— Господин Эйдан, неужели и вы решили узреть столичный свет? И как вам цивилизация?

Я обернулся, услышав голос Ганнера. Он стоял в окружении парочки ребят из академии и незнакомых мне знатных людей. Его одежда, как и подобает одному из богатейших людей Оикхелда, была безупречна. А ещё от моего взгляда не ушёл меч, который покоился на его поясе.

— О, господин Ганнер, не думайте, что я прибыл сюда в пустой надежде подражать блеску, который столь ярко излучают… некие особы.

— Что ж, господин Эйдан, ваша скромность делает вам честь. Однако, позвольте заметить, истинный блеск не всегда очевиден с первого взгляда. Он кроется в деталях, в тонких нюансах, доступных лишь искушённому взору. Скажите, как вы находите нашу столичную моду? Не слишком ли она вызывающая для вкусов провинциального дворянина?

— Я предпочитаю одежду, которая выглядит столь же хорошо завтра, как и сегодня. Мода, как и ветер, господин Ганнер, меняется с каждым порывом.

— Пытаетесь быть великим мыслителем, господин Эйдан?

— Всего лишь остаюсь верен себе.

Я чувствовал, как Ганнер всеми силами стремится задеть меня в присутствии своего окружения. Он небрежно взял со стола бокал с вином, а затем, как и ожидалось, пошёл напролом:

— Честно говоря, не думал, что вы умеете танцевать, господин Эйдан.

— Почему, господин Ганнер?

— Разве вас готовят к подобным… увеселениям? — мерзко ухмыльнулся он. — Говорят, благородные в ваших краях до сих пор строят дома из соломы.

— Что вы, господин Ганнер, из соломы мы делаем лишь головные уборы. Да и то только для особых гостей из столицы. Уверен, вам бы пошло.

— Правда? — с улыбкой спросил Ганнер. — Ваша матушка, должно быть, не прочь увидеть вас в соломенной шляпе, будь она позолочена, не так ли?

Мне стоило больших трудов, чтобы сохранить невозмутимое выражение лица:

— Не понимаю о чём, вы господин Ганнер.

— Сегодня кто-то вершине, а завтра… Кто знает, быть может, придётся продать фамильные драгоценности, чтобы свести концы с концами.

— На что вы намекаете?

— Думаю, вы понимаете, о чём я.

— Что ты…

Тама вдруг схватила меня под локоть и произнесла:

— Господин Эйдан, может, подышим свежим воздухом? Вам не кажется, что здесь душновато?

Я неслышно выдохнул и, стараясь держать себя в руках, вежливо обратился к остальным:

— Прошу меня простить, дама ждёт.

Она настойчиво повела меня в сторонку и спросила:

— Что за вражда между вами?

— Не ладим с первой встречи. Не беспокойся, ничего серьёзного.

— Я не беспокоюсь, — сказала Тама. — Просто не забывай: здесь не академия — благородные не поймут. Тем более Бьерды… Даже я знаю, кто они такие.

— Жаль, что вы уходите, — вдруг громко сказал Ганнер мне вслед. — Так хотелось поговорить с вами о превратностях судьбы.

— Нет времени, господин Ганнер, — бросил я, не удостоив его и взглядом.

— Взять хотя бы вашу матушку… — продолжил он. — Насколько помню, её замужество было продиктовано отнюдь не зовом сердца, а, скорее, зовом кошелька.

— Эйдан, остановись, — прошипела Тама, когда я резко развернулся.

Едва он открыл рот, чтобы произнести ещё какую-то пакость, как я отчеканил:

— Вы жалкий павлин, щеголяющий мнимым благородством. Вам подобает грязь свинарника, а не мраморные полы дворца!

— Дуэль чести! — воскликнул Ганнер. — Здесь и сейчас!

Это было сказано настолько громко, что его, казалось, услышали все. В зале затихла музыка и поднялся шум голосов:

— Дуэль⁈

— Кто это сказал?

— Дуэль чести?

— Благородные собравшиеся, прошу тишины! — прогремел голос церемониймейстера. — Кто просил Дуэль чести?

— Я, господин.

Все лица обратились Ганнеру. Он склонился в поклоне перед королём, восседающим на троне, и провозгласил:

— Прошу Дуэли чести с Эйданом Кастволком, мой король. На мечах, как и полагается.

— Что ты наделал, Эйдан? — промолвила Тама. — Ты хоть понимаешь, во что вляпался?

Один из мужчин, сидящий подле Фридолина, вдруг поднялся на ноги и направился прямиком к нам. Даже не видя родовую метку, я догадался, кто это.

«Рогнер Бьерд собственной персоной… Кому же ещё быть в королевской свите».

— Прошу тишины, благородные собравшиеся! — вновь воззвал церемониймейстер, пытаясь унять поднявшийся гомон. — Тишины!

Эльфы и люди расступались, освобождая Рогнеру путь. Когда он оказался рядом, Ганнер шагнул навстречу:

— Отец…

Рогнер даже не глянул в его сторону и обратился ко мне:

— Господин, вы оскорбили моего сына?

Его голос был властным и холодным, под стать внешности.

— Ваш сын оскорбил мою мать, господин Рогнер, — ответил я. — Там, где я вырос, этого достаточно, чтобы убить.

Он повернулся к Ганнеру, и тот промолвил:

— Я всего лишь упомянул о… финансовых затруднениях его семьи. Возможно, господин Эйдан неправильно истолковал мои слова.

«Играет на публику, — подумал я, прекрасно понимая, что случится дальше. — Значит, так тому и быть».

— Это правда, господин Эйдан? — вопросил Рогнер. — Вы оскорбили моего сына из-за недопонимания?

— «Недопонимания», — медленно повторил я. — Я ответил грубостью на грубость.

— Вы не отрицаете, что оскорбили моего сына?

— Не отрицаю.

— Вы ещё можете извиниться.

— Только после него.

— Мне не за что извиняться, — сказал Ганнер. — И я требую поединка на мечах!

— Юноша в своём праве! — вдруг громко сказал Фридолин. Он улыбался, будто нашёл новую причину для веселья. — Таков обычай.

— Истинно так, мой король, — склонил голову Рогнер. — Таков обычай.

— Благородные собравшиеся, — пронёсся над головами голос церемониймейстера. — Освободите место для Дуэли чести!

Тама беспомощно посмотрела на меня, и я успокоил её уверенным кивком. Дворяне оживлённо заговорили, уже не таясь. Я сбросил дублет прямо на пол, чтобы не стеснять движений, и закатал рукава рубахи.

— Господа, — обратился я ко всем. — Не найдётся ли у кого меча для меня?

По залу прокатились смешки. Фридолин тут же приказал:

— Стража, дайте ему оружие!

— Не стоит, мой король! — сказал кто-то за спиной.

Я обернулся и увидел мужчину, которому явно перевалило за пять десятков. Он приблизился и извлёк из ножен меч.

«Розы на гербе, — подумал я, увидев родовую метку на его руке. — Должно быть, это…»

— Кьювен Думлосбен, — представился он. — Прошу.

— Благодарю, господин Кьювен, — произнёс я, принимая меч. — Вы меня здорово выручили.

— Рад помочь сыну старого друга, — сказал он и удалился.

«Друга?» — на миг задумался я.

Если меня не подводила память, Думлосбены жили в другой части королевства — на западе. Интересно, когда папа успел с ним подружиться?

Я посмотрел на меч и удостоверился в его качестве. Он был исписан магическими письменами — скорее всего, это делало сталь более крепкой и лёгкой. Недешёвое удовольствие.

— Благородные собравшиеся, сейчас вы станете свидетелями Дуэли чести между двумя господами. — Церемониймейстер сделал эффектную паузу, обводя взглядом притихших зрителей, а затем продолжил, чеканя каждое слово: — Правила сего поединка гласят: бой будет длиться до потери сознания одним из дуэлянтов, до признания им своего поражения или до смертельного исхода. Господин Ганнер, господин Эйдан, примите Узы доблести!

Ко мне и к Ганнеру вышли слуги.

— Господин, руку, пожалуйста, — обратился один из них.

Я протянул левую руку, и на моём запястье защёлкнулся тоненький браслет. Он плотно прилегал к коже, но не сдавливал и не мешал движениям.

— Если кто-то из дуэлянтов использует магию или если кто-то из магов посмеет вмешаться в их бой, Узы доблести известят об этом всех присутствующих! Господин Ганнер, господин Эйдан, займите свои позиции!

Я встал напротив Ганнера и неслышно выдохнул. Хорошо было бы размяться, да уже поздно. Ганнер улыбался. На его лице не было ни страха, ни напряжения. Неожиданно мне пришла очевидная мысль: он сдал экзамен в гильдии, раз пришёл сюда с мечом.