— Черт, — прорычал я. — Я действительно должен ответить.

— Тогда ответь. И поскорее возвращайся, — настаивала она.

Мысль о том, чтобы встать с этой кровати, почти причинила мне физическую боль, но я должен был это сделать.

Я встал, достал из ящика пару спортивных штанов и натянул их, прежде чем достать телефон из кармана джинсов. Звонок раздался снова, но это было нормально, мне нужно было покинуть эту комнату, если у меня была хоть какая-то надежда сосредоточиться на том, что хотел сказать мне мой отец, и я тоже не очень хотел разговаривать с ним со стояком.

Татум наблюдала за мной с кровати, лежа обнаженной, ее ноги были раздвинуты, чтобы дать мне идеальный обзор именно того, к чему я вернусь, и я застонал от разочарования.

— Тридцать секунд, — поклялся я ей, пятясь к двери.

— Я буду ждать, — пообещала она.

Я снова жадно зарычал, засовывая пальцы, которые только что были внутри нее, в рот, чтобы почувствовать сладость ее желания, прежде чем уйти.

Ее глаза вспыхнули жаром, когда она смотрела, как я посасываю их, и я ухмыльнулся ей, прежде чем выйти из комнаты.

Я пробежал до конца коридора и вышел через парадную дверь, пытаясь сосредоточиться на чем-нибудь, кроме этой богини в моей постели. Сэйнт не получит ее. Он может отвалить. Не было ни единого шанса, что я позволил бы ему забрать ее. Татум Риверс была моей.

Я несколько раз прошелся взад-вперед, позволяя холодному воздуху на груди отвлечь мое внимание, пока я пытался утолить свой стояк. На самом деле это не сработало. Эта девушка была такой горячей, что у меня, вероятно, был бы стояк всю неделю, даже если бы я больше ее не видел.

Я вздохнул и набрал номер моего отца. Он ответил еще до того, как закончился первый гудок, и мои брови поползли вверх от его тона.

— Где ты был? — Требовательно спросил он.

— Боже, я спал, где ты в три часа ночи? — Спросил я раздраженным тоном. Мне не нужно было, чтобы он звонил мне для какой-то лекции прямо сейчас, у меня были дела поважнее. Гораздо более важные дела.

— Извини… Я не хотел быть резким с тобой, сынок, — сказал он, тяжело вздохнув.

— Все в порядке… — Он был немного таким с тех пор, как вирус «Аид» убил маму. Я понимал, что он горевал, поэтому просто пропустил это мимо ушей. Ему не нужно было, чтобы я вел себя как придурок вдобавок к его горю.

— Послушай, это еще не попало в новости, но к завтрашнему дню появится, — сказал папа.

— Что случилось?

— Они вычислили источник этого гребаного вируса, — прорычал он.

— О, точно. — Я подавил вздох. Папа был полон решимости обвинить кого-нибудь с тех пор, как умерла мама. Он попался на удочку кучки сторонников теории заговора о правительственном прикрытии и биологическом оружии. Я был почти уверен, что они просто охотились за его деньгами, чтобы профинансировать свои бессмысленные исследования, но я не пытался остановить его. У него было достаточно денег, если он хотел потратить часть из них впустую, и если это давало ему хоть какое-то успокоение оттого, что он верил в эту чушь, то он мог их получить.

— Я говорю не о какой-то теории, Блейк. Я говорю о подтвержденной информации. Этот вирус был гребаным биологическим оружием, но предполагалось, что он будет находиться в строгой изоляции, потому что у них нет лекарства от этой гребаной штуки.

— Ты хочешь сказать, что правительство признает это? — Спросил я, мой интерес возрос.

— Да! Это так, потому что они также выяснили, откуда произошла утечка.

— Правда? Откуда?

— Этот придурок, недовольный ученый, который работал в лабораториях. Он украл это и продал бог знает кому, или, может быть, он выпустил его сам, я, блядь, не знаю, но вирус явно распространился по миру.

— Так они его арестовали? — С надеждой спросил я. Я надеялся, что они заполучили его в штате, где предусмотрена смертная казнь, чтобы этот ублюдок мог поджариться.

— Нет, — выдавил из себя папа. — К сожалению, этот засранец понял, что они вышли на него, и подался в бега.

— Черт, — выругался я, расхаживая взад-вперед, пытаясь осмыслить это.

Кто-то, какой-то гребаный, жалкий, никчемный, жадный до денег кретин сделал это. Заразил мир этим ядом. Убил мою гребаную маму! Я хотел его голову. Я хотел, чтобы он был мертв и окровавлен у моих ног. Я не знал, как мне это удастся, но я хотел этого больше, чем мог выразить словами. Больше, чем я когда-либо чего-либо хотел.

Я ничего не слышал, кроме звона в ушах, и все, что я мог видеть, было черным. Нет… красным. Потому что ярость была красной, и я был переполнен ею до отказа. Чертовски взрывался от нее.

Папа говорил что-то еще, но я не слышал его из-за стука пульса в ушах.

— Ты слышал, что я только что сказал? — Требовательно спросил он.

— Нет. Что это было? — Выдавил я.

— Я сказал, что они еще не обнародовали его имя, но я использовал свои источники, чтобы заполучить его в свои руки. И мои ребята изучили каждый клочок информации, которая там есть о нем.

— И? — Спросил я.

— И. Его зовут Донован Риверс, он, очевидно, ученый, но он также занимается подготовкой ко всякому дерьму, но это не главное, потому что я нашел его слабое место. Он пытался спрятать ее, когда понял, что все это выплывет наружу, но, он черт возьми, выбрал для этого неподходящее место.

— Кого спрятать? — Спросил я, нахмурившись.

— Его дочь. Татум Риверс. Она учится в твоей школе! — Он продолжал говорить, но я больше не мог его слышать, потому что по моей коже побежали мурашки, в голове стучало, а сердце билось с такой силой, что было чертовски больно.

Нет! Нет, нет, нет, нет, НЕТ!

Как, черт возьми, это произошло? Она была не просто в моей школе, она была в моей постели! Я только что заставил ее кончить. Она смотрела на меня так, словно мир начался и закончился со мной. Но это закончилось не со мной… все закончилось на ней.

Ярость охватила меня, вырываясь из моего сердца и прокладывая себе путь по венам, отравляя каждую частичку меня, поглощая меня. Это была вина ее отца. Что означало, что с таким же успехом это могла быть ее вина. Вся эта гребаная история, болезнь, умирающие люди, моя мама… Дерьмо.

— Преврати ее жизнь в ад, сынок, — прорычал папа мне на ухо.

— Ты можешь на это рассчитывать, — прорычал я в ответ, прежде чем закончить разговор.

Я отвернулся от общежитий и побежал в дальний конец тропинки, где был указатель на смотровую площадку, откуда открывался вид на озеро и горы за ней. Я взбежал на вершину, мои ноги все еще шлепали до самой вершине утеса.

Я вцепился руками в волосы и вознес свое горе к небесам. Мой голос эхом отдавался все дальше и дальше, и я отшатнулся, упав на колени и сжав свой мобильный телефон почти так сильно, что чуть не сломал его к чертовой матери.

Мне нужно было что-то с этим сделать, но я не мог ясно мыслить сквозь туман ярости и горя, которые поглотили меня.

Мне нужен был Сэйнт. Он бы знал, как с этим справиться. Он мог бы все хорошенько обдумать. Я набрал его номер дрожащими пальцами и поднес телефон к уху, когда он начал звонить, и стал ждать.

Он ответил после пятого гудка, и я просто надеялся, что у него есть ответы, в которых я нуждалась.

***

Через два часа я вернулся в свое общежитие, гадая, улыбнется ли мне судьба и дочь человека, которого я поклялся убить, все еще будет в моей постели. Я хорошо потрудился, вымотав ее прошлой ночью, так что мне оставалось надеяться, что она просто снова заснула, ожидая моего возвращения.

Последние два часа я провел в храме с Сэйнтом и Кианом, и у нас был чертовски хороший план того, как мы собираемся разыграть это сейчас. Мне просто нужно было сохранять хладнокровие еще какое-то время. Поиграть в игру. Быть с ней ласковым.

И, несмотря на горький привкус, который это оставляет на моем языке, я был готов проглотить все ради того, что нам нужно было сделать.