После памятной ночи мы успели встретиться ещё дважды на её территории. Затем из Ленинграда вернулась тётка-бабушка, и лафа закончилась.

Никогда не задумывался над тем, как, оказывается, непросто жить в СССР молодым людям, которых физически тянет друг к другу. Влюблённым? Хорошо, пусть будет влюблённым. Неважно. В тех же Штатах полно мотелей и гостиниц на любой кошелёк — снимай номер и пользуйся. В крайнем случае всегда есть заднее сиденье большой американской машины, в которой и так проходит чуть не половина жизни среднего и не очень американца.

Не то в Союзе.

Во-первых, гостиниц мало, а в тех, что есть, имеются проблемы. Даже не потому, что обычно нет номеров (для меня нашёлся бы всегда), а просто — проблемы. Слишком много бдительных глаз и ушей, которых хлебом не корми — дай соблюсти правила социалистической морали и, в случае злостного нарушения оной, — просигнализировать куда надо. Вроде бы наплевать, с меня любой сигнал подобного рода стечёт как с гуся вода, но сам факт неприятен. К тому же слишком много суеты.

Что до машин… Дело даже не в том, что личных автомобилей в СССР на условную тысячу человек населения гораздо меньше, чем в Штатах. Не принято у нас автомобили использовать для любовных утех. Во всяком случае, не как правило. В общем-то понятно, почему. Климат. В России (для всякого штатовца Советский Союз — это Россия) зима полгода. В США — наоборот.

— Хочешь, дадим тебе ключи от конспиративной квартиры? — предложили Петров с Бошировым, когда я обмолвился о своей проблеме. — У нас есть. В том числе и для этого служит.

— Что, вот так прямо официально для этого?

— Всё тебе расскажи, — хмыкнул Петров. — Вербовка — дело тонкое. Всякие способы в ход идут.

— Нет, — подумав отказался я. — Это немногим отличается от гостиницы. Откуда мне знать, кто на этой кровати до меня валялся!

— Ага, значит в трейлере американской цирковой гимнастки — это нормально, — сказал Петров, — а в советской конспиративной квартире со всеми удобствами — он брезгует. Зажрались вы, товарищ Ермолов Сергей Петрович.

— Есть такая фигня, — в тон ему ответил я. — Потребности растут. К тому же у вас там наверняка прослушка установлена. Оно мне надо?

— Соображаешь, — одобрительно заметил Петров. — Кстати, о прослушке и прочем. Проверили мы твою Таню…

— Какую ещё Таню? Таня — девчонка, одноклассница, стихи пишет.

— Извини, Кристину, разумеется. Фехтовальщицу. Перепутал. Так вот, проверили на всякий случай. Всё с ней хорошо — никем не завербована, нормальный советский человек. Папа с мамой в городе Новоград-Волынском живут, на Украине. Отец служит — майор, десантник. Мать — детский врач, педиатр. Сестёр-братьев нет.

— То есть, партия и Контора дают добро? — не без сарказма осведомился я.

— Контора точно даёт, — усмехнулся Петров. — У партии сам спрашивай. А вообще, не ерепенься. Мне напомнить, кто ты для страны и что случилось год назад в городе Мары?

— Ладно, ладно, — сказал я. — Всё понятно. Кроме одного. Где мне с девушкой встречаться?

— Не вижу препятствий, — сказал Боширов, повторяя моё излюбленной выражение. — Сними хату, и всё. Деньги же есть у тебя?

— Что есть, то есть, — сказал я. — Да вы и сами знаете.

— Вот и сними.

— А… как?

Петров и Боширов переглянулись.

— Действительно, откуда тебе знать… — пробормотал Петров.

Разговор происходил в нашем излюбленном «Метрополе» за кофе.

— Сегодня у нас что? — спросил Петров и сам себе ответил. — Вторник, шестое марта.

— Послезавтра праздник — международный женский день, — сказал Боширов.

— Самое время сделать девушке подарок, — сказал Петров, поднимаясь. — Поехали.

— Куда? — спросил я.

— В Банный. Квартиру тебе снимем. Сам ты, боюсь, не справишься. Или справишься, но криво. Выпрямлять потом придётся.

— Банный — это что? — спросил я.

— Переулок, — сообщил Боширов. — Учи город, москвич. Там Ржевские бани, поэтому Банный. Метро «Проспект мира».

— Квартиры снимают в банях? — изумился я.

Петров и Боширов рассмеялись.

— Смешно, — сказал Боширов. — Надо будет запомнить.

— Биржа там квартирная, — пояснил Петров. — Самая большая в Москве. — Поехали, сам всё увидишь.

В Банном переулке толпился народ. Продавцы с самодельными рукописными объявлениями на груди. Озабоченные покупатели. Объявления на стенах.

В Советском Союзе нельзя было купить или продать квартиру, полученную от государства в пожизненную аренду — только обменять. Вот этим люди здесь и занимались — искали обмен. Кому-то нужно переехать в другой город; кто-то хочет обменять одну большую квартиру на две поменьше; кто-то две комнаты в коммуналке на однокомнатную изолированную со всеми удобствами. И так далее и тому подобное. Желания, мечты, возможности, надежды и разочарования.

— Нам дальше, — скомандовал Петров, проталкиваясь через толпу. — Здесь только обмен.

— Вам квартиру арендовать? — чернявый мужчина в тёмном длинном пальто, вязанном шарфе и меховой шапке возник перед нами словно из-под земли. — Любые варианты на выбор. Центр, Черёмушки, Измайлово, Пресня…

— Маклер? — спросил Петров.

— Ищите маклера? — в тон спросил мужчина.

— Комиссия? — спросил Петров.

— Один к одному, — пожал плечами мужчина. — Как обычно. Лишнего нам не надо.

— Ясно, — сказал Петров. — Мы тебя найдём, если будет нужно.

— Я здесь ещё часа два буду, — сообщил чернявый и растворился так же незаметно, как и возник.

— Что значит один к одному? — спросил я.

— Значит, что он берёт столько же, сколько ты заплатишь за месячную аренду. Пятьдесят рублей — значит, пятьдесят. Сто — значит, сто. Кстати, каков наш бюджет? — обернулся ко мне Петров.

— Сотню в месяц отдать готов легко, — сказал я. — Да и сто пятьдесят не проблема. Если будет за что.

— Чужие деньги мы не считаем, — сказал Петров. — Да, товарищ капитан?

— Так точно, товарищ майор, — подтвердил Боширов. — Но всегда знаем сколько их есть.

Петров был прав — одному мне здесь пришлось бы нелегко. Мог бы и не справиться. Дело даже не в том, что я не знал специфики. Мой вид. Как ни одевайся, как себя ни держи, а любому видно, что перед ним — пацан, мальчишка. Такому и доверия нет и обмануть его можно.

В конце концов нам удалось снять за сто двадцать рублей в месяц хорошую уютную однокомнатную квартиру на третьем этаже нового дома в пятнадцати минутах ходьбы от станции метро Бауманская. С телефоном!

Хозяйка — интеллигентная, но бойкая московская пенсионерка — объяснила, что живёт с мужем, тоже пенсионером, на даче.

— Сын с невесткой и внуками в другом городе, у них там своё жильё, что квартире простаивать, правда? Сто десять рублей в месяц. Всё есть: посуда, бельё, телевизор, плита газовая, холодильник. Даже стиральная машина, — гордо добавила она. — «Рига-8»! А кто будет жить?

— Вот он, — показал на меня Петров.

Я поклонился.

— Студент, что ли?

— Покажи министерское удостоверение, Серёжа, — сказал Петров, едва заметно акцентировав «министерское».

Я показал.

— Надо же, — в голосе пенсионерки прорезалось уважение, когда она возвращала мне удостоверение. — А на вид не скажешь. Мальчишка, да и только.

— Выгляжу молодо, — сказал я, включая фирменное обаяние. — Все так говорят. Если квартира понравится, готов накинуть десятку сверху. За телефон.

Квартира понравилась; червонец сверху снял окончательно все вопросы и сомнения; я получил ключи и обещание хозяйки Тамары Владимировны в квартиру почём зря не наведываться, а если наведываться, то обязательно после предварительного звонка.

— Это важно, Тамара Владимировна, — сказал я, заглядывая ей в глаза. — Сами понимаете, с моей работой… У меня может быть важная встреча с важными людьми, для чего министерские кабинеты не всегда подходят.

Хозяйка посмотрела на стильно одетых Петрова и Боширова. Комитетчики молча наклонили головы, подтверждая мои слова.