— Ты не очень-то понял, грязь, — спокойно сказал я, — Ты умрёшь только тогда, когда я сочту нужным.

Под его взглядом я, как заправский мясник, разложил перед собой инструменты, которые могли мне пригодиться. Свою дубину, бутылку с вином, обломок меча, нож и стрелы с непонятным мне пока оперением.

На них лучник смотрел даже с большим страхом, чем на холодное оружие.

— Люди кнеза тут и вправду рыщут неподалёку, — сказал я, — Так что времени у нас мало…

— Так ты не Павлоса воин⁈ — прохрипел тот.

— А это имеет значение?

— Я всё равно не боюсь смерти! Господин сказал…

— Который из твоих господ? Левон или Шан Куо?

Тот сразу замолчал, округлив глаза, и задрожал мелкой дрожью.

— Вот, теперь вижу, ты понимаешь, — я взял обломок меча, осмотрел его.

На месте скола были как раз удобные зазубрины. Больше мучает, чем ранит.

— Я всё скажу! — сразу же выдохнул лучевиец.

— Э-э-э… — протянул я разочарованно.

— Не надо! Ты же бросс⁈ Вы не палачи, я знаю ваш кодекс. Ты же воин, у вас завет с Хамото… ой, с Хмороком, то есть! Для тебя это дело чести.

— Пф-ф-ф! — я поморщился, отмахнувшись, — Слушай, я тебе вот что скажу. Я ещё и лиственник, мне вообще оружие в руках держать нельзя.

Тот так и замер с открытым ртом. Последнее заявление его явно доломало.

— Так что я сам решу, как тебя допрашивать, — я улыбнулся, — Ты всё расскажешь, не переживай.

Лучник говорил, не прекращая, искренне стараясь вымолить у меня пощады. Надо отдать должное этому вестнику хитрости, мне редко приходилось задавать вопросы.

Как оказалось, и кнез Солебрежский, и царь Нереус на самом деле стали жертвой сразу нескольких заговорщиков. Да, кнез имел склонность жаловаться на своего царя другим правителям Троецарии, посылая лишний раз скабрезные письма, но только и всего… Эдакая склочная черта характера, но уж точно не желание свергнуть царя.

На самом деле это сам кнез Павлос имел некоторый грешок перед законами и Нереусом, но южный царь в силу природной добродушности на многое смотрел сквозь пальцы. Хоть и пытался иногда приструнить бедового родственника…

— Так кнез и царь — родственники? — переспросил я.

Лучник побледнел, ведь он знал, что, если я задаю вопросы — значит, он мало говорит. И сразу же следует наказание.

— Да… да… А-а-а-а!!! Даже двоюродные, насколько знаю… Уф… я говорю, не надо, я всё скажу… А-а!!! За что⁈

— Рядом гуляет дитё. Ты видел мальчишку? У него очень добрая душа, — я улыбнулся, — И если он услышит твои крики, будет очень плохо.

— Ну ты и живодёр… Я понял, понял! У-у-умпф-ф-ф!!! — он едва сдержал крик, потому что у меня слова не расходились с делом, — Ух… Там вроде одна няня их даже воспитывала, царя и кнеза. Ах, да! И жена-то у кнеза… ух-х… она ведь младшая сестра самого Могуты…

— Вот даже как? — я искренне удивился и сразу повернулся в ту сторону, где бродили бард с мальчишкой.

Вот же хитрозадый Виол. Вроде и всё рассказал о себе, а о такой важной мелочи, как родство кнеза и самого Могуты, умолчал. Продрись небесная!

Я раздражённо посмотрел на топорище… Ну и как Виол смог обмануть моё божественное прозрение? Скорее всего, он и не врал, а просто недоговаривал. Да уж, в который раз я недооценил барда.

Может, как-нибудь тоже его связать и допросить, потихоньку порезав на лоскуты? Я усмехнулся, понимая, что даже под пытками бард всё равно выкрутится и соврёт там, где ему будет нужно.

Зато теперь мне ясно, почему Могута так аккуратно и тайно ведёт расследование на юге, и почему за Виолом следила какая-то девушка из Раздорожья.

Царь Могута, наверное, не столько Нереуса опасается, сколько не хочет навредить своей сестре — ведь может случиться, что во всей истории с работорговлей и нападениями на Лучевию окажется виноватым её муж, кнез Павлос.

И, может, вина моего барда не в том, что он внезапно оказался сыном царя Моредара, а в том, что он пошёл против воли Могуты Раздорожского и слишком сильно копает в Солебреге? Точнее, копает не там, где нужно.

— Ну и что же кнез такого творит, что царь им недоволен? Не из-за писем же?

— Он торгует… Больше, чем хочется царю.

— И, получается, такой добрый царь Моредара немножко связан по рукам? Не может вот так резко кнеза наказать, да? — спросил я.

Лучник закивал, чуть не стукаясь затылком об дерево.

— Да, да… У Нереуса ведь тоже есть родные в срединном крае, и даже в самом Раздорожье… Все в Троецарии хотят дружить.

— Жена, значит, — задумчиво сказал я, — Сестра, значит… Наверняка она знает, чем её муж занимается?

— Да, и кнез поэтому очень балует супругу… Она редко бывает здесь, да и все знают, что это брак… уф-ф… по расчёту… — добавил лучевиец, — Но всё же это брак, вот Павлос и пользуется. Торгует больше, чем надо.

— Да уж, — усмехнулся я, — И пошлёт ведь судьба родственничка.

Солебрег был портовым городом, с удобной защищённой бухтой, при этом славился разными сортами магической соли и своими целебными пещерами. Ну, и какой никакой «магической зоной», всё же здесь попадались редкие ингредиенты.

Город составлял здоровую конкуренцию южной столице. Конечно, возле Моредара «магические зоны» были богаче, торговля велась гораздо активнее, но часть кораблей всё равно миновала столицу, направляясь прямо к Солебрегу.

И Павлос Солебрежский приторговывал, что говорится, мимо южной казны. Продавал больше, чем следует, не уплачивал мзду в полном размере, да и вообще имел собственные связи с купцами не только из Лучевии, но даже Заревии и Пеконии. Что и говорить, если корабли из далёкого Кумотана иногда причаливали в Солебреге.

Нереусу не нравилось, что такая большая доля уплывает мимо казны — по донесениям соглядатаев, кораблей в Солебрег приплывало гораздо больше, чем уплачивалось налогов.

И время от времени Нереус вызывал кнеза в столицу для жёсткого выговора. Кнез сокрушался, что виноват, клял своих советников и контрабандистов, и всегда обильно отдаривал родственника, будто бы пытаясь вернуть разницу…

Но в итоге всё возвращалось на круги своя.

И получалось, кнез Павлос во всей этой истории последний, кто хотел бы свержения царя Нереуса. Наоборот, при таком царе ему очень даже неплохо жилось.

А что касается писем, то началось всё с жалоб именно жене. Павлос писал ей, а та жаловалась брату, то есть царю Могуте. Ну, и заговорщики попробовали это использовать, чтобы рассорить царей в Троецарии.

— Рассорить? Я думал, цель — война с Лучевией.

— Да, война… Но виноват будет Нереус Моредарский, и всем будет казаться, что он просто сошёл с ума! Захотят другие цари воевать-то из-за такого дурака?

Я задумчиво потёр подбородок.

— Кто подделывает письма?

Пленник на секунду замешкался, и спустя эту же секунду уже мычал от боли…

— Все! Кровавый Господи-и-ин… и Шан Куо…

— А Сидор?

— Он — пешка!

У Сидора, кстати, и вправду был свой мотив в заговоре, только более приземлённый. Кнез после визита в Моредар показательно наказывал контрабандистов в Солебреге, и кто-то шепнул Сидору, что он будет следующим. Так что толстяк легко согласился устроить кнезу тёмную…

— Но зачем вся эта история с сыном царя? — спросил я, — На хрена убивать барда?

— Да никто и не собирался его убивать… то есть, царь бы сам и убил! — признался лучевиец, — А заодно и кнеза.

— Смердящий свет! — вырвалось у меня, — Что ты несёшь?

— Кровавый Господин хотел собрать всех вместе. Без разницы, сколько и кого убьёт Нереус… Все скажут, что он просто сошёл с ума, и на южный престол взошёл бы его сын.

— Виол? — я снова удивился.

— Какой Виол? Ааа… Нет, старший сын Нереуса, Лидий. Он давно уже порабощён Кровавым Господином, и легко бы развязал войну с Лучевией.

— А как же советники и кнезы? Ведь наследника выбирают.