— «Обрезок верёвки следует удерживать в руке у всех на виду. Любой, кто посмеет спрятать обрезок в потайном месте, будет с позором изгнан с турнира», — зачитал я вслух. — Как они собираются это проверять?

— Магия, может быть, — пожал плечами Лампар. — Там же ещё много кто следить будет помимо участников. Да и вообще, зачем рисковать своей честью?

Во второй раунд смогут пройти аж двести пятьдесят шесть человек, но с каждым последующим раундом их число будет уменьшаться вдвое. Так будет продолжаться до тех пор, пока не останется шестнадцать самых стойких и умелых воинов.

Я внимательно изучал правила, прикидывая в уме возможные стратегии. Непросто удержать кусок верёвки в руках, когда вокруг снуют десятки соперников. Первый этап обещал быть настоящим испытанием на силу и выносливость.

— Очень много участников, — произнёс Лампар. — Каждый раз придумывают что-то новенькое, чтобы отсеять большинство.

— Представляю, какое там будет месиво.

— Будет жарко, господин Эйдан.

Я повернулся к дверям и увидел Брунаса:

— Господин Брунас, приветствую. Что думаете?

— Думаю, на первом этапе главным козырем станет грубая сила, а не техника, — задумчиво проговорил он. — Хотя и без ловкости никак.

В конце пергамента было приписано, что всем участникам выдадут браслет на проверку магии (те самые Узы доблести), кольчуги, шлемы, перчатки и затупленные мечи. Но даже при таком раскладе избежать травм вряд ли удастся.

— Сколько же там будет переломов… — пробормотал я, дочитав текст.

— По крайней мере, за последние четыре турнира умерло всего трое.

— Секундочку, участники же будут объединяться в команды! — осенило меня.

— Верно мыслите, господин Эйдан.

— Сколько мечников будет из нашей гильдии?

— Дюжина, если без вас.

— Очень сильно повезёт, если до конца дойдёт хотя бы трое.

— Как обычно, пропущу всё веселье. — Лампар сложил руки на груди и тоскливо вздохнул.

— Ничего страшного, — хохотнул Брунас, потрепав его за ухо. — Отец тебе плохого не посоветует. Вот окрепнешь через пару годков и подашься на турнир.

— Что ж, будем готовится, — решительно кивнул я. — Вылетать на первом этапе я не собираюсь.

— Хорошо сказано!

Родители приехали за три недели до начала турнира. Об этом я узнал благодаря Емрису, который встретил меня сразу после урока целительства.

— Никак подрос? — засмеялся он, похлопав меня по спине.

— Тебе кажется, — улыбнулся я в ответ. — А где отец с матерью?

— В постоялом дворе. Ты как, свободен?

— Да, только книги оставлю!

Уже через час мы были в городе. Зима неохотно отступала, уступая свои владения весне. Солнце грело теплее; снег таял, превращая дороги в месиво из грязи и талой воды.

Мы с Емрисом вошли в роскошный постоялый двор. Просторный холл встретил нас теплом очага и учтивыми слугами. Поднявшись по широкой лестнице, устланной мягким ковром, мы остановились перед нужной дверью. Емрис коротко постучал и, услышав отклик отца, открыл её. Едва переступив порог, я увидел маму.

— Эйдан!

Не скромничая, я утонул в её объятиях и дал расцеловать себя в обе щёки.

— Ну хватит, Валда, — произнёс папа. — Дай и мне поглядеть на сына.

Он крепко обнял меня и окинул взглядом с головы до ног:

— Ты смотри-ка, в плечах раздался.

— Господин Лэвалт, я буду внизу, — сказал позади меня Емрис.

— Конечно, Емрис, ступай.

— Я не ждал вас так рано, — улыбался я. — Вы бы хоть написали!

— Зато успеем своими глазами увидеть, как изменилась столица, — произнёс он. — Да и дом на это время найти нужно. Потом и мест не найдётся.

— К турниру на улицах не протолкнёшься, — согласно закивал я.

— Турнир… — покачала головой мама. — И чего тебе на месте не сидится?

— Обстоятельства, мам, — сказал я и поймал внимательный взгляд папы. — Разные.

— Как учёба?

— Всё отлично.

— Друзей уже нашёл?

— Конечно, мам.

— И кто эти люди?

— Э-э… Они не совсем люди, — замялся я.

— Ты подружился с эльфами?

— С тёмными эльфами.

Родители переглянулись.

— Два тёмных эльфа — брат и сестра, — пояснил я. — А ещё девушка с Баррукхасада.

— Баррукхасадка? — уточнил папа. — Я не ослышался?

— Она вампир, — подтвердил я его догадку.

— Эйдан, — тихо произнесла мама, — как это вообще вышло?

— Нас поселили в отдельное крыло, где не живут «обычные» люди.

Папа нахмурился и, опередив маму, спросил:

— Что всё это значит, сын?

— Это крыло для других… рас и народов.

— Всё из-за нашего родства с вотрийцами? — понял он.

Я молча кивнул, и мама не сдержалась:

— Да как они смеют? Как они… Моего сына!..

— Мам, пожалуйста, — попросил я, бережно сжав её за ладонь. — Мне там очень нравится. Я нисколько не жалею.

Мама бросила возмущённый взгляд на папу, но тот лишь спросил:

— Так вы вчетвером занимаете целое крыло?

— Впятером, — ответил я. — Ещё есть девушка с Вотрийтана.

Папа неожиданно рассмеялся, и я невольно улыбнулся.

— Мы с ней нашли общий язык, — сказал я и, понизив голос до шёпота, добавил: — Она учит меня контролировать Мрак.

— Шутишь?

— Я многому научился. Мне есть что рассказать.

— Почему мы узнаём об этом только сейчас? Ты не мог написать?

— Не хотел вас зря тревожить.

Папа вздохнул, покачал головой и, приобняв меня за плечи, кивнул на дверь:

— Пойдём-ка прогуляемся, сын.

Я рассказал папе почти всё, утаив лишь своеобразные отношения с Тамой и спасение Дили от рьянка в лесу. Мы неспешно брели по парку. Под ногами похрустывал гравий ухоженной дорожки, петляющей меж вековых деревьев. Погружённый в раздумья, папа молчал. Его лицо застыло, будто высеченное из камня, а взгляд устремился куда-то вдаль. В конце концов он произнёс:

— Вульн говорил, ты — исключение из правил, но чтобы настолько?.. Сила самих древних?..

— Если бы не Мрак, я лишился бы руки.

— Об этом знают только твои друзья?

— Только они.

— Прибавилось у нас забот с Бьердами…

— Прости, отец.

— Я не осуждаю, — сказал он. — Может, это и неправильно, но я поступил бы так же. Этот… Ганнер легко отделался.

— Только вот они не смирились с поражением в дуэли.

— Возможно, и не «они».

— То есть?

— Больше похоже на инициативу этого сосунка. Рогнер может и не знать о проделках сына.

— С чего ты взял?

— Слишком топорно, не находишь? Подбросить медальон в магическую академию, да ещё и в которой сам учишься? Нет, Рогнер Бьерд бы поступил изящнее: выждал бы, постарался бы растоптать твою репутацию, а затем убил тогда, когда о тебе никто бы и не вспомнил. Поверь, сын, я знаю, что за птица этот Рогнер.

— Значит, надо как-то изобличить Ганнера.

— Ничего ты не станешь делать, — отрезал папа. — И с сегодняшнего дня вне академии тебя будет сопровождать охрана.

— Нет, не будет, — возразил я, остановившись и посмотрев на него. — Охрана мне ни к чему.

— Не воображай, будто обретя эту силу, ты вдруг стал бессмертным.

— Пап, — мягко сказал я, — сколько мне лет?

— Ты ещё юн и неопытен, Эйдан.

— Может и так, но это не значит, что я беспомощен и глуп. Я в силах сам о себе позаботиться, принимать решения и отвечать за последствия. Не хочу разгуливать по Гилиму в окружении солдат, словно какой-нибудь купчик из Клинкарака. Ни один благородный здесь с охраной не ходит.

Я, конечно, слегка покривил душой: иногда дворяне порой всё же опасались ходить в одиночку.

— У тебя нет глаз на затылке.

— Если оставишь в городе наших воинов, прикажу им безвылазно сидеть в кабаке.

Папа усмехнулся и, покачав головой, цокнул языком:

— Знаешь, что сказал бы твой дед?

— Что же?

— Что ты вылитый я в молодости.

— Яблоко от яблони недалеко падает, — улыбнулся я.