. Правда, это мало что значило — прутья в телеге показались мне добротными, да ещё и усиленными магией.

Догоняющий стук копыт заставил меня снова закрыть глаза. Уж лучше я сначала пойму, в какую задницу попал, а потом уже очнусь во всеуслышание.

— Проснулся, бросс? — послышался шёпот.

Голос мне показался смутно знакомым.

— Ты, маюнов горлопан, — выдавил я, поняв, что на лошади передо мной бард, только в обычной кольчуге и в закрывающем лицо шлеме.

— Тише, ты, — Виол-стражник демонстративно постучал по прутьям копьём.

— Ну и какого хрена? — тихо спросил я.