И даже если я когда-нибудь снова почувствовал бы это, я раздавил бы это ощущение, как раздавил бы насекомое, потому что если у моих братьев не было шанса выжить, то почему я должен? И то, что я вел себя как придурок по отношению ко всем окружающим, гарантировало, что у меня не будет такого шанса.

ФРЕЙЯ

Я осталась на диване после моего неловкого момента с проявлением ревности, в то время как Алекс заперся в ванной. Когда он вышел с затуманенным выражением лица, я уже знала, что вечер не станет лучше.

— Ты его знаешь? — спросил Алекс, наливая нам обоим виски на кухне.

Настал момент, когда я сделала выбор.

— Нет, — я решилась на полуправду.

И я даже не солгала — я не знала этого парня. Просто то, как он все это устроил, вызывало… знакомое ощущение.

— То, как он набросился на тебя… это казалось личным. Как будто он делал это раньше с тобой, — теперь он посмотрел на меня с полным вниманием. — Почему ты здесь, Фрейя?

Не думала, что он спрашивал о том, как я прохлаждалась в его доме. Я заколебалась и прикусила уголок губы.

— Мне нужно знать, — продолжил он после минутного молчания. — Если я не буду знать об угрозе, я не смогу защитить тебя.

Он звучал усталым, а ведь еще даже не полдень.

— Мне не нужна защита, — упрямо возразила я.

— Тебе нужна защита.

Он больше не смотрел на меня.

Я мало чем могла поделиться с ним, поэтому выбрала тактику избегания, надеясь, что это прошло бы мимо.

— Ты можешь отвезти меня к Джастину?

Он выбросил руку и опрокинул лампу, стоявшую на маленьком приставном столике, отчего она упала на пол. В последнее время он часто вымещал свое дерьмо на лампах, хотя, к счастью, эта не разбилась. К сожалению, мои давно выработанные инстинкты сработали, и я отреагировала без разрешения своего тела, сворачиваясь в защитный комочек. Его голова повернулась ко мне, и он вскочил с дивана. Он подошел к стене и прижался к ней.

— Смотри, вот сюда. Вот почему я не хотел, чтобы ты оставалась здесь, — он прижал тыльную сторону ладоней к глазницам и сильно потер.

Собравшись с мыслями, я встала и подошла к нему. Я не уверена, что буду делать, когда доберусь до него, но мое сердце требовало, чтобы я была рядом с этим сломленным человеком. «Может быть, мы сможем сломаться вместе», — тихо пелось песня. Он все еще не убрал руки от глаз. Я протянула к нему руки и обвила его торс, моя голова оказалась у него на груди, как раньше. Его сердце громко билось. Я должна чувствовать себя дурой, но этого не было. Даже когда он не обнял меня в ответ. Когда я полностью получила свою долю этого одностороннего исцеляющего объятия, я отстранилась от него, но именно тогда он ответил на мои объятия и прижал меня еще крепче.

Я поняла, что здесь я ходила по очень тонкой грани. Грань, за которой жертва переставала быть просто откровенной жертвой, а становилась жителем Стокгольма, который утешал своего обидчика. Поверьте мне, я знала. Я была там. Но сейчас все по-другому. Это другое. Он не пытался возложить вину на меня; похоже, что его режим ненависти к себе полностью задействован. И как бы я ни старалась разглядеть все предупреждающие знаки — видит Бог, они там есть, — я не видела насильника. Я видела сломленного человека, который не мог собраться с силами. Или, может быть, он не хотел. Разве это не самый восхитительный вызов для любой женщины?

— Ты должна сказать мне, от чего ты убегаешь. От чего? — спросил он хриплым голосом, который я успела полюбить.

Я попыталась отстраниться, но он держал меня все крепче.

— От моего бывшего мужа, — мой шепот едва слышен.

Его тело напряглось.

— Ты замужем?

— Ты пропустил слово «бывший»? — я снова отстранилась, и на этот раз он отпустил меня. — Я больше не жена.

— Он причинил тебе боль? — его голос стал еще тише.

— Да. Но это было давно.

Я бы поработала над определением ‘давно’.

— Теперь я свободна.

— А тот придурок в лесу — это не он?

— Нет.

Я играла с идеей поделиться своими мыслями с Алексом. Хуже уже и быть не могло.

— Но я думаю, что он был нанят им самим, — признала я.

— Почему?

— У меня был выбор: выйти из брака с большим количеством денег или остаться ни с чем.

Я смотрела куда угодно, только не на него — эта замечательная фотография на стене рядом с камином казалась идеальной. Это огромный рисунок маслом, изображающий одинокий дом на горном холме рядом с небольшой рекой, окруженный цветущим зеленым лесом. Картина имела мрачную, гнетущую атмосферу, но в доме горели два окна, и одно это вселяло надежду во всю картину печали. Хм, звучало знакомо.

— Все зависело от владении информации, которая может быть связана или не связана с какой-либо незаконной деятельностью.

— Дай определение слову "много".

Алекс вернул меня в настоящее из одинокого дома на фотографии.

— Несколько миллионов. Много миллионов, — я слегка улыбнулась ему.

Глаза Алекса расширились.

— Ладно. Подожди, — он поднял руку. — Итак, у тебя есть соглашение о разводе?

— Не совсем.

Ох, ничего хорошего из этого не выйдет. Я уже чувствовала запах пепла в воздухе. Он сложил руки на груди, ожидая объяснений. Я сделала глубокий вдох и рассказала свою историю. Ну, по крайней мере, ее короткую версию.

— Он открыл оффшорную компанию, и я была там генеральным директором. Даже не подозревая об этом, — пробормотала я себе под нос. Это было приятным открытием после того, как мы уладили дело о разводе. — Когда я развелась и получила судебный запрет, оказалось, что у меня также были миллионы, припрятанные на моем банковском счете, о существовании которых я даже не подозревала. И вот я здесь, застрявшая в Литтл-Хоуп без устали. Надо было купить обычный Civic, черт возьми, — я развела руками, как бы показывая: — Это все, что ты получишь, приятель.

Но у Алекса другие идеи. Конечно.

— Подожди. Ты что-то упустила.

Он поднимает указательный палец.

— Это так?

Я отступила и чуть не упала на задницу, но Алекс схватил меня за руку и поднял. Мое тело выгнулось, и я чуть не упала, и мой бедный изувеченный торс закричал в агонии. Адреналин спал. Должно быть, он заметил боль на моем лице, потому что чертыхнулся и подталкнул меня обратно к дивану. Он схватил оставленный мной лед и прижал его обратно к моему животу. На этот раз он держал его сам.

— Я жду.

— Ему нужны его деньги обратно. И я их не отдам. Я приняла их как плату за все дерьмо, через которое он заставил меня пройти. И других людей тоже.

Я вызывающе вздернула подбородок, ожидая осуждения. Даже для себя я говорила как жадная до денег стерва.

— Кроме того, я не отдам ее просто так. Он не заслуживает ее, это не… чистые деньги. Я направлю это на правое дело, когда разберусь с этим.… ну, с правым делом.

— А та информация, о которой ты упомянула?

— Я понятия не имею, что там, но у меня есть флешка, которую он прятал. Мне показалось, что она важна для него.

— И она все еще у тебя?

Он наморщил лоб.

Я мрачно кивнула.

— С тобой? — его брови взлетели вверх.

— Нет, — я подчеркнула это слово, качая головой. — Она спрятана в банковской ячейке.

— Хорошо, — он потер подбородок. — У него нет к этому доступа, верно?

— Ага.

— Хорошо, — повторил он. — Как долго вы были женаты?

— Шесть лет.

Я смотрела куда угодно, только не на него. Я знала, что нашла бы там, если решилась бы посмотреть. Вопрос, какого черта я оставалась с ним так долго. И у меня нет эмоциональной способности объяснить, почему или как. Я знала почему. Люди, которые были с нами в одной лодке, знают почему. Он никогда не поймет мотивов наших действий. У каждого человека бывает свой поворотный момент, когда вы устаете от пощечин, как в переносном, так и в физическом смысле. Главная загадка заключается в том, почему мы позволяем пути именно к этой точке тянуться так неоправданно долго.