Такое чувство, что он просто ждал моего разрешения, потому что положил другую руку мне на затылок и впился в мой рот. Его бедра покачивались надо мной, и только сейчас я вспомнила, какой эгоисткой я была. Я убрала руку с его плеча и провела указательным пальцем вниз между его грудных мышц. Они великолепны. Затем его пресс, где я могла провести пальцем по каждому бугрящемуся мускулу его шести кубиков. Затем я оттянула пояс его брюк и просунула руку внутрь.

Когда моя рука соприкоснулась с его разгоряченным питоном, он громко выдохнул, и мышцы его живота сократились. Его пальцы замедлились внутри меня, когда я провела пальцем по всей длине. Это сильное чувство — знать, что Алекс полностью в моей власти. У меня никогда раньше не было такого чувства контроля, особенно с Эриком.

Такое чувство, что Алекс передал его мне, позволяя мне быть главной.

Я обхватила питона рукой, и да, я была праа. Это питон. Такой толстый, что мои пальцы не соприкасались. Я была бы очень расстроена, если бы к раме, которой он обладал, было прикреплено что-нибудь маленькое (да, я видела фильм "Ослепленный"). Честно говоря, мне бы понравилось все, что у него было, но вот это — очень приятный бонус.

Я провела большим пальцем по головке, и она стала скользкой от предэякулята. Он снова застонал мне в рот и раскачивался в моих объятиях, напоминая мне, что я отвечала за его удовольствие. Я улыбнулась в ответ на поцелуй и начала двигать его по всей длине. Вверх и вниз. Вверх и вниз. Медленнее и быстрее. Медленнее и быстрее.

Наш поцелуй стал неистовым и небрежным по мере того, как мы оба ускорились. Он чувствовал, что я близка, когда я откинула голову назад от его рта и громко застонала, когда меня настигла кульминация, мои пальцы случайно сжали его питон сильнее, чем я намеревалась, и он кончил мне на руку. Толстые веревки обвили мои пальцы и его живот. Мы оба тяжело дышали, как рыбы, вытащенные из воды, и наши взгляды встретились, мы оба задохнулись от безудержного смеха. Наши вспотевшие лбы прижались друг к другу.

— Этого не должно было случиться, — сказал он, тяжело дыша.

— Да, плохая идея, — охотно согласилась я.

— Очень плохая.

Он кивнул и отодвинулся от меня. Я отодвинулась, стараясь не выронить его сперму из своих пальцев. Когда я благополучно встала с кровати, он последовал за мной. Я собиралась пойти умыться, когда заметила, что он поднес пальцы к лицу и втянул их в перестала. Кажется, на мгновение я перестаю дышать. На его лице чистое блаженство, когда он закрыл глаза. Никогда за все годы, что я была замужем, моему бывшему мужу не нравилось пробовать меня на вкус. Он всегда находил оправдания. Всегда. Наверное, я получала это на нашу годовщину или на свой день рождения. Так что на самом деле мне это не нравилось, совсем нет. Как я могла, когда знала, что для него это было как пытка? Но сейчас я не могла перестать представлять лицо Алекса у себя между ног, и эта картина навсегда запечатлелась в моей памяти.

Я почувствовала, что мое лицо запылало еще сильнее, чем раньше, и сделала то, чего никогда не делала. Я имела в виду, я и раньше делала минет, но никогда не хотела ощутить последствия этого. И я, конечно, хотела знать, какое на вкус удовольствие Алекса. Я засунула указательный палец в рот и с хлопком вытянула его. Его глаза стали круглыми, как блюдца. Он споткнулся, стоя на одном месте, и я нашла это забавным.

К этому новому ощущению силы я могла бы привыкнуть. Это ново и необработанно, и я пока не знала, что с этим делать, но я чувствовала, что двигаюсь по правильному пути.

Я дерзко улыбнулась ему и пошла в ванную, покачивая бедрами так сильно, как только могла. Когда я закрыла за собой дверь, он все еще стоял там с большими, круглыми глазами.

Глава пятнадцатая

ФРЕЙЯ

Я сидела в офисе окружного шерифа и терпеливо, но с любопытством смотрела на упомянутого шерифа, который, да, совершенно случайно, оказался Кеннетом Бенсоном, старшим братом Алекса. По дороге сюда Алекс рассказал мне сокращенную версию чрезмерно запутанной истории (с его слов) своей большой семьи.

Кеннет — старший брат в свои тридцать четыре года; он тоже отыграл пару туров, но ушел до того, как это безвозвратно повлияло на его жизнь. Вернулся сюда и стал помощником шерифа, пока, перенесясь на несколько лет вперед, не выиграл выборы два года назад, и теперь он шериф. И мы будем ужинать в доме — настоящей матери Кеннета, где она живет со своим мужем, их общим отцом.

Оказывается, отец Алекса ушел к своей новой жене оставив его маму, и Алекса воспитывала мать-одиночка. На вопрос о том, был ли на фотографии его отец, когда Алекс рос, я получила несколько неразборчивых и отнюдь не дружелюбных возгласов, поэтому сменила тему. Его мама умерла, когда ему было двенадцать, так что у него не было другого выбора, кроме как переехать в дом своего отца. И, исходя из смелых предположений, я могла предположить, что именно тогда началось все — веселье. Потерять маму в таком возрасте ― в любом возрасте, на самом деле, но особенно в то время, когда весь мир впервые настроен против тебя…

У Алекса есть и другие братья и сестры — ну, сводные братья и сестры: сестра и брат, ни с кем из которых он не близок. Так же, как, кажется, и он ни с кем другим. Но я начинала понимать, почему. Из того, как Алекс рассказал о Стелле, жене своего отца, я почувствовала, что она большая злая волчица в этой истории — архетипичная злая мачеха, взятая прямо из Золушки — и с осознанием этого я начала бояться этого воскресного ужина.

Когда я впервые увидела Кеннета, я не обратила особого внимания на его внешность, но теперь я видела сходство между ним и Алексом. Они оба могучего телосложения, у обоих темные волосы и глаза цвета мха. Я предположила, что это, должно быть, черты отца, если они оба унаследовали их. У него есть несколько дополнительных тонких морщинок на лице в небольших местах, которых нет у Алекса, например, в уголках глаз и вокруг рта, а между бровями заметно пролегала глубокая борозда. Я бы еще раз предположила, что его работа, возможно, уже оказывала на него влияние.

Кеннет предложил мне чашку кофе, и я приняла ее, просто чтобы чем-то занять руки, рассеянно потирая большим пальцем край кружки, который сколот, но чистый.

— Ладно, Фрейя, — скомандовал Кеннет. — Прежде всего, я очень сожалею о том, что с тобой случилось, и мы все сожалеем о том, что в нашем городе произошло нечто столь отвратительное. Мы действительно ожидаем, что нападавший будет заключен под стражу.

Затем он добавляет после паузы:

— После того, как вы дадите свои показания, конечно.

— Он что-нибудь сказал? — спросила я, заставляя себя дышать ровно и расслабленно.

— Он рассказал, — медленно и с подозрением ответил он, обдумывая слова.

— Понятно, — я безмятежно улыбнулась ему. — Ты отпустишь его, если он будет сотрудничать?

Кеннет наклонился через стол ближе ко мне.

— Не путай это, Фрейя. За то, что он сделал с тобой, он не уйдет отсюда ни при каких обстоятельствах. И какую бы сказку он ни придумал, что ж, — он покачал головой, — мы здесь в сказки не верим.

От этого мне стало немного легче — как будто весь мир не против меня. Я обожглась, потому что со мной произошло то, что случалось со многими жертвами жестокого обращения: когда копы верили рассказу обидчика, а не вашему, потому что они выставляли вас напоказ, манипулятором и чрезмерно реактивным человеком.

Я сделала глоток умопомрачительно отвратительного кофе и поморщилась. Кеннет засмеялся.

— Да, извини за это. У нас закончились хорошие вещи, и я сейчас вроде как в списке дерьма Донны. Так что, — он махнул рукой в сторону моей кружки, — это единственное, что у нас есть.

— Все не так уж плохо, — попыталась я.

— О, это так, — он хихикнул.

— Да, это так.

Я улыбнулась в ответ, слабо, но искренне.