— В спортивном фехтовании три вида: шпага, рапира и сабля. Мужчины представлены во всех видах. Женщины — только рапира. Видишь, электрошнуры подключают?

На дорожку вышли две первые девушки с рапирами и масками в руках. Коснулись груди друг друга рапирами так, что клинки чуть согнулись; надели защитные маски; разошлись.

— Это для электрофиксации укола. Проверили оружие и аппарат. В рапире можно наносить укол только в туловище. Шпага — в любую часть тела. Сабля — туловище, руки и голова. В сабле электрофиксации нет.

— Получается, кто первый уколол, тот и прав? — спросил я. — Аппарат зафиксирует?

— В шпаге — да. В рапире и сабле — нет.

— Почему?

— В этих видах важно, кто атакует. Называется правота атаки. Тот, кто защищается, должен сначала атаку отразить, а только потом ответить. Парад-рипост, как мы говорим.

— Защита — ответ, — перевёл я.

— Верно. Всё, смотри, начинают. Сам всё сейчас поймёшь.

Девушки — обе правши — приняли боевую стойку.

Правая нога впереди, стопой направлена на соперницу. Левая позади, развёрнута на девяносто градусов.

Колени полусогнуты, словно перед прыжком.

Спина прямая, плечи развёрнуты, голова поднята.

Правая рука с опущенной рапирой впереди; левая сзади — чуть согнута и приподнята.

Красиво.

Примерно то же самое с разной степенью готовности происходило и на других дорожках.

— К бою, — услышал я голос судьи — седоватого мужчины в коричневом костюме и рубашке с полосатым галстуком.

Рапиры поднялись.

Колени ещё чуть согнулись.

Стопы сдвинулись, нащупывая лучшее положение.

Здоровые ауры девушек — одна бежевая, другая бирюзовая — сгустились, разделились на полосы с разной интенсивностью цвета. Эти полосы начали шевелиться, медленно сплетаясь и расплетаясь, образуя сложные и разнообразные узоры — зрелище не менее завораживающее, чем сами девушки в фехтовальных стойках.

— Готовы? — спросил судья. — Начали!

Это чем-то напоминало странный танец. Иногда медленный, иногда стремительный и рваный, но неизменно напряжённый и в чём-то даже страстный. Почти танго, только без ярко выраженного ритма и сексуального оттенка. Но кто-то всё равно стремится доминировать, а другой, вернее, другая, вроде бы подчиняясь, неожиданно перехватывает инициативу и уже доминирует сама, стараясь подчинить соперницу, оплести её своей страстью к победе.

Четыре шага назад — три вперёд.

Отступление — атака.

Теперь в другую сторону.

Глуховатый звон (или, скорее, звонкий стук) скрещивающихся клинков.

Выпады. Защита и нападение. Столкновения.

И вопли.

Создатель, как же они кричали!

Уже через пару минут бои начались на всех дорожках, и теперь стук клинков и женские крики наполняли весь зал.

Честно?

Никогда до этого не слышал, чтобы женщины так кричали.

Даже во время секса.

Казалось, в этих криках прорывалась вся женская натура — чувствительная, страстная, способная в долю секунды перейти от мгновенной ярости и огорчения к столь же мгновенной радости и восторгу.

— Вот где сразу видна разница между мужчиной и женщиной, верно? — наклонился ко мне Боширов. — И это не первичные половые признаки. Точнее, не только они. Мы так не орём… Смотри, что делает! Ай, молодец!!

Одна из девушек пошла в атаку. Вторая не отступила, а, наоборот, шагнула навстречу, стараясь отвести рапиру соперницы и ответить. У неё почти получилось.

Но первая в последний момент развернулась чуть ли не на сто восемьдесят градусов, пропуская чужой клинок мимо своей груди и нанесла укол сверху, из-за спины, не глядя.

И попала!

Два вопля — яростного разочарования и не менее яростной победы слились в один.

— Ловко, — сказал Боширов. — Непростой приём, требует очень точного расчёта.

Бои продолжались. Пары сменяли друг друга на дорожках. Кто-то проигрывал, кто-то выигрывал; я сам не заметил, как увлёкся поединками, наблюдая за столкновением темпераментов, характеров и мастерства.

Сплетались и расплетались клинки и ауры.

То и дело слышалось судейское: «К бою», «Готовы?», «Начинайте!», «Стоп!»

Скрип спортивной обуви по металлизированным дорожкам.

Стук и скрежет скрещивающихся рапир.

Писк аппаратов, фиксирующих уколы.

Запах разгорячённых юных женских тел, смешанный с особым запахом спортзала, стены которого впитали в себя пот и напряжение множества тренировок и соревнований.

Беда произошла незадолго до конца первого часа, когда на дорожку вышла девушка Тимура — Света и её соперница из команды «Буревестник», чьей имени я не знал, но успел заметить тонкие черты лица и синие глаза под раскинувшимися, словно крылья буревестника на её шевроне, чёрными бровями.

Соперницы надели маски.

— К бою, — привычно скомандовал судья — всё тот же седоватый в коричневом костюме. — Готовы? Начинайте!

Не раздумывая, девушки кинулись в обоюдную атаку.

Синеглазка пропустила укол в грудь, но её рапира тоже не промахнулась.

Клинок Светы, издав отчётливый треск, сломался.

По инерции тело фехтовальщицы продолжало двигаться вперёд в глубоком выпаде.

Обломок рапиры ушёл вверх, пробил маску синеглазки и вошёл в плоть.

Пронзительный крик страха и боли перекрыл собой все остальные звуки.

Девушка с синими глазами под пробитой фехтовальной маской выпрямилась, зашаталась и, как подкошенная, рухнула на дорожку.

[1] «Песня о шпаге» из кинофильма «Достояние республики» (1971 год), музыка Е. Крылатова, слова Ю. Энтина.

[2] Цитата из фильма «Не горюй» реж. Георгий Данелия (1969 год).

— А-ааа!! — это уже закричала Света. — Врача!! Где врач!!

Она отстегнула сломанную рапиру, сорвала с головы защитную маску, — то и другое полетело на пол — упала перед соперницей на колени. — Кристина! Кристи!

— П…ц, — отчётливо произнёс Тимур Боширов, вскакивая на ноги.

Я уже мчался вниз по лестнице, перескакивая через две ступеньки, отмечая на бегу происходящее в зале.

Пока ещё не все сообразили, что случилось.

На трех ближайших дорожках судьи остановили бои.

Товарки по команде обеих спортсменок вместе с тренерами спешили к месту происшествия.

Зрители поднимались со своих мест, стараясь разглядеть, что там, на одной из фехтовальных дорожек, произошло.

Аура девушки Кристины переливалась алыми тревожными разводами, сигнализируя о ранении.

— Я врач! — крикнул я, подбегая, чтобы сразу обеспечить себе свободу действий. — Отойдите, не толпитесь!

Мгновение, и пробитая маска была аккуратно снята с головы девушки.

Кристина была без сознания.

Болевой шок.

Глаза закрыты.

Тёмные пряди волос на бледном лбу.

Полные чувственные губы, щёки, подбородок и шея залиты кровью.

Фехтовальщице необычайно повезло. С ней случилось примерно то же самое, что с Серёжей Ермоловым в пятилетнем возрасте. Буквально пару дней назад это воспоминание всплыло в памяти. Видимо, сработало то, что я думал о фехтовании.

С детскими воспоминаниями Серёжи Ермолова вообще всё было не просто. Что-то я помнил и довольно хорошо. Но многие эпизоды ушли из памяти, спрятались, словно испугавшись, что теперь они должны принадлежать кому-то другому. Однако время от времени под воздействием тех или иных факторов всплывали. Как этот.

Дело было всё в том же Алмалыке, в гостях у дедушки с бабушкой. Пятилетнему Серёже Ермолову едва не проткнул горло палкой такой же мальчишка, как он сам. Доигрались в фехтовальщиков. Было много крика, боли и крови, но всё обошлось, — бабушка Зина схватила внука в охапку, дедушка Лёша прыгнул в машину, и через несколько минут они были в поликлинике. Там врач обработал рану (скорее, глубокую царапину) и отпустил их восвояси.

Тут всё было хоть и похоже, но гораздо хуже.

Обломок рапиры пробил защитную сетку, затем правую щёку, прошёл между зубами и вышел с другой стороны через левую щёку.