— Так в Хладограде это был ты? Ну, с женой царя… как его там.

— Стоян Хладоградский. Ну, я ж не виноват, что у Стояна такой… кхм… «нестоян», — бард с невинным видом пригубил и зажурчал вином, будто бы смакуя.

Я покосился на Луку, но тот взрослых разговоров, к счастью, не понимал. Надо же, как меня это стало заботить.

И тут меня озарило:

— Погоди! Ты, значит, накосячил на севере…

Виол продолжал медленно тянуть вино, невинно глядя на меня из-за кружки.

— И эта девка, которая следила за тобой в Солебреге, — я показал пальцем за спину, — Так и Могута тебя ищет? Он хочет тебя убить?

— Нет, точно убить меня хочет Стоян, — растянулся в улыбке Виол, — А царь Могута просто недоволен. Он многим недоволен.

Вдруг подал голос Лука:

— А его царь Могута знает, что вы, господин Виол, сын нашего величества?

Бард усмехнулся:

— Ну, я и говорю, он очень недоволен.

Я поскрёб подбородок. Вот теперь мне многое стало ясно… Что-то бард недоговаривал, но я чувствовал, что это неприятные мелочи. Ну, вроде того, что его наверняка заодно могли искать и какие-нибудь лучевийские мстители — он ведь и в Лучевии успел потискать удачу за прелести.

— Ладно, задерживаться здесь уже опасно, — сказал я.

К сожалению, дубина при касании к мертвецу секретов уже не открывала. А жаль, у меня было много вопросов к толстому контрабандисту.

И самый главный — где именно сейчас Дайю и Креона.

Сидор, судя по всему, сбегал совсем впопыхах, потому что его убежище ничем особым нас не порадовало. Сухари да вино, ну ещё несколько мешков с магической солью.

В одном были припрятаны, как это не удивительно, шелкопряды, и мне повезло перетащить их внутрь дубины прежде, чем урчащий снаружи медоёж не учуял и не полез внутрь. Он и так всё время совал любопытный нос в узкий для него лаз, и трудно представить, как бы мы его отсюда выковыривали…

В некоторых мешках была пыльца, вызывающая в человеке апатию и сладкую лень. Та самая пыльца, которой была щедро усыпана поляна, чтобы забредшие сюда гости не усердничали с поисками убежища Сидора.

А был ещё и мешок жгучей соли…

И теперь мы, снова двигаясь в сторону лиманов по молодому лесу, изредка оборачивались — столб дыма, поднимающийся над кронами деревьев, было видно издалека. Сидорово убежище вместе со своим хозяином просто перестало быть.

Правда, предварительно контрабандист поделился с нами всем своим золотом, которое у него было. Я оценивающе взвешивал на руке кошель, полный золотых монет, среди которых искрили и алмазы.

— Хм-м-м, — бард всё косился на кошель, — Маюн мне подсказывает, что тут одних монет навскидку штук двести. И ещё на столько же алмазов…

Я хмыкнул, ещё раз обернувшись на дым. Ну да, скорее всего, он привлечёт много внимания, и кнезовы ищейки уже бегут туда. Ну, пусть ищут и разнюхивают следы, для меня это ничего особо не меняло. Кнез и до этого искал броссов, а теперь ищет ещё одного бросса, только верхом на огромном медоеже.

Кутень был на страже нашего спокойствия, неясным пятном перелетая с деревца на деревце. Пока что цербер не чуял и не видел никого вокруг, насколько хватало глаз, да и браслет «паранойи» не подавал никаких признаков слежки.

То есть, браслет то и дело сообщал мне, что нас пронзают десятки и сотни взглядов, но такова была природа артефакта — он чувствовал внимание и птиц, и зверей, и самой захудалой букашки… И даже моих спутников.

С одной стороны, голову бы оторвать тому чарователю, настраивающему этот артефакт. Если б не моя тренированная ещё в прошлом мире интуиция, я бы в этом лесу уже с ума сошёл.

С другой стороны, меня такая точность устраивала…

Рядом шагал, беззвучно посвистывая и щурясь от жаркого солнца, бард. В котомке за его спиной позвякивали бутылки вина — судя по всему, это вообще было для него самое ценное, что он стащил из каморки Сидора.

Лука с медоежом, неожиданно быстро подружившиеся, шагали позади нас. Мальчишка был просто в восторге от огромного колючего зверя и совершенно его не боялся, то и дело протягивая руку гладить шерсть, способную выдержать удар любого клинка. Сначала он делал это опасливо, но осознав, что зверь очень даже любит ласку, теперь почти и не убирал пальцев с его загривка, а медоёж в свою очередь сложил иглы.

Зверь, шагая рядом с белобрысым пацаном, даже высунул язык от того, что его то и дело трепали за ухом.

— Ты хорошо стучишь, как самый настоящий барабанщик. Господин Малуш, а как зовут ёжика?

— Имя ещё не придумал, — буркнул я.

Бард поперхнулся, оглянувшись на медоежа.

— Ой, ни хрена ж себе ёжик, — Виол рассмеялся, — Вообще-то я слышал, что надзиратели звали его Кактусом…

Милая мордашка медоежа сразу сменилась звериным оскалом, и бард мгновенно отскочил на несколько шагов вперёд. Я только хмыкнул — называть зверя кличкой, с которой у него связаны не самые лучшие времена и хозяева, было не лучшей идеей.

— Не-е-е, — Лука покачал головой, — Ему это имя не нравится… А если его назвать Малыш?

— Малыш⁈ — только и вырвалось у меня.

— А что? Он же ещё маленький, молодой совсем, — со знанием дела кивнул пацан.

— Да-да, бросс Малуш и его Малыш, — снова вклинился весёлый Виол, — Совсем крошка… Вот когда он подрастё-о-о-от!

Малолетний Лука, видимо, не понял безобидную подколку барда, и серьёзно кивнул. Я же только хмыкнул.

Признаться, мне, как бывшему Тёмному, до сих пор было непривычно вот так вот рассуждать с кем-то на отвлечённые темы.

Тёплый летний вечер… Солнышко клонится к закату, птицы поют в ветках деревьев, стрекочет в шуршащей траве всякая живность… И мы неспеша бредём посреди всей этой умиротворяющей красоты, да придумываем кличку огромной колючей зверине.

Я потёр нос. Нет, это и вправду мои мысли, действие той «ленивой» соли уже прошло.

— Малыш не пойдёт, — неожиданно сказал я, — Он будет Тараном.

Мальчишка на это ничего не ответил, и дальше мы некоторое время брели молча.

Я всё же решил, что дальнейшая развязка должна быть там, откуда на поляну пришёл тайный посланник, ведь тот нёс какое-то послание Сидору. И теперь наш путь лежал к тракту, тянущемуся вдоль лиманов — именно он связывал Солебрег и Моредар по суше.

Пусть барда я спас, но глупо надеяться, что заговорщики не имеют запасного плана — всё-таки интрига такого масштаба. Сидор на связь не вышел, а день уже подходит к концу… Я бы на их месте занервничал.

Уже завтра, по словам Луки, в Солебрег должен прибыть царь Моредара за лучевийской принцессой. Кнез Павлос лично передаст её в руки царю Нереусу, как знак верности и доверия.

Сидор должен был до встречи кнеза и царя, где-то прямо на тракте, подстроить убийство Виола. И это должно было выглядеть, будто здесь замешан сам кнез. Сидор планировал вывести барда за город ночью, но нападение кнеза спутало ему все карты.

Меня интересовало, почему царь едет в Солебрег сушей, а не плывёт по морю. Такой вопрос тоже следовало обдумать, но ответов у меня особых не было.

Может, Нереус просто боится заходить на собственных кораблях в гавань Солебрега, под прицелы береговых пушек? Если нет доверия кнезу, то с верным войском на земле как-то поспокойнее будет.

Я видел в этой формуле место для Дайю, и не сомневался, что она жива. С лучевийской принцессы кнез пылинки будет сдувать…

Ещё я понимал роль нашего Виола, жертвенного барашка, но я его уже вытащил.

Вот чего я не мог придумать, так это где сейчас Креона. Передал её Сидор кнезу или нет?

Кутень не почуял её в Солебреге, да и бард на мои вопросы только качал головой.

— В темнице её не слышал, уж я бы почуял, ты же знаешь. Да и стражники точно бы обсудили между собой хладочару, она всё же хороша собой…

— Совсем не обсуждали? — уточнил я.