– Знаю.

– Откуда? – искренне удивилась Пенни. – Ты же не врач?

– Не важно: знаю, и все, – ушел я от ответа. Не буду же я ей втолковывать, что мужчины двадцать первого века знают гораздо больше о женской физиологии, чем их собратья из девятнадцатого.

На пару часов мы забыли обо всем, но вернуться в действительность заставил сильный, практически ураганный ветер. Я сначала не придал ему большого значения, даже порадовался, ведь тащит в нужном направлении, но, когда шар стал постепенно терять высоту, в буквальном смысле прозрел.

Ладно я и Пенни, но мысль о том, что вместе с нами может пострадать наш еще не рожденный ребенок, доставляла страшные страдания, почти на грани сумасшествия.

С мыслью приземлиться и переждать пришлось сразу расстаться, – ураган тащил шар со страшной скоростью, и катастрофа во время посадки была почти гарантирована.

Тогда за борт полетели все балластные мешки, кроме того, что с золотом. Шар подпрыгнул на полторы сотни футов и на три часа стабилизировался по высоте. Я почти успокоился, но вскоре он опять постепенно начал снижаться – водород улетучивался гораздо быстрее, чем я рассчитывал.

Плюнув на запасы топлива, добавил мощности на горелке и стал быстро демонтировать всю ненужную обстановку в корзине.

Пенни сидела в уголочке и молчала, о настоящих чувствах говорили только ее глаза – полные тихого ужаса.

Я даже не попытался ее как-нибудь подбодрить – все равно бесполезно. Вместо этого методично вышвыривал из корзины все что можно. Боеприпасы? На хрен… Кофры с одеждой? Туда же…

Нас несет со скоростью около двадцати миль в час, а это значит, что надо продержаться всего несколько часов – и мы окажемся в районе Блумфонтейна. О том, как там сядем, я даже не задумывался. Слишком много неизвестных факторов. Долетим – посмотрим. А пока – ломай-круши… Что бы еще выбросить?

Пустой баллон из-под газа оказался намертво вмонтирован в корзину, и его пришлось вырубать топориком. В результате в полу образовалась впечатляющая дыра, зато шар подскочил на полсотни футов.

Ветер не слабел, оболочка с водородом стала похожа на спущенный мяч, мы держались в воздухе только благодаря горячему воздуху. Но долго так не могло продолжаться – топлива осталось едва ли на час полета.

Горы уже давно закончились, внизу расстилался бескрайний холмистый буш. Я пытался найти какой-нибудь ориентир, чтобы определиться по карте, но ничего приметного не находилось. Надежды не терял – все-таки полторы сотни футов высоты в запасе у нас еще есть, а ветер… должен же он когда-нибудь стихнуть?

– Только вот, зараза такая, все никак не стихнет! – зло выругался я, напряженно всматриваясь в горизонт.

К шести часам проскочили какой-то населенный пункт, потом ряд ферм, а к половине седьмого у нас закончилось топливо.

Я сразу бросился демонтировать аппаратуру, но особенно не преуспел, вырвав с корнем только кислородный баллон.

– Твою же мать!!! – зло выругался я, глянув вниз. – Сука… снижаемся…

Когда гребаный шар опустился до ста футов, решил попробовать сбросить единственный оставшийся у нас якорь. Скорость ветра немного снизилась, и при некотором везении все должно получиться. Или не получиться. Но об этом лучше не думать.

На всякий случай привязал покрепче Пенни к корзине и застегнул на себе страховочный пояс.

– Молитву какую-нибудь знаешь?

Пенни быстро закивала.

– Так молись.

– Давно. – Пенелопа слабо улыбнулась. – Господь поможет нам. Главное, в этом не сомневаться.

– Вот и хорошо… – Я дождался, пока начнется холмистая местность, и перевалил через борт якорь.

Те мгновения, что он летел до земли, показались вечностью. Но наконец нас сильно дернуло, и шар стал замедляться.

– Давай, давай!!! – орал я что есть сил, смотря, как якорь скачет по земле, оставляя шлейф пыли и выбивая искры из камней.

Несколько секунд ничего не происходило, нас только судорожно трясло, а затем…

А затем чертов якорь наконец за что-то надежно зацепился, но ветер оказался слишком сильным, а ивовая корзина – недостаточно прочной.

– Твою же ма-а-ать!!! – меня, как из катапульты, вынесло из шара вместе с добрым куском борта.

Страховочный пояс помог, я не поломал себе хребет и не сорвался совсем, но несколько минут приходил в себя, болтаясь между небом и землей и не вполне соображая, что случилось.

– Михаэль!!! Михаэль, я сейчас…

Я поднял голову и увидел, что треть корзины исчезла, остаток держится всего на трех стропах, а Пенелопа пытается отвязаться и истошно до меня докричаться. Ветер сносил слова, но я все-таки расслышал ее.

– М-мать!.. Даже не думай, сиди на месте!.. – заорал как резаный.

– Михаэль, я сейчас…

– На месте!!! – Мельком глянул вниз и чуть не ошалел от радости. Мы быстро поднимались вверх.

Еще час ушел на безуспешные попытки взобраться и уговоры Пенни не совершать глупости – клятая девчонка все порывалась меня спасти.

Уже окончательно стемнело, поверхность земли совсем перестала различаться. Я холодел от ужаса, представляя, как меня со всего разгона шмякнет о какую-нибудь скалу.

Но, к счастью, не шмякнуло. Пока.

Остатки гребаного летучего корабля опять начали снижаться. Я болтался на веревке, абсолютно не представляя, куда мы летим, и мрачно ожидая, когда меня начнет рвать на клочки об камни.

«Ну а как ты хотел, Мишаня? – В голове опять возник пакостный голос. – Все когда-нибудь заканчивается. И везение – тоже…»

– Я еще живой. И не собираюсь пока подыхать.

«Так это ненадолго. Признайся себе, наконец. И покайся…»

– Хрен тебе.

«Вот смотри, – совесть или первые признаки сумасшествия никак не хотели униматься, – народишка ты сгубил – не счесть. Не будем сейчас разбираться – из благих побуждений али нет. Что такое высшая справедливость, знаешь?»

– Иди в задницу.

«Во-о-от!!! Вижу, что знаешь…»

– Михаэль, милый… – Пенни спасла меня от окончательного помешательства.

– Да.

– Мы куда-то прилетели… Вот только не знаю куда… – Голос Пенелопы был полон удивления. – И ветер… Он перестал… совсем… Ой… Шар за что-то зацепился… Святая Богородица! Он зацепился за… за… За фонарный столб!!!

Я неожиданно почувствовал, как меня аккуратно и мягко поставили на что-то твердое. Скосил вниз глаза и едва не свихнулся. Сапоги стояли на брусчатке. Аккуратной, булыжник к булыжнику, да еще и чистой. Впрочем, они стояли на ней недолго. Сил удержаться на ногах не хватило, и я шлепнулся на зад. Как раз на эту брусчатку. И только сейчас стал различать возбужденный гомон вокруг.

– Прилетели…

– По воздуху…

– Смотри, смотри, от корзины одни куски остались…

– А шар-то… шар как собаки трепали…

– Что-то мне рожа этого субчика кажется подозрительной…

– Точно! Это британский соглядатай!

– Ага, сверху за нами наблюдал, сука такая…

– Клаас, ну что ты стоишь! – вдруг заблажил визгливый женский голос. – Хватай его. Или хотя бы стукни по башке!

К счастью, никто меня по башке бить не стал; я так и продолжил, как идиот, вертеть головой, разглядывая плотную толпу, собравшуюся вокруг останков шара, и никак не мог поверить в то, что мы спаслись.

– Руки вверх, обезьяна! – неожиданно раздался над ухом громкий бас, а в затылок ткнулось что-то холодное и твердое. – Точно бритт, я их морды сразу распознаю!

– А ну не трогайте моего мужа, уроды! – заверещала сверху Пенни. – Я вас всех перестреляю сейчас! Вот развяжусь и обязательно перестреляю… Сволочи! Негодяи!

– Куда мы попали? – Я едва ворочал языком. – Куда, мать вашу, спрашиваю?

– Руки, обезьяна. – Мне грубо закрутили конечности за спину. – Куда, спрашиваешь? Ты, шпион, находишься в славном городе Блумфонтейне! Ну где там это хренов патруль?

И вот тут я наконец пришел в себя. Все понял и все осознал. Так сказать, почувствовал под собой твердую землю. И даже узнал этот гундосый бас за моей спиной. Да как завопил:

– Курт, урод бородатый, ты что, совсем охренел?! Своих, ублюдок жирный, не узнаешь? Порву на хрен! Забыл, зараза, кому десятку уже два месяца не отдаешь?