– Почему раньше тогда не проверил? – задаюсь закономерным вопросом.

– Повода не было. Я же не буду ходить по улице и каждого вот так вот проверять?

Киваю.

– Эрин, мне жаль.

Я прикусываю губу. Вся эта ночь – сплошной несчастный случай, стечение обстоятельств, казус, который никто даже не мог предположить. Но…не знаю, что бы сказала прошлая Эрин, но я же чувствую, что все это в прошлом, все неважно, Пенелопа родилась и это главное. Самый лучший исход событий. Самая прекрасная ошибка.

– Но…просто знай, что, встретив тебя снова, или, считай, впервые, до того, как я узнал о Печеньке и той ночи правду, – Альтан смотрит, не отрывая глаз: – Ты уже мне понравилась. И ничего из этого недоразумением не было. Я влюбился в тебя. Не в мать своего ребенка. А в тебя.

Я поднимаю голову, выдержать такой прямой и смущающий зрительный контакт во время признания было совершенно нереально. Хочу улыбнуться, до конца не понимая, что ответить. Но что-то заставляет меня подозрительно нахмуриться.

– А когда я тебе рассказывала про афродизиак и подкупленного слугу? Сам ты точно не мог узнать...

Лицо Альтана застывает. В глазах читается полный провал.

Действительно, он не мог этого знать. Даже если тщательно расследовать обстоятельства той ночи, к подобному выводу ничто не приведет. Если только он не нашел того слугу, в чем я сильно сомневаюсь или…

Открываю рот от шока.

– Ты! Обманщик!

– Ну, если логически, я не врал.

– Ты – Мидас! – не сдерживаюсь и показываю на мужчину обвиняющим перстом. – Я же тебе заплатила! За то, чтобы ты на самого себя нашел информацию! Нелепость…

Альтан поджимает губы.

– И недавно, заказала найти отца Печеньки…

– И вот он я!

Я бросаю диванную подушку ему в лицо. Хватило еще наглости так громко заявлять очевидное.

Возможно, это сказывается моя усталость, или действительно еще одна личность Альтана меркнет по сравнению с тем фактом, что он отец Пенелопы.

Погодите-ка…по сюжету романа именно Мидас, таинственный гильдмастер и кукловод был за кулисами ловушки, обставленной принцем Габриэлем для злодейки Пенелопы! У меня кружится голова, если и в той реальности Пенелопы на самом деле приходилась ему дочерью… очевидно, что знать тогда он этого не мог, иначе засомневался бы расправиться с собственным ребенком, да же? Или…

Нет, глупо сейчас думать и гадать, как бы развивались события оригинала, это уже не случится, ни за что.

– Эрин. Прости.

– Только это слово знаешь? Извиняешься как попугай, но мне от такого легче не стало, – хмыкаю и откидываюсь на спинку кресла. Это был долгий и изнурительный по всем фронтам день.

– Эрин…

– Не делай такое лицо, мой лимит жалости уже на сегодня исчерпан. Спасибо скажи, что я вообще с тобой разговариваю, – холодно реагирую на попытавшегося сделать милую мордашку мужчину.

Ему, увы, этот навык пользы не приносит, он же не маленькая девочка. Только Печенька вот так вот надув губу и сделав большие молящие глаза может меня разжалобить.

– Хорошо, ты права. Тогда…

Поднимаю руку, обрубая речь отца моей дочурки на корню.

– Нет. Я тебе услышала, а теперь выметайся. Хватит на сегодня.

Мне нужно как следует уложить все произошедшее в голове и смирится с неожиданными вестями о том, что сегодня мне признался в любви отец Пенелопы, который оказался хозяином гильдии, который в оригинальном сюжете был виновником ее трагического конца.

Альтан неловко поднимается с дивана.

– Эрин. Я был искренним, когда говорил, что люблю тебя. Что бы ты не решила, помни это, хорошо?

Не отвечаю, и мужчина уходит. Когда за Альтаном захлопывается тихо входная дверь, я выдыхаю и тру пульсирующие болью виски. Он знал. Он все знал. Конечно. Я сейчас имею в виду не роль хозяина гильдии, это волнует не столько, сколько то, что он…отец Печеньки!

«Я многое умею, леди даже не догадывается. Справки обо мне уже навела?» – припоминаю саркастичное выражение лица господина Легранда в тот раз, когда я притащила его к себе домой, уверовав, что он глубоко пьян.

«…старший сын Легранд полон гнева и мыслей о мести. Для нынешней мадам этого семейства и ее сына необходимо избавиться от неугодного и находящегося полностью в своем праве оспорить завещание первенца сейчас, пока еще жив эрцгерцог. Для них это борьба за власть и богатства, но для него – это битва за право существовать» – вот что сказал мне Мидас, когда я просила узнать об Альтане, этом загадочном человеке, ворвавшемся подобно урагану в мою жизнь. Выходит, что говорил о себе в третьем лице.

«…когда я захочу сделать вам комплимент, вы это поймете»

«…А вот и ты»

«…вроде хватаюсь за обрывки воспоминаний, а они словно пылинки на ветру все дальше и дальше улетают, никак не поймать…»

«Поженимся?»

«Я влюбился в тебя. В тебя…»

Он странно вел себя уже на чаепитии во дворце, уже тогда, явно начал догадываться, а я решила, что он ко мне холоден, поскольку не испытывает взаимности.

Черт.

В голове проносят воспоминания того, как в последний раз у Мидаса я смело призналась, что ищу отца Пенелопы, потому что так будет честно для нее и того, кто мне нравится. Опускаю пылающее от стыда лицо и прячу его руками, хотя кроме меня в комнате никого нет и соответственно, свидетелей душевных стенаний тоже не наблюдается.

Его глаза были полны боли и печали, когда он уходил, бросая на меня напоследок взгляд. Я это видела, но не обращала внимания. Что-то рвалось у меня в груди — я и на это не обращала внимания.

У него было предостаточно времени и полным-полно удобных моментов, чтобы рассказать мне правду. Но я… понимала. Об этом не просто завести вот так речь, и точно ты будешь прокручивать сотни различных исходов подобной откровенности и оттягивать момент, стараясь найти подходящее мгновение для правды, когда то, что стоит на кону, настолько ценно, настолько ты страшишься это потерять.

В голове проносилась лавина мыслей, а глубже… глубже я испытывала нечто похожее на облегчение. Хорошо, что так вышло. Хорошо, что именно он, а не безликий и незнакомый мужчина оказался связан со мной нерушимыми узами через общего ребенка. Хорошо, что именно он оказался отцом Пенелопы. Хорошо, что понравившийся мне сильный и чуткий, заботливый и ранимый мужчина – второй родитель нашей чудесной, самой замечательной на свете малышки.

Меня разбудили утренние лучи солнца. Ругая себя за то, что не зашторила вчера окно, я с тихим стоном выбираюсь из кресла. Потом вспоминаю, почему уснула в гостиной, и неловко тру углубившиеся за ночь морщинки на переносице.

Пенелопа. Надо проверить, как там Пенелопа…

Малышка тихо сопит в своей постели. Опускаюсь на пол рядом и долго-долго вглядываюсь в ее лицо, упираясь подбородком в свои сложенные на простыни руки.

Не похожи. На первый взгляд. Да и на второй, пожалуй, тоже. Но когда Печенька улыбается, в уголках ее глаз тоже собираются мимические лучики. А когда смеется, носик также морщится. И волосы у малышки потемнее моих светлых.

Солнце постепенно начинает пробиваться и в окно этой спальни, играет тенями на мягком ковре на полу. Летняя жара полноправно вошла в свои права, дни долгие, а ночи теплые и короткие. Кроны деревьев шевелят сочной зеленой листвой и сложно представить, что в эти края также приходит зима.

Снегопады и сугробы, длинные темные вечера, морозы и хруст льда. Воображения мне едва хватает представить улицы столицы и крыши домов, накрытые плотным белым одеялом.

Зато перед глазами предстают иные картины.

Печенька в теплом плаще и забавной вязаной шапочке с милыми ушками и варежках. Альтан, довольно развалившийся в кресле у камина, читающей сказки дочке, попивающей сладкий горячий шоколад. Лепить вместе снеговика, играть в снежки, кататься с горы на санках, а потом отогреваться в гостях у Кайла и Анвен, распаковывать вместе подарки на Новогодие и смеяться… я могла представить себя счастливо проводящий зимние дни здесь, вместе с дорогими людьми.