— Без обид, сэр, но моя девочка не стала бы сосать у вас член ни за какие деньги в мире.

— Следи за своим тоном со мной, Сэйнт, — прорычал я. — Не забывай, что я твой учитель.

— Я не хотел вас обидеть, — сказал он, невинно поднимая руки. — Только то, что она точно знает, кому принадлежит, и не настолько глупа, чтобы приближаться к кому-то еще.

— Что ты имеешь в виду, кому она принадлежит?

Сэйнт одарил меня насмешливой улыбкой и подошел ближе к столу, протягивая руку.

— Я могу вернуть ей телефон, — сказал он, игнорируя мой вопрос.

— Если мисс Риверс хочет вернуть свой мобильный телефон, она может прийти и забрать его сама. Я говорю тебе отвалить еще раз.

Он уставился на меня, и я посмотрел в ответ, игнорируя тот факт, что он использовал свое положение надо мной, чтобы попытаться запугать меня. День, когда я был запуган Королем Долбоебов, был бы действительно жалким днем.

В конце концов Сэйнт кивнул и отступил.

— Хорошо, но, если она появится где-нибудь поблизости, пришлите ее ко мне, хорошо?

— Я тебе не посыльный, почему бы тебе не попросить Боумена или кого-нибудь из твоих маленьких последователей разыскать ее, если ты так отчаянно хочешь ее увидеть?

— Не волнуйтесь, я скоро отправлю на поиски всю школу. Мы найдем ее. — Он ухмыльнулся мне, прежде чем выйти за дверь и закрыть ее за собой.

Татум вздохнула с облегчением и двинулась, чтобы вылезти из-под стола, но я подкатил свой стул вперед, шикнув на нее, когда взглянул на камеру видеонаблюдения и заметил Мемфиса, притаившегося в коридоре прямо за дверью.

Мое новое положение ближе к ней означало, что я мог чувствовать, как ее плечи касаются внутренней стороны моих бедер, а ее дыхание овевало мою руку, лежавшую у меня на коленях. Какого хрена Мемфису понадобилось упоминать о том, что она будет сосать мой член? Я не был слеп, Татум Риверс была исключительно привлекательной девушкой, но я был ее учителем и категорически отказывался смотреть на нее таким образом. Но когда она была там, внизу, между моих бедер, мысленный образ продолжал всплывать, и прилив адреналина, который я испытывал, пряча ее от него, заставлял меня чувствовать себя безрассудным. Соедините это с тем фактом, что я все равно чувствовал боль в своих синих яйцах сегодня вечером, и я оказался в чертовски компрометирующем положении.

Мемфис наконец сдался и зашагал прочь, направляясь к выходу из здания, а я откатил свой стул назад, бросив хмурый взгляд на Татум, когда она вылезла из-под стола.

— Спасибо, — выдохнула она, и я уловил проблеск страха в ее глазах, прежде чем она подавила его. — Я просто не хочу иметь дело с этим мудаком прямо сейчас.

— Этот засранец редко бывает один в своих мучительных играх. Не хочешь сказать мне, что он имел в виду, когда сказал, что ты принадлежишь ему?

— Я… — Эти большие голубые глаза расширились, и на мгновение вся чушь, которую она любила нести, исчезла, и она смотрела на меня так, словно, возможно, был шанс, что я действительно могу быть чем-то большим, чем просто еще одним мудаком. Это заставило меня задуматься, сколько в ее жизни было людей, на которых она вообще могла положиться. И учитывая все, что появилось в новостях о ее отце, я был готов поспорить, что сейчас она была сама по себе.

— Садись, — настаивал я гораздо более мягким тоном, чем обычно, снова предлагая ей свой стул.

Татум взглянула на него, затем покачала головой, делая движение, чтобы проскочить мимо меня.

Я протянул руку и обхватил ее за талию, мои пальцы скользнули по мягкому материалу ее платья, когда я потянул ее назад и заставил сесть на стол передо мной.

У нее перехватило дыхание, когда она посмотрела на меня, ее руки легли на мои предплечья, как будто она собиралась оттолкнуть меня. Но она этого не сделала. И слишком долго я тоже не отпускал ее, ощущение ее тела под моими руками притягивало меня.

Я сглотнул, борясь с желанием остаться там, и отпустил ее, вместо этого положив руки на деревянный стол по обе стороны от нее, прижимая ее к себе и удерживая в плену, пока мы оставались вот так, глаза в глаза.

— Расскажи мне, — прорычал я, не оставляя места для переговоров.

— Они… Ночные Стражи злятся на меня за то, что газеты пишут о моем отце, — наконец выдохнула она.

— Ты не веришь, что он это сделал? — Спросил я.

Она покачала головой, в ее глазах стояли слезы и тень сомнения.

— Я знаю его, я люблю его, я не могу поверить, что он мог сделать что-то настолько ужасное, так что… — У нее вырвался всхлип, когда скатилась слеза, и мой большой палец провел по ее щеке, чтобы поймать ее, прежде чем она упадет между нами.

Татум посмотрела на меня так, словно знала, что я не должен был так к ней прикасаться, и как будто надеялась, что я сделаю это снова. Мне серьезно нужно сбавить обороты.

— Если они издеваются над тобой из-за…

— Они не издеваются надо мной, — ответила она тихим голосом, моргая, чтобы сдержать слезы, прежде чем они могли превратиться в поток.

— Тогда что? Если ты не хочешь, чтобы это вышло дальше этой комнаты, клянусь, я этого не сделаю. Но я не смогу тебе помочь, если ты мне не расскажешь.

Она колебалась всего мгновение, но я мог сказать, что ее стены рушатся. Ей нужно было рассказать кому-нибудь о том, что происходит, и я был тем самым счастливчиком, который, блять, получил эту работу.

— Ночные Стражи отвели меня к той старой скале с резьбой на пляже Сикамор, — прошептала она, как будто одни эти слова могли призвать демонов, которые преследовали ее. — И они угрожали мне, угрожали моим друзьям, обещали сделать со мной всевозможные невыразимые вещи. Если только…

— Если только что? — Я зарычал.

Моя хватка на краю стола была невыносимой, и я чувствовал, что теряю контроль, пока ждал, когда слова слетят с ее губ. Потому что я уже мог это видеть. Увидеть, как Сэйнт и его придурковатые друзья что-то сделали с ней точно так же, как его отец сделал что-то со мной. Что-то настолько большое, что это все изменило, разрушило все, и в то же время такое незначительное для них, что все, что они делали, это смеялись над этим, если вообще думали об этом.

— Они заставили меня пообещать принадлежать им разумом, телом и душой, — выдохнула она, не отводя от меня взгляда.

— Принадлежать им? Как? Что это должно означать? — Спросил я, мне совсем не понравилось, как это прозвучало.

— Я принадлежу им. Я должна делать все, что они скажут, все, что они прикажут.

— Они заставляют тебя заниматься с ними сексом? — Я зарычал, вцепившись в стол так сильно, что удивился, как эта чертова штуковина не сломалась. Если бы это было правдой, я бы сам прямо сейчас выследил их троих и показал им все способы использования бейсбольной биты за пределами поля.

— Нет, — быстро сказала она. — Но все остальное. Я должна делать такие вещи, как кормить их с рук и стирать их футбольные футболки…

Я стиснул зубы, пытаясь взять себя в руки, отодвигаясь от стола и отходя от нее, и запустил руку в свои светлые волосы, пока несколько раз расхаживал взад-вперед.

Татум наблюдала за мной, ее взгляд обжигал меня, пока я крался, как горный лев, но я ничего не мог с собой поделать. Гнев, который жил во мне из-за моего жребия в жизни, несправедливости, безнадежности, бесконечной жажды мести, которая, черт возьми, не раз чуть не поглотила меня, поднимался, чтобы затопить меня. Мне нужна была минутка. Всего минутка.

Я наконец выдохнул и снова повернулся к ней.

— Трахаться с их футбольными футболками было глупым поступком, — сказал я наконец, и она надулась, когда стены снова опустились перед ее глазами.

— Отлично. Спасибо. Я так рада, что поделилась с тобой своей проблемой. — Она повернулась и направилась к двери, но я поймал ее, когда она рывком распахнула ее и снова захлопнула, упершись рукой в дверь над головой, чтобы удержать ее закрытой, пока я смотрел на нее сверху вниз.

— Ты не дала мне закончить, — сказал я мрачным голосом.