— Тогда хорошо, — Аленка поднялась. — Пойду я. Завтра к роднику надо будет, огнецвет высадить. Где только достали, сволочи. Они же ж в наших-то краях еще когда повывелись. Но ничего, теперь-то я не позволю…

И ушла.

А Маруся осталась. И Настасья, которая прилипшие пленочки с пальцев слизала, а шелуху в пакет высыпала.

— Ответ пришел, — сказала она тихо. — Из имперской канцелярии… по жалобе. Проверку отправляют.

— И?

— И от этого мне вдвойне неспокойно… как будто вот… что-то сдвинули мы этой проверкой. И может плохо быть. Всем.

— А что еще писали?

— Что князя какого-то целого выправили. Правда, от этого князя ни слуху, ни духу… — Настасья вздохнула. — Свириденко тоже наверняка предупредили.

— Думаешь, от этого и приглашение?

— Не знаю. Но раньше он нас не звал. Может, хочет договориться? Я про этого князя почитала… пишут, что принципиальный очень. И если вдруг из-за него… что делать станем?

— Понятия не имею, — Маруся снова вытащила приглашение.

Через три дня уже.

И значит, отправили его в последний момент. Почти оскорбление…

— Договариваться со Свириденко… — Маруся поняла, что не будет с ним договариваться. — Бесполезно. Обещать он горазд, да только эти обещания все… их ведь и держать надо. А он… найдет способ все перевернуть и нас же виноватыми выставить. Поэтому…

— Играть спектакль о примирении пред столичным князем не станем, — подытожила Настасья с чувством глубокого внутреннего удовлетворения.

— Именно.

И Свириденко о том знать должен. Он ведь не дурак. И Марусю изучил ничуть не хуже, чем она его. А то и лучше. Что из того следует?

Что гадости ждать надо, но вот какой…

— Может все-таки дома отсидимся? Отправим бумагу, что занемогли…

— Надо, — Настасья покачала головой и поморщилась. — Надо, Маруся… такое вот… если не пойдем, погано будет. И если пойдем, тоже погано… но тогда-то и знать не будем, отчего.

— Тут… — Маруся семечку взяла. — Вопрос еще, как идти… с сопровождением…

— Маму Васю?

— Нет. Ей волноваться ни к чему.

— Вдвоем не вариант… — подумав, согласилась Настасья.

И Маруся кивнула.

Нет, времена ныне не те, чтоб девицам молодым на вечера нельзя было являться в одиночестве. Можно, но… как-то это до сих пор не принято, что ли.

Вызывающе.

Выйдет, будто она, Маруся, условностями пренебрегает… и Свириденко это отметит, заметит и донесет до нужных ушей. Да еще так, что малость эта обернется большими проблемами.

— Сабуровых… — Настасья поморщилась. — Тоже нельзя брать. Может, на это и расчет? В лесу не подловили, так на званом вечере… они ж молодые, будут из себя выводить. Или подольют еще какой погани. А если контроль потеряют, то…

Маруся кивнула.

— Магов? — предложила она. — Попросим? Столичные… с такими не зазорно являться. Да и Свириденко не станет нерв трепать, если…

— Если поверит, что столичные. Слышала, чего Петрович рассказывал?

Маруся хмыкнула.

Не услышать было сложно. История весь Подкозельск облетела, успев обрасти преудивительнейшими подробностями.

— Так это Севрюгин. У него мозгов и раньше-то было немного, а теперь и последние чувством собственной значимости вытеснило…

Маруся потянулась.

Почему-то стало жаль, что она этого не видела… очень жаль.

— Да… — задумчиво протянула Настасья. — Надо… звать. Легче… становится, если представить, что они тут. Не так… муторно.

А это аргумент.

Определенно.

— Вот завтра и позовем. Только… тетка Аня права.

— В чем?

— В том, что не с пустыми руками идти надо. Пирожки…

— Пирожки не успеем. Мы ж не они, чтоб от так… — Таська щелкнула пальцами. — Но блинов могу.

— Сегодня уже были.

— Так были толстые, а я налистников накидаю. С молоком и вареньем. Яишенку опять же.

Мысли были здравые.

В целом.

Хотя оставалось некоторое чувство неправильности…

— Я вообще слышала, что в столице есть такие мужики, которым платишь, и они тебя сопровождают. Для приличий.

— Таська!

— Что? Можно подумать, ты на сосне одни лишь сельскохозяйственные ведомости читаешь.

Её правда.

Не одни.

— Денег нет, — сказала Маруся на всякий случай, чувствуя, что уши краснеют.

— Так… то в столице деньгами, — у Таськи как всегда был свой аргумент. — А у нас провинция-с… мы с большего натурой.

— Тась… вот в твоем исполнении это как-то совсем пошло звучит. Получается, что мало того, что пойдем хрен знает куда, так еще и в сопровождении продажных мужчин. Которые ко всему продастся должны за блины с яичницей.

— Скажи еще, что у меня блины плохие…

Маруся хмыкнула.

И рассмеялась…

И Таська тоже.

— Ты… — толкнула она локтем. — Только им не говори… и вообще, чур темненький — мой. Или он тебе нравится?

— Нет.

— Точно? Ушастый так-то тоже ничего такой… хотя и пооблезлый. Аленке надо сказать, чтоб принесла чего, а то с такой рожей решат, что больной…

Вот же…

Дал бог сестру.

Хотя…

— Семки, — напомнила Маруся, протягивая руку. — Вот… может, в этом и задумка? Опозорить нас перед всеми? Показать…

— Мелковато… хотя опозорить он будет только рад, но поверь, Свириденко задумал что-то помасштабнее… на чем поедем-то? Из транспорта только Петровичева «Нива» осталась. Ну или трактор. Но на тракторе являться совсем уж эпатажно будет.

Глава 29 В которой перед героями открываются удивительные красоты Осляпкино

«Да, с годами я делаю все меньше глупостей, но зато качество их растет!»

Высказывание одной весьма достойной дамы

Софья Никитична с интересом разглядывала домик, который с виду был весьма аккуратен и симпатичен, а еще почти не отличался от иных, вытянувшихся вдоль улицы. Строили их явно по одному проекту, и не сказать, чтобы худшему.

Два этажа.

Два входа, каждый на свою половину. Два двора, в каждом виднелись сарайчики хозяйственных пристроек. Две дорожки из красного камня. Небольшой газон перед входом, несколько заросший и облюбованный одуванчиками. Лавочка с одной стороны и старая автомобильная шина, по-над которой возвышалась шапка петунии. И пышная такая. Массивная даже.

Интересно.

— Здрасьте, — сказали из-за шапки. — А вы новые соседи, да?

— Да, — Софья Никитична поправила шляпку. Костюм она успела сменить на другой, спортивный, из ярко-розового плюша с белыми полосочками и вышитыми золотой нитью кошечками. Был он куплен в минуту душевного помрачения, не иначе, ибо в столице носить этакую красоту она не осмеливалась.

Зато взяла с собой, подумавши, что для её роли розовый цвет, да еще с золотом — самое оно.

Кошечки опять же.

Чудо, до чего милые кошечки.

И шляпка соломенная неплохо сочеталась.

— А ты кто, дитя?

— Данька, — дитя поднялось и вытерло ладошки о грязные донельзя штаны.

— Интересное имя…

— Так-то Дарина, но все Данькою зовут, — сказала девочка.

Несомненно, девочка, пусть и донельзя худенькая.

— Софья Никитична, — представилась княгиня Кошкина. — А там мой… супруг Яков.

— Можно дядя Яша, — князь появился на пороге и потянулся. — Экий у вас тут воздух свежий…

— Хотите молочка? — спросила Данька, глядя на князя с некоторою опаской. — Я корову недавно доить ходила. Свежее.

— Хочу, — Софья Никитична собиралась отказаться, потому как предпочитала продукты проверенные, но… почему-то стало неудобно.

А Данька целый кувшин принесла.

— Спасибо…

— За спасибо сыт не будешь, — раздался скрипучий напрочь лишенный дружелюбия голос, от которого Данька вздрогнула и едва кувшин не выронила. Хорошо, князь подхватить успел. — Ишь, явились… дитё обирают.

Женщина, вышедшая из дома, была худа и судя по лицу, весьма недовольна. Причем вероятнее всего недовольна жизнью в целом, а не по какой-то определенной причине.