В конце дня, я, уставшая, но бесконечно довольная и счастливая, буду возвращаться домой и проваливаться в сон, едва голова моя коснется подушки, или буду подолгу лежать, слушая, как бьется настойчиво и уверенно чужое сердце под моим ухом…

Альтан.

Летом он тоже будет здесь. Может, бы вырвемся на природу, устроим пикник на клетчатом покрывале, или вовсе, отправимся подальше от столицы, например, к морю. Пенелопе понравится строить песчаные замки и убегать, заливисто смеясь, от наползающей на берег и отступающей обратно снова и снова соленой воды. И…

Будущее…впервые за все время моего попадания в Настин роман оно рисовалось мне настолько ярким, словно восход Солнца над пробуждающимся городом.

Жизнь, где есть цель и направление, а также те, кто будет составлять компанию на пути. Никогда она не станет одиноким странствием по череде рутинных однообразных дней, проваливающихся с закатом в бесцветное небытие и забвение.

Во имя такой жизни стоит бороться. Против собственного стыда и неловкости, против неуверенности и сомнений, против всех возникающих неожиданно препятствий, вроде, давно, казалось бы, оставленных в прошлом личностей, и, против новых, скрытых под покровом не наступивших времен бед.

– Мама? – слабенько зовет проснувшаяся Пенелопа.

Я поднимаю голову.

– Привет. Как ты себя чувствуешь? – глажу дочку по лицу. – Мы дома. Все хорошо.

– Мама!

С громким и отчаянным воплем Печенька выпрыгивает из-под одеяла и крепко прижимается ко мне словно малышка коала, обвиваясь ногамии руками. Обнимаю ребенка в ответ и ласково провожу рукой по спине.

– Все хорошо. Мама с тобой. Ты дома, родная. Прости меня, пожалуйста. Это все мама виновата…

– Нет, – всхлипывает Пенелопа, отчего у меня в душе пробуждается снова чувство вины. – Это я виновата. Я отпустила мамину руку. Они забрали мою игрушку, помахали, чтобы я подошла и вернула ее себе…И, все…было так страшно, что я больше тебя не увижу.

Прижимаю Пенелопу к себе крепче – она уже такая большая и тяжелая, но для меня всегда будет малышкой – и целую в макушку. Мне тоже было страшно, но этого я дочери не говорю.

– Я бы этого не позволила. Мама бы всегда тебя нашла, что угодно бы сделала, снова бы на дракона взобралась, но обязательно бы нашла.

– Правда? – слезы прекращаются. Видимо, перспектива меня, взмывающей на Осинке в небо оказалась настолько поразительной, что у Пенелопы разыгралось воображение.

– Правда.

– Я снова сделала огоньки. Магия. Помнишь, меня дядя Кайл учил? Только они сами появились, когда я закричала. Я не хотела…было так страшно и больно, – рассказывает Пенелопа, после того как я помогаю ей умыться и переодеться.

– Ничего, Пенелопа. Ты же случайно. Так бывает, потому что ты сильно испугалась. Это нормально.

Я объясняю Печеньке, готовя завтрак, пока она сидит и ждет за столом.

– Мама, а где дядя Тан? Он не обиделся?

Тихо фыркаю.

– На что он мог обидеться? Нет. Он очень помог. Он сильный маг и смог обнаружить твой след. Благодаря ему мы смогли найти тебя гораздо быстрее.

Я честно говорю о вчерашнем Печеньке, не упоминая неуместных для ребенка подробностей. И точно я не рассказываю ей, что ее дядя Тан на самом деле ее отец. Пожалуй, шока на ближайшее время для малышки хватит. Да и как такое сказать ребенку – ума не приложу.

Когда завтрак готов – гренки и свежие овощи, нарезанные сегодня особенно красиво – хотелось порадовать Печеньку – в дверь тихонько стучатся. Есть у меня идея, кто может быть по ту сторону порога. Иду открывать.

С видом побитой собаки Альтан с признаками недосыпа под глазами неловко улыбается.

– Доброе утро! Круассанов? – мужчина поднимает руку, демонстрируя набитый бумажный пакет.

Это гораздо больше, чем просто предложение отведать вместе хлебобулочных изделий. Я смотрю на Альтана. Он смотрит на меня. Его темные волосы взъерошены, наверное, не раз он запускал в них нервно пятерню. Одежда на нем та же, что и вчера. Ясно, домой точно не ходил. Где он вообще живет? Вряд ли с мачехой и сводным братом под одной крышей, учитывая их повышенную ядовитость.

Чувствуется, он действительно волнуется, стоя сейчас здесь, по другую сторону от разделяющего нас порога. Одно мое слово – и он уйдет. Если я закрою дверь, не попытается открыть ее силой.

Отступаю назад, приглашающе освобождая место внутри и оставляя дверь открытой. В кристально голубых глазах вспыхивает радость и облегчение. Невысказанный вслух вопрос получает ответ.

– Дядя Тан! – из кухни выбегает Печенька.

Она не останавливается и влетает прямо в руки мужчины. Я слежу внимательно, и от моего взгляда не скрывается довольное выражение лица нашего гостя, когда его покидает напряжение и волнение за самочувствие Печеньки.

– Пенни! Доброго тебя утра. Как себя чувствуешь?

Альтан без всякого труда поднимает Пенелопу на руки, и та совершенно не противится такой близости с малознакомым человеком, льнет к нему и одаривает улыбкой с замечательными ямочками.

Но несмотря на то, что мужчина внимательно слушает то, что ему рассказывает дочь, его глаза то и дело останавливаются на моем лице.

«Влюбился в тебя. Не в мать своего ребенка…» – не кстати звучат в голове вчерашние слова, сказанные бархатистым голосом.

Входим в кухню. Ставлю еще одну чашку на стол перед Альтаном. Пенелопа слезает с его коленей и опускается на свое место, где осталась на половину пустая порция завтрака на тарелке.

– На тебя, увы, гренок не осталось, – констатирую факт холоднее, чем планировала.

Мне неловко. Не знаю, как себя вести. За ночь я многое успела себе надумать и утром окончательно пришла к тому, чего я хочу, но вот…завести речь первой о таком непросто.

– Ничего, – улыбается Алтан. – Будешь булочку, Эрин? Я и булочки купил. А ты, Печенька? Специально для тебя взял немного шоколадных печенек. Или тебе ванильные больше нравятся?

– Мне любые по душе, – кивает Пенелопа, быстро сцапав угощение и захрустев, пока я не успела ее остановить. Мое отношение к сахару ей известно прекрасно.

Щурюсь на Альтана. Тот отпивает из кружки как ни в чем не бывало. Ему дисциплина со сладостями в этом доме тоже не секрет.

Когда после завтрака довольная тем, что откуда-то из-за пазухи господин Легранд вытащил розовый рюкзачок с сидящими там Джеком и выигранным вчера слоном-единорогом, Пенелопа располагается в своей спальне и погружается в игру, мы с ее новоявленным отцом снова, прямо дежавю, располагаемся в гостиной на тех же местах, что и прошлым вечером.

Альтан вытаскивает из кармана брюк вещицу, похожую на секундомер или часы на цепочке, и кладет на кофейный столик.

– Анна Шервуд. На этом артефакте ее голос. Та вчерашняя троица…о них не переживай. Пока что они у меня в подвале. Если отдать их правосудию, то и эта женщина, и все, что вас связывает, подвергнется огласке. Я могу разобраться с ними по-другому, тихо и без властей. Со всеми ними, Эрин. Но я уважаю твой выбор. Тебе решать.

Скорость и внимание к деталям, заслуживающие репутацию Мидаса, хозяина гильдии, торгующей информацией и имеющей в распоряжении наемницу госпожу Тень.

Выдыхаю, разглядывая поблескивающий на солнце круглый артефакт в металлической рамке. У него есть циферблат и несколько кнопок по канту, но они предназначены явно не для того, чтобы перевести стрелки.

У меня два варианта. Альтан ясно дает понять, что безнаказанными эти люди не останутся, даже если попрошу. Оно и понятно, пострадала никто иной, как его дочь.

– Правосудие… – говорю, прокашлявшись. – Пусть с ними разбирается суд и следствие. Не хочу, чтобы ты марал руки. Мне все равно, что будут говорить люди. Это дела давно уже минувших дней, да и не настолько я известна, чтобы сплетни гуляли по всей столице.

– Переживаешь за меня?