— Он тут за безопасность отвечает…
Софья Никитична взяла Даньку за руку, удивившись, что рука эта совершенно ледяная. И сама девочка дрожала, что лист осиновый.
Боится?
Глыбы? Или этого вот, в костюме… костюм, к слову, отменнейший. Явно шит на заказ. И ткань с добавлением эльфийского шелка, только он дает столь характерный отлив. А вот цвет ярковат для первой половины дня.
— Не бойся, — тихо сказала Софья Никитична, и Данька вздрогнула, уставилась на нее огромными глазами, которые вдруг сделались яркими-яркими. Правда, ненадолго, тотчас погасли и вывели. — А у вас тут, значит, безопасно?
— Вполне…
— И если мы с Данечкой отойдем в магазин, нас никто не обидит⁈ — продолжала допытываться Софья Никитична. — Нам очень надо в магазин!
— Ну что вы… погодите… Глыба!
А вот орать так вовсе неприлично. Но Глыба появился, столь же быстро и не понять откуда.
— Будь добр, сопроводи…
— Софью Никитичну, — подсказал Яков Павлович, глядя с прищуром. — Пока мы побеседуем… полагаю, о делах финансовых? Я взял на себя труд изучить работу фонда и поражен всему, что вы делаете для людей. И я бы не отказался принять участие…
— Конечно! — расцвел Тополев. — Думаю, это возможно… люди должны творить добро!
А вот красиво врать он так и не научился. Хотя… может, у него времени не было потренироваться.
— Так что, Глыба, сопроводи и проследи, чтоб все было в ажуре. И сумки чтоб поднес. Ясно? А то ведь вам, наверное, тяжело будет…
Отказываться Софья Никитична не стала. Купить и вправду предстояло много.
Много позже, когда за окном уже стало смеркаться, а набегавшаяся за день Данька придремала прямо за столом, Софья Никитична не выдержала:
— Раньше все было иначе…
— Так вы бывали в Осляпкино?
— Приезжали с Людочкой. И с дедом её. Он возил внучку, показывал. Да и смотрел. Тогда людей было поменьше. И дома другие… старых почти не осталось.
Софья устроилась у окна. Выходило то на задний двор и сарай. Правда, в сумерках тот был почти неразличим.
— Знаете… а ведь и тогда-то… у них было особое молоко. У Вельяминовых. Я как-то и не понимала… кто его пробовал-то тогда…
— Погодите, — Даньку Яков Павлович поднял легко и перенес в комнату.
К слову, домик был пусть небольшим, всего на три комнаты, но вполне себе чистым.
— Стало быть, это молоко особое?
— Эльфийское, которое в Предвечном лесу, несколько отличается по вкусу, — Софья Никитична смотрела в окно. — Поэтому я и не поняла… а теперь вот все взяло и сложилось. Вы когда-нибудь видели эльфийских коров?
— Не доводилось как-то.
— Удивительной красоты животные. Правда, с норовом. К ним и подойти-то не всякий может… меня вот точно не подпустят. Мой дар… впрочем, не о том ведь. Что вам сказал этот человек?
— Ничего толком. Такие, знаете ли, туманные речи об общественном благе. Часть домов по улице пустые. А главное… вы не ощутили?
— Чего?
— Ментальное воздействие.
— Это же… — Софья Никитична прислушалась к себе. — Это запрещено. Но… нет.
— Вас защищает сила. Маги уровня от четвертого к такому не восприимчивы.
— Он меня сканировал.
— И увидел ваш подтвержденный шестой уровень… как и мой. Это его, к слову, весьма обрадовало. Мне не нравится то, что здесь происходит, — сказал князь. — Возможно, все еще хуже, чем мне представлялось, а потому…
— Я не уеду.
— Софья!
— Знаете… — Софья Никитична отставила кружку. — До недавнего времени все казалось мне игрой… но… я здесь. И я вдруг вспомнила, как гуляла по этому вот городку с Людочкой. И по рынку тоже. Дед её разговаривал с людьми, а мы просто… угощались яблоками. Сливами. Ягодой. Здесь было как-то… иначе.
Она поняла, что звучит это глупо.
Конечно, все было иначе. Потому что ей было шестнадцать и представлялось, что вся-то жизнь впереди. Чудесная. Счастливая. Какой она еще может быть, когда тебе шестнадцать?
— Может, вам кажется, что я вообразила себе. Женщины часто воображают что-то этакое… глупое.
— Отнюдь.
— Бросьте, князь. Я сама не уверена, что не воображаю. Но… тогда люди не боялись. А теперь… в том же магазине на нас смотрели с ужасом.
— На вас?
— На провожатого этого. И главное, он вел себя так, будто он в этом магазине хозяин. Это неправильно. В корне.
— Рад, что вы так думаете, — князь чуть склонил голову. — Они и вправду держатся здесь весьма вольно. Впрочем, как раз страха я не ощущал, скорее этакое… глобальное безразличие. Полагаю, вследствие того же ментального воздействия.
— А это разве не запрещено?
— Активное — да… но подозреваю, что артефакты стоят… или хотя бы числятся низкоранговыми. Из разряда успокоительных, снимающих повышенную тревожность. И обоснование имеется. Думаю, что имеется. Должно бы быть, поскольку воздействие хоть слабое, но засечь можно. Впрочем, многие маги уровня второго-третьего, не говоря уже о более высоких, его просто не ощутят.
— А вы…
— А у меня, Софьюшка, профессиональная деформация. И профессиональная же подозрительность… так вот, с учетом того, что сюда якобы переселяют беженцев, людей пострадавших и так далее, установка подобных артефактов оправдана. А вот на что они настроены, на подавление тревоги или в целом воли, тут уже только специалист определит.
— Тот, который их… ставил?
— Именно. Менталистов немного… но тем проще будет найти. Главное, не спешить…
Софья Никитична нахмурилась.
— А разве…
— Если сейчас начнем разбирательство, то Свириденко разыграет ужас и не знание. Он ведь не менталист, не мог знать… мне куда интереснее, зачем…
— Чтобы никто не задавал лишних вопросов, — раздался мягкий тихий голос. — Вы слишком громко разговаривали… и у открытого окна. извините.
Женщина, что заглянула в это окно, была тонка и худа до прозрачности. В первое мгновенье она даже показалась Софье Никитичне призраком.
— Мне сказали, что Данька у вас… извините.
От взгляда она смутилась.
И отступила в тень. И показалось, что того и гляди раствориться она в сумраке.
— Доброго дня, — князь поднялся и отвесил поклон. — У нас. Прошу, заходите. Мы рады гостям…
Тем более, что гости эти слышали куда больше, чем стоило бы. А ведь Чесменов, Софья готова была в том поклясться, барьер поставил.
— Я…
— Заходите, заходите… вы, верно, матушка Дани? Она очень на вас похожа, — Софья решительно поднялась. — Она немного замаялась, уснула вот… вы не откажетесь попить с нами чаю? Вы ведь с работы… ужасно, что женщинам порой приходится столько работать.
На нее посмотрели. И показалось, что видит эта женщина куда больше, чем стоило бы. Да и…
— Вы… скажите… извините, что спрашиваю… но… когда-то я была знакома с Вельяминовыми… и их родственница… Дивосвята…
— Моя бабушка, — на губах женщины появилась улыбка. — Вы знали её?
— Немного. Она…
— Она давно ушла к истокам.
— Мне жаль.
— Теперь моя тетушка старшей. Анна… может, встречали?
— Встречала. Правда, тогда она была совсем крохой… но вы заходите все же. Как вас зовут? Я — Софья… это Яков Павлович…
— Яков, — князь протянул руку, как был, через окно, и женщина коснулась её, осторожно так. Склонила голову. Вздохнула.
— Сильный… Весняна я.
И убрала.
И заглянуть заглянула. В желтом свете ламп она показалась еще более худой и до того изможденной, что даже возраст её определить было сложно. Сероватая кожа. Будто пеплом присыпанные волосы. Выцветшие глаза и брови, почти слившиеся с лицом…
И смотреть-то на это лицо было сложно.
Казалось оно не просто некрасивым, отталкивающим до того, что Софье Никитичне стыдно стало. А Весняна, заметивши, произнесла:
— Так оно безопаснее.
Хотела добавить еще что-то, но…
— Мама? — Данька появилась в дверях. — Ты уже… а я вот… чуть-чуть…
— Чай, — Софья Никитична поняла, что если ничего не сделать, то они сейчас просто-напросто уйдут. — Мы обязаны попить чаю. Тем паче, что к нему и пироги есть, и конфеты… просто потрясающе вкусные конфеты из одной чудесной столичной кондитерской. Яков, поставь чайник. Вы какой предпочитаете?
