В этих областях он хотя бы точно знает, что нужно делать для достижения результата. Технологию и последовательность шагов. Опыт и расчёт. Красота и неожиданности инженерных решений. Стоит ли в имеющихся обстоятельствах ступать на зыбкую почву воспитания нового человека и социальной инженерии, в которых он совсем не специалист и бежать, как здесь говорят, впереди паровоза?

Мне вспомнились разговоры, которые иногда, сидя за столом, вели отец с матерью и дедушка с бабушкой, дядей Юзиком и тётей Фирой, и которые касались местного населения среднеазиатских республик — туркмен и узбеков.

Общее мнение не самых глупых в моей жизни взрослых неизменно сводилось к одному: убери советскую власть, и уже через поколение все вернётся чуть ли не к феодализму и даже родовому строю, который царил здесь сотни лет, до прихода русских.

— Он и сейчас здесь царит вовсю, — рассуждал дедушка Лёша, приняв на грудь очередную рюмку. — Просто хорошо маскируется. Поскреби как следует любого местного коммуниста и получишь всё того же всегдашнего бая. С теми же феодальными замашками.

— И не помогут ни пенёндзы, ни ксёндзы, — соглашалась с мужем бабушка. — Пастухи и торгаши.

— Хоть кол на голове теши, — добавляла в рифму прабабушка. — Горцы такие же. Не приведи господь, уйдёт с Кавказа советская власть, тут же резня начнётся. Война у них в крови — не могут иначе.

— А как же великая цивилизация, которая здесь расцветала? — помнится, влез я однажды в этот разговор, нахватавшись к тому времени исторических сведений. — Хорезм, Самарканд, Бухара, Мерв! Самарканд так и вовсе ровесник Рима. Ещё нас, русских, в помине не было, а город уже стоял. А люди? Великие математики, астрономы, поэты. Один Аль-Бируни чего стоит! А Улугбек⁈

— И где они все теперь? — философски вопрошала тётя Фира.

— Цивилизацию, основой которой служат наука и культура, поддерживать надо, Серёжа, — говорил дядя Юзик, кивая деду, чтобы наливал. — Они как костёр. Не будешь питать — умрёт. Да, ты прав, когда-то Средняя Азия много дала миру. Но затем всё угасло. Непрерывность важна. Взять евреев. Почему они самые умные? Потому что где бы и когда еврей ни жил, он всегда знает, что главное — дать детям образование! А какая может быть наука, культура и цивилизация без образования?

— Да брось, — возражал дед чисто из принципа. — Знавал я вашего брата и без всякого образования.

— Много ты таких знавал? — прищурившись спрашивал дядя Юзик.

Дед вздыхал и был вынужден признать, что не много. Гораздо меньше, чем русских. Не говоря уже о прочих народах Советского Союза.

Выпивали за культуру с наукой и цивилизацией заодно, после чего разговор перескакивал на другие темы.

Новый, тысяча девятьсот семьдесят третий год, я встретил в кругу семьи уже почти взрослым пятнадцатилетним человеком. Не знаю, что этому поспособствовало — генетика или акселерация, о которой всё чаще говорили и писали, но вырос я за последние месяцы семьдесят второго года и впрямь как-то быстро. При этом никаких своих гарадских методов, которые могли бы оному росту поспособствовать, я не применял. Просто вырос — и всё.

Пришлось даже одежду менять вместе с обувью, поскольку к январю семьдесят третьего я вытянулся ста семидесяти восьми сантиметров, раздался в плечах, а туфли сорок первого размера начали ощутимо жать.

Так что перешёл на сорок второй размер обуви и сорок восьмой одежды (до этого носил сорок шестой). Благо, было где купить нормальную.

Первые, кто заметил эти изменения, были родители. Сначала мама.

— Совсем ты взрослый стал, сынок, — вздохнула она однажды, становясь рядом со мной, когда я причёсывался у зеркала в прихожей перед выходом в город. — Меня чуть ли не на голову перерос. А плечи! — она приобняла меня за плечи. — Бреешься каждый день… Даже мне, матери, не верится, что тебе всего пятнадцать.

— Это всё спорт, мам, — сказал я. — Физические нагрузки быстро превращают мальчишек во взрослых парней.

— Спорт — это внешнее, — мудро заметила мама. — А ты и внутренне стал взрослым. Как тогда, в Кушке, началось так и продолжается.

— Это плохо, мам?

— Не знаю, — опять вздохнула она. — Наверное, нет. Но ты всё-таки постарайся взрослеть не так стремительно, хорошо?

— Я постараюсь, мам, — засмеялся я, обнимая её в ответ. — Постараюсь, но не обещаю.

Однако была одна проблема, связанная с моим взрослением, которая не решалась свободным доступом в двухсотую секцию ГУМа, деньгами, связями, классной машиной с телефоном и собственным водителем. Точнее, с помощью всего выше перечисленного её как раз можно было решить, но меня этот способ не устраивал.

[1] известный мем 50-х и 60-х годов прошлого века.

[2] фраза из статьи В. И. Ленина «Три источника и три составные части марксизма».

Я имею в виду, конечно, девушек.

Если быть совсем точным — женщин.

Моя нынешняя талантливая подружка, сочиняющая замечательные стихи, Таня Калинина, на эту роль не годилась.

По нескольким причинам, главной из которых была та, что я не видел в ней ни свою девушку, ни, тем более, женщину. Ей пятнадцать только в марте, о чём говорить? Исключено. Пусть подрастёт для начала. Годика на три. А там поглядим.

Нет, девушек вокруг было достаточно. В той же Бауманке среди студенток и слушательниц подготовительных курсов, которые могли бы меня заинтересовать, попадались весьма симпатичные. В их глазах легко читался интерес пусть и к очень молодому, но стильно, модно и дорого одетому пареньку, приезжающему на занятия на белой «волге» с водителем. Пареньку, который может спокойно выбросить несколько червонцев на угощение всего подготовительного курса в кафе, дабы отпраздновать Старый Новый год. Пареньку, который, по слухам, уже изобрёл такое, что очень скоро сделает Советский Союз недостижимым в научно-техническом развитии. Чуть ли не устройство, которое нейтрализует силу тяготения. Гравигенератор или что-то в этом роде. Чем не жених?

Вот именно. Все они видели во мне, в первую очередь, будущего выгодного жениха. Мне же на данный момент невеста, даже будущая, была не нужна.

Мне нужна была женщина.

Ласковая, умелая, красивая, желательно не глупая и без матримониальных запросов. Не стерва.

И где, спрашивается, такую взять?

Всё чаще я вспоминал Circus Smirkus и воздушную гимнастку Венди, сделавшую меня мужчиной в этом новом юном теле. Но где я и где Венди? Летает, небось, под условным куполом нашего цирка где-нибудь в Огайо, Небраске или Иллинойсе, срывая аплодисменты, и давным-давно забыла странного мальчишку, с которым она, поддавшись капризу, едва не закрутила самый настоящий роман.

Вот и пусть летает дальше, дай Создатель ей здоровья, успеха и мужа хорошего.

Дошло до того, что как-то за традиционным нашим кофе я поделился этой проблемой с Петровым и Бошировым.

Эти ребята-комитетчики стали фактически моими единственными друзьями. Если разобраться, ничего странного. Оба были относительно молоды и не женаты, что давало им необходимое для дружбы свободное время.

За редким исключением нам нравились одни и те же книги и фильмы. Правда, в музыке вкусы разнились (я любил западный рок и французский шансон, Петров склонялся к джазу, а Боширов был к музыке равнодушен), но это нам не мешало. К тому же они были неплохо образованы, со здоровым чувством юмора и широким кругозором. А главное — нас многое связывало. Совместное противостояние узбекской «золотой мафии» и ЦРУ весьма способствует взаимной симпатии.

То есть дружили они со мной не только потому, что Родина велела, но и по собственному желанию. Это читалось в их аурах, которые я давно исследовал и время от времени проверял. На всякий случай. А как иначе? Обычная моя практика. Нужно знать, как человек настроен по отношению к тебе и окружающему миру — это помогает выработать правильную линию поведения. Не говоря уже о том, что не мешает время от времени проверить состояние здоровья близких людей. Мало ли что.