— Талваг…

— Валда, он прав, — сказал папа. — Мало кто захочет связывать с нами свой род. Вспомни нашу молодость, вспомни, почему твой отец пришёл к моим родичам. Найдётся ли для Эйдана другой такой Дом?

Мама умолкла на несколько секунд, а затем промолвила:

— Не знаю, Лэвалт.

— У Эйдана есть редкий дар, и этим надо воспользоваться, — произнёс Талваг. — Кто ведает, может, когда-нибудь он даже станет магистром.

Как и предсказывал папа, за прошедшие годы пары среди знатных Домов мне не нашлось. Однако я не унывал, скрашивая дни своего взросления в объятиях местных девушек, которые не чурались близости с наследником Кастволков.

Я лежал на траве и следил за тем, как торопливо одевается Заннет — дочь торговца, чья семья была вхожа в наш Дом.

— Что? — улыбнулась она, заметив мой пристальный взгляд.

— Жаль, что ты уходишь.

— Если к полудню не появлюсь, отец меня убьёт, — сказала Заннет. — Сегодня привозят важный товар, я должна помочь.

— Ты отвар выпила?

— Выпила, конечно, не дура же, — фыркнула она. — С пузом меня точно из дому погонят…

Она одёрнула подол платья, собрала волосы в аккуратный хвост и обернулась ко мне:

— Ну как, нормально выгляжу?

— Прекрасна, как и всегда.

Заннет просияла очаровательной улыбкой, приблизилась и, опустившись рядом, поцеловала меня.

— Возможно, мы не скоро увидимся, — сказал я, оторвавшись от её губ. — Меня отправляют в столицу.

— Твоей суженой всё равно не стать, — без тени сожаления произнесла она. — Так что лить слёзы не буду.

Она поцеловала меня снова, игриво потеребила за мочку уха и отстранилась:

— Ты тоже не скучай, господин Эйдан.

Заннет ушла, и я остался наедине со своими мыслями.

В Оикхелде не существовало понятия совершеннолетия, да и браки заключились в раннем возрасте, однако считалось, что в девятнадцать лет человек достигает определённой зрелости. Ко всему прочему, это число имело особое значение для магов: согласно общепринятым нормам, именно в этом возрасте окончательно формировалась магическая сущность, что бы это ни значило. Несколько дней назад мне как раз стукнуло девятнадцать, и поэтому по окончанию лета я должен был отправиться Магическую академию Гилима.

Я неохотно поднялся с мягкой травы, набросил на себя одежду и услышал оклик:

— Господин Эйдан!

Я обернулся и увидел запыхавшегося мальчишку. Кажется, это был новенький помощник конюха.

— Да?

— Вас искал господин Лэвалт!

— А ты меня как нашёл?

— Ну… так… — смутился он, переминаясь с ноги на ногу. — Господин, вы же сюда с той… девицей шли… Вот и увидал…

— Зоркий, значит, — улыбнулся я.

— Господин, так…

— Ладно, сейчас буду.

Он облегчённо закивал и убежал обратно, а я неспешно направился вслед за ним. Выйдя из опушки леса, я добрался до своего двора, умылся холодной водой у бань и вошёл в замок.

— Господин Эйдан, — обратился ко мне привратник у дверей. — Господин Лэвалт ожидает за обеденным столом.

— Спасибо.

Войдя в обеденный зал, я увидел не только папу, но и маму:

— Эйдан, где ты бродишь всё утро?

— Просто решил прогуляться.

— И кто составил тебе компанию? — как бы невзначай поинтересовался папа.

— Никто.

— «Никто»? — со смешком спросил он. — Теперь ты так называешь Заннет?

Я коротко вздохнул и закатил глаза:

— Только не начинайте…

— Ты уже взрослый, сын, — сказал он. — Сам решишь, что к чему.

— Надеюсь, ты не наобещал ей никаких глупостей?

— Конечно нет, мам.

— Вот и славно, — кивнула она. — Не стоит расстраивать девицу понапрасну.

Я уселся за стол, и слуги принялись меня обслуживать.

— Сходим в банк, — произнёс папа, едва я притронулся к еде. — Поставим родовую метку.

— Сегодня?

— А когда же ещё?

У меня, как и у многих благородных, был свой перстень-печатка, которым я мог запечатывать письма или заверять документы. Подобный перстень являлся одним из признаков принадлежности к дворянскому сословию.

Родовая метка была кое-чем другим: она представляла из себя магическую татуировку, которая, как правило, наносилась на тыльную сторону ладони. Она не только выделяла особый статус носителя, но и служила своеобразным удостоверением личности в банках. Родовая метка в сочетании с перстнем позволяла благородному распоряжаться своими средствами без всякой волокиты с бумагами. Конечно, подобное удовольствие стоило огромных денег и обычно являлось прерогативой глав Домов и их ближайших родственников.

— Раз так, сходим, — сказал я.

В день отъезда мама не находила себе места: то и дело она срывалась на слуг, заглядывала ко мне в комнату, принося ненужные вещи, и порой пропадала у себя в спальне, скрываясь от остальных.

Мама всегда была строгой и старалась не показывать слабость, но я как никто другой знал, насколько ей было страшно отпускать меня. Всё-таки я был её единственным и горячо любимым ребёнком.

Я подошёл к двери её комнаты и постучал:

— Мам, можно?

Она долго не отвечала, но всё же произнесла:

— Заходи.

Я вошёл и увидел её у распахнутого настежь окна. Она стояла спиной ко мне и смотрела на улицу.

— Скоро уезжать, — сказал я. — Папа с Емрисом проверяют солдат.

— И зачем только нам сдалась эта магия?

— Мам?

Она обернулась, и я с болью увидел её покрасневшие от слёз глаза. Я подошёл ближе и, схватив её за плечи, твёрдо сказал:

— Всё будет хорошо.

Мама покачала головой:

— Ты не знаешь, как относятся к Кастволкам, а… а я знаю… Слышала эти речи своими ушами — даже от собственной матери.

— Но ведь она ошибалась, верно? Наш Дом ничем не хуже других.

Мама нежно обхватила моё лицо ладонями:

— Эйдан, для других благородных ты не лучше вотрийца… Когда они узнают о Мраке… — Мама не сдержала слёз и порывисто прижала меня к себе. — Сынок, я… я не хочу, чтобы ты стал изгоем.

— Не стану, — сказал я. — Мир меняется, мам. Даже Оикхелд вовсю торгует с Вотрийтаном, ты ведь знаешь.

Она поцеловала меня в одну щёку, затем — в другую, внимательно посмотрела в глаза и сказала:

— Не смей давать себя в обиду.

— Кастволков не сломить.

Мама слабо улыбнулась, и позади раздался стук:

— Госпожа Валда, господин Лэвалт ожидает вас внизу!

— Сейчас! — сказала мама и поспешно вытерла слёзы. — Не будем заставлять отца ждать.

В течение получаса слуги загрузили все мои вещи и приготовили повозки к поездке. Емрис давал наставления солдатам, а папа молча наблюдал. Когда всё было готово, он спросил:

— Ничего не забыл?

— Вроде, нет.

— Как твоя метка?

Я опустил взгляд на левую руку. На тыльной стороне ладони отпечатался синими красками герб нашего Дома: три совы, сидящие на ветке могучего дерева. По словам банковского клерка, моя метка имела ещё кое-какие индивидуальные отличия, чтобы точно распознать личность — правда, подробностей он не раскрыл.

— Немного зудит, — признался я. — Стараюсь не трогать.

— Пройдёт через пару дней, — кивнул папа и ободряюще улыбнулся: — От твоих успехов многое будет зависеть, Эйдан. Ты первый маг в нашем роду. Не посрами чести Кастволков.

— Да, отец.

Он обнял меня и похлопал по спине. Мама не упустила ещё одной возможности приласкать меня и расцеловать напоследок. Я оседлал коня, глянул на родителей ещё разок и повернулся к Емрису:

— Поехали!

Впереди меня ждала совсем другая жизнь.

Дорога была простой, если не сказать скучной. Лишь один раз нам потрепали нервы: после въезда на территорию чужого Дома нас проверяли с особой дотошностью. Мама предлагала часть пути проплыть на корабле, но папа отговорил её: даже если бы мы быстро добрались до нужного порта, нас всё равно бы ждала длительная поездка по суше. Напрямую всё же быстрее.