— Абсолютно.

Она, казалось, не сочла, что это заслуживает ответа, и вместо этого погрузилась прямо в горячую воду, пока полностью не исчезла.

Я ждал гораздо больше минуты, пока она снова не появилась, и с интересом наблюдал за тем, как она сморгнула влагу с ресниц и глубоко вздохнула.

Пузырьки затихли, когда таймер на них закончился, и я был одарен видом ее почти обнаженного тела сквозь прозрачную воду. Я не мог отрицать, что хотел ее. В этой девушке было что-то действительно привлекательное, и дело было не только в ее внешности. У нее был такой умный рот, что мне хотелось ее заткнуть, и такой своенравный характер, который заставлял меня придумывать всевозможные способы, которыми я хотел бы связать ее и наказать.

— Согрелась? — Спросил я, мой голос был хриплым, поскольку мой слегка пьяный мозг пришел в возбуждение.

— Я промерзла насквозь, придурок, — прорычала она, явно серьезно восприняв мое разрешение на оскорбления, и я должен был признать, что мне это понравилось.

— Я мог бы хорошенько тебя разогреть, — предложил я, жадно глядя на нее, гадая, заглотнет ли она наживку.

— Как? — Спросила она с недоверием в больших голубых глазах.

— Просто раздвинь ноги и скажи только слово, — прорычал я, потому что был мудаком и мог это сделать.

Ее бедра сжались вместе, как будто она думала, что я заставлю их раздвинуться, но я бы никогда не взял девушку силой. Это было не в моем стиле. Да, я хотел доминировать над ней, владеть ее телом и причинять ей боль всеми возможными способами. Но я хотел, чтобы ее крики были криками удовольствия, и чтобы я слышал, как она умоляет о каждом дюйме, который я ей отдаю.

— Не волнуйся, богатая девочка, — сказал я, пренебрежительно скользя взглядом по ее идеально сексуальным изгибам. Мне нравилось, что я мог так плотно надевать свою маску. Ни один ублюдок никогда не прочитает, о чем я думаю, если я им не позволю. Даже Сэйнт. — Я не жажду перепуганной киски. Ты даже наполовину недостаточно дикая для меня.

— Я более дикая, чем ты можешь себе представить, ты, одержимый собой ублюдок, — прорычала она, и я задался вопросом, надеялась ли она возбудить меня этим заявлением или это был просто приятный побочный эффект.

— Не будь со мной такой нежной, детка, иди ва-банк, — бросил я ей вызов.

Ее губы неуверенно надулись, и я протянул руку, чтобы снова запустить пузырьки.

— Ну же, не надо нарываться, скажи мне точно, что ты думаешь обо мне, — бросил я вызов.

Моя броня была сделана из платины, а внутри все равно было мертво и пусто, так что я не беспокоился о том, что мои чувства будут задеты, но мне было интересно, что мой новый питомец думает обо мне как о хозяине.

— Честно? — Спросила она, чувствуя ловушку.

— Кидай это в меня. Каждую глубокую, темную, грязную мысль, которая у тебя была обо мне, и выводы, к которым ты пришла.

Она облизнула губы, словно наслаждаясь вкусом этих слов, а я, не мигая наблюдал за ней, очарованный этим существом, которое теперь принадлежало мне, и гадая, сможет ли она продолжать удивлять меня.

— Ну, по первому впечатлению, я бы предположила, что ты какой-нибудь гангстер из более дерьмовой части города с низкой арендной платой, — начала она, долго глядя на меня, чтобы убедиться, что не сболтнет лишнего, и я выгнул бровь, ожидая, когда она перейдет к главному. — У тебя надменное выражение лица, типа "Мне-насрать", но на самом деле это полная противоположность твоим чувствам. Все в том, как ты выглядишь и одеваешься, на самом деле кричит: посмотри на меня, особенно учитывая компанию, в которой ты промышляешь, и деньги, которые у тебя есть. Ты одеваешься и ведешь себя как хулиган, выбирая роль опасного плохого парня, но, когда дело доходит до драки, ты просто плывешь по жизни на своем многомиллионном трастовом фонде. Ты можешь вести себя так, будто ты такой мрачный, опасный и пустой внутри, но единственная причина, по которой ты такой пустой, заключается в том, что у тебя все было в жизни так чертовски легко, что это просто надоело. И теперь ты так долго носишь эту пустую, темную маску, что даже не знаешь, как ее снять, и ты не уверен, кто ты такой без нее, и являешься ли ты кем-нибудь. Готова поспорить, что это не так.

После ее слов повисла тишина, и я посмотрел в ее большие голубые глаза, прикусив язык, чтобы не отреагировать на ее слова, не попытаться опровергнуть, отказаться от них или показать ей, что в них есть хотя бы малейшая капля правды. И кого это волновало, даже если и это и так? Ну и что, что она могла сказать, что я был пуст внутри? Не то чтобы я пытался это скрыть.

Я позволил ей напрячься, пока она несколько секунд ждала, не наброшусь ли я на нее, прежде чем я, наконец, рявкнул и рассмеялся.

— Не совсем, детка, но продолжай гадать, может быть в следующий раз. Один или два из этих бросков попали почти в цель, даже если ты не попала в яблочко, — поддразнил я, выкидывая ее слова из головы и демонстративно забывая о них.

Татум прикусила губу, обдумывая ответ, ее пристальный взгляд долго скользил по моим чертам лица, прежде чем она поняла, что я не собираюсь терять самообладание.

— Могу ли я заняться тобой прямо сейчас? — Спросил я.

— А я вообще-то имею право голоса? — Выдавила она.

— Конечно. Понимаешь, детка, это всего лишь разговор между… ну, я бы сказал, сучкой и ее хозяином, но я чувствую, что ты можешь обидеться.

— Пошел ты, — прошипела она.

— Спасибо за предложение, но я не думаю, что ты выдержишь этот жар, богатая девочка.

— Отлично. Тогда давай послушаем, если ты думаешь, что знаешь так чертовски много обо мне, — сказала она, скрестив руки на груди и выпятив при этом грудь.

Я не делал попыток скрыть, куда упал мой взгляд, и она зарычала, еще глубже погружаясь в пузырьки, чтобы закрыть мне вид на тело.

Я потер большим пальцем уголок рта, чтобы скрыть ухмылку от ее реакции, и решил продолжать играть в эту игру. Было не так много людей, которые действительно могли бы так долго удерживать мое внимание, и я начал задаваться вопросом, как долго она еще будет оставаться интересной.

— Тогда посмотрим… — Я скользнул по ней взглядом и усмехнулся, когда начал. — Ты выросла в достатке, но не с такими деньгами, которые были у большинства здешних детей, так что ты привыкла к достаточно хорошему качеству жизни, но не настолько хорошему, чтобы считать себя титулованным ребенком. Мама бросила тебя в самом раннем возрасте, так что ты провела годы своего становления, равняясь на папу, который был всего лишь парой винтиков, если верить газетным статьям о нем. Я также прочитал о всех различных лабораториях, в которых работал твой папа, по всей стране, а это значит, что ты часто переезжала с места на место. Это объясняет, почему ты легко заводишь друзей, но не вмешиваешь в это свои эмоции. Имея единственного мужчину-образца для подражания, ты научилась разговаривать с мужчинами лучше, чем с женщинами, и по мере того, как ты обретала это тело — что, кстати, чертовски впечатляюще — ты поняла, что являешься практически полным набором для завлечения члена. Это означало, что за последние несколько лет ты была с несколькими парнями, беря от них ровно столько, чтобы удовлетворить себя, не отдавая многого взамен, так что, когда ты уходишь, не остается никаких ран, о заживлении которых стоило бы беспокоиться. Это также объясняет, почему к тебе будет так чертовски трудно подобраться. Ты обрела толстую кожу, и ты знаешь, как защитить себя, так же хорошо, как понимаешь, как отряхнуться после удара и вернуться в бой. Как я справился?

— Ты пропустил ту часть, где я обучалась кикбоксингу и продвинутой самообороне, — самоуверенно сказала она. — И, несмотря на все эти эффектные мускулы, которыми ты так гордишься, я почти уверена, что смогла бы уложить твою задницу один на один.

Я одарил ее честной, настоящей улыбкой. Никаких ухмылок, никаких насмешек, вообще никакого дерьма. Такой улыбки никто, кроме Блейка или Сэйнта, не получал от меня годами.