Князь хохотнул. Кажется, мои последние слова его позабавили. Просто прожить одну человеческую жизнь — действительно смешно. Для кого-то. Но не для меня. С того момента, как я вспомнил свое прошлое полностью, я точно знал, что именно этого и хотел.

— Что ж. Это, как ты понимаешь, немного неожиданно.

— Вполне понимаю.

— И ты при этом совершенно уверен, что можешь справиться?

— Скажем так, я имею достаточные основания полагать, что с моей помощью у вас все получится. А без меня… Я недостаточно хорошо осведомлен о политической картине мира, но что-то мне подсказывает, что она совсем не благостная. Вы правильно заметили, что функции хорошо вас изучили, а значит нанесли удар, понимая, к каким результатам он может привести.

— То есть, без тебя, у нас не выйдет?

— Если бы мне предложили сделать ставку на то, как дальше будут развиваться события, я бы поставил на мировую войну. В которой функции передушат все страны по очереди. Сперва помогая одним против других, потом уничтожая победителей. Это домыслы, конечно…

— Не такие уж и домыслы. — печально улыбнулся Кузнецов. Вдруг как-то подобрался, решительно рубанул воздух рукой и сказал. — Решено. Я принимаю твою помощь и твои условия. Что же касается узкого круга осведомленных, кое-кого все-таки посвятить придется. Причем, как можно скорее. Денис… или мне тебя теперь Иваном называть?

— Да зовите уже Денисом, я даже привык как-то.

— Значит, Денис. Собирайся. Мы вылетаем в столицу, нужно познакомить тебя с государем.

В московскую резиденцию главы государства мы с Кузнецовым смогли попасть только через четырнадцать часов после завершения разговора. Как бы не поджимало время, а про протоколы безопасности князь не соврал. Новусы, столкнувшись с ударами изнутри, прогоняли через мелкое сито даже абсолютно надежных людей. Что уж говорить о никому неизвестном мальчишке, которого невесть откуда вытащил маршал империи.

Но — все-таки получилось. И спустя четырнадцать часов передо мной открылась дверь небольшого кабинета, где в одиночестве работал с бумагами (настоящими, не электронными) император российский.

Его внешний вид почти не изменился с тех пор, как я видел его в последний раз. Все тот же великан почти двухметрового роста, с плечами, для которых, я уверен, некоторые дверные проемы специально расширяли. Седые волосы, которые этот немолодой мужчина, как и прежде, носил собранными в толстый хвост на затылке, уже были такими, когда мы с ним лишь познакомились.

Изменился лишь взгляд. Раньше Лидер одной из крупнейших семей русских новусов смотрел так, что хотелось забиться куда-нибудь под койку, то теперь в глазах самодержца были только усталость и растерянность.

— Федор.

— Кирилл. Выглядишь неважно.

Он поднялся, приветствуя старого друга, пожал ему руку. Бросил короткий взгляд на меня, но ничего не сказал. А ведь ему уже наверняка, хотя бы в общих чертах, доложили, что за типа ведет на прием Кузнецов. Ну, не мог он не знать, какой бы не была секретность.

Я, по крайней мере, исходил из этого. Поэтому, кивнув и произнеся: «Вечер добрый, Кирилл Владимирович!» сразу же прошел к стенной нише, и плесканул себе в стеклянный бокал немного вина. И уже вооруженный напитком, уселся в свободное кресло, коих в кабинете было ровно три штуки.

Мы с ним не были друзьями. Никогда. Иногда враждовали, но чаще сотрудничали. Я не разделял его мечтаний о возрождении монархии, более того, противился этому, как только мог. Но при этом я всегда относился к нему с уважением. Все-таки, именно этот мужик положил конец усобице русских новусов, позволив нам бороться с Вторжением. И даже почти остановить его.

И мы часто общались. Чаще, чем мне бы хотелось. В те времена я всегда вел себя примерно так, как сейчас. А Стрельницкому было прекрасно известно, что Ликвидатору Ляху проще пустить еще одну пулю в затылок, чем заставить соблюдать субординацию.

— Моча какая-то. — сообщил я свое мнение, сделав глоток.

— Французское. Прости, бодяги из «Пятерочки» нет. — не дрогнув ликом, отозвался император.

— Как и самой «Пятерочки». — покачал головой я. — Ну что, Кирилл Владимирович? Я прошел проверку?

— Учитывая насколько я хочу тебя придушить, ты точно тот самый Лях.

— Даже не сомневайтесь. А когда я расскажу о своем предложении, вы вряд ли сможете сдержать себя.

Кузнецов переводил взгляд с меня на самодержца. Взгляд его выражал полную растерянность. Вероятно, с русским царем никто так себя не вел очень давно. При нем, по крайней мере — никогда.

— Федор, расслабься. Этот человек — тот, за кого себя выдает.

Маршал позволил себе ругательство, тоже прошел к бару и плесканул в стакан вискаря. И плюхнулся в последнее свободное кресло.

— Это же хорошо, Кирилл?

— Да вот хрен его знает…

Я вполне понимал Стрельницкого. Там где Ваня Лях, даже понятия «слабоумие и отвага» приобретают совершенно новый смысл.

— Кирилл Владимирович, да не пугайте вы так Федора Михайловича! А то он так, чего доброго, решит, что притащил своему господину бомбу с часовым механизмом.

— И будет не слишком далек от истины. — без выражения откликнулся седовласый мужчина. — Иван, мне сказали, что у тебя есть план? Я хотел бы его услышать. Не могу сказать, что мы в полном тупике, но именно твой взгляд пришелся бы кстати.

— Ой, да ладно вам! — я отмахнулся с самым легкомысленным видом. — Я что, похож на человека, у которого есть план?

Дал этой фразе сдетонировать — глаза Стрельницкого вспыхнули злостью — и примирительно поднял руки.

— Сейчас у меня нет плана, вашество. Я же только из космоса вернулся, попал в тело пацана, у которого никакого внятного доступа к информации нет. Но у меня будет план. Как только я достаточно глубоко погружусь в анализ.

Добрее взгляд императора не стал. Наоборот, теперь он вполне холодно раздумывал над тем, чтобы убить меня. Не по причине личной неприязни, хотя, полагаю, частично все же благодаря ей. А просто потому, что я слишком много знаю, но при этом ничего предложить не могу. То есть — бесполезен. Да еще и кучу его времени потратил.

— Ну, это логично. — встал вдруг на мою сторону Кузнецов. За что тоже был награжден недобрым взглядом.

— Кирилл Владимирович, давайте поменьше эмоций. Федор Михайлович же рассказал вам о том, что я вернулся на Землю после того, как уничтожил всю цивилизацию функций.

— Это ты так говоришь…

— А вы знаете, что это правда. — парировал я. — Иначе бы, ваши китайские и африканские друзья до сих пор сидели в своих землях, и мирно ждали подмоги из дома. Но нет, они напали. И сделали это только потому, что поняли — подкреплений не пришлют. Некому. В то же самое время, я — вот он. Сижу перед вами, и держу в голове все, что знали и умели функции. Все, понимаете? Я уже давно не просто Ликвидатор.

— Что помешает это забрать?

— Я. Вы можете попытаться схватить меня, но я просто сменю тело. — тут уже пришлось блефовать. — Для тех, кто чуть не захватил Землю, это довольно обыденная процедура, доступная и мне. А уж чуана я успел подготовить. Другими словами, мы либо будем с вами сотрудничать, либо — я уйду. Я за первый вариант. Да и вы человек очень умный. Так что предлагаю перейти уже к делу. Мне нужна информация о состоянии дел на планете. Вся доступная вам. Можете меня запереть в каком-нибудь бункере, если опасаетесь. Кстати, так даже лучше будет, а то у вас в последнее время с протоколами безопасности просто беда какая-то. За пару недель я смогу выдать план, как справится с пришельцами, и не просрать при этом Землю. Годится?

Есть такое выражение в русском языке: «И хочется, и колется». Стрельницкий в настоящий момент был иллюстрацией этой поговорки. Дела его были плохи, и он отчаянно нуждался в помощи. Но рука, которая эту помощь ему протягивала, доверия не внушала.

Однако, он не усидел бы на троне так долго, если бы не умел в компромиссы. Что и продемонстрировал, выдав через минуту лишь одно слово: