А он — камень особый.

С характером.

— А выйдешь? — Бер вдруг понял, что не испытывает внутреннего протеста.

Совершенно.

— Вот так просто?

— Ну… а как?

— Ты ж меня совсем не знаешь.

— Ты красивая.

— Спасибо, — щеки чуть покраснели. — Только на этом долго не протянем в браке-то…

— Блинчики у тебя вкусные. А еще ты подковы гнуть умеешь.

— Аргумент, однако. Умение гнуть подковы изрядно облегчает поиск компромиссов в семейной жизни. Или как-то так.

— Смеешься?

— Понять хочу.

— Меня?

— А кого ж еще-то…

— Ну… — Бер пожал плечами. — Мало ли… Но я от слова своего отказываться не привык. А что не знаем, так познакомимся. Я, между прочим, хороший…

— А главное — скромный.

— Не, скромный — это не про меня. Это Ведагор может скромным быть, а нам, мелким и хилым, приходится себя рекламировать. Иначе же ж затопчут.

Смех у нее звонкий.

И громкий. И почему-то хочется щуриться. И самому тоже тянет рассмеяться.

— Тогда рекламируй дальше, а я послушаю.

— Ну… — Бер даже как-то слегка растерялся, чего с ним давненько не случалось. — Если так-то… я сильный. Точно сильнее обычного человека. Вань, подтверди!

— Чего?

— Что я сильный!

— А… — отозвался Иван. — Сильный — это точно! Очень сильный. Однажды на спор забрался в сад губернатора и у девушки с веслом весло отнял. Это статуя такая… мраморная.

— Облицовка там мраморная. А внутри — цемент. Еле справился…

— Сильный, но безголовый, — сделала вывод Анастасия.

— Погоди, — Маруся ненадолго отвлеклась от дороги. — Если статуя, то цельная ведь?

— Ага. Но говорю же, там мрамор поверху.

— А так бывает?

— Бывает. Техника такая, каменной заливки. Вот как металлом обливают или заливают. Можно и камень, структуру изменить и тогда уже покрыть что-то… в общем, не самая сложная. Я структуру слегка изменил. Отделил пальцы от весла. И камень чуть растянул…

— В итоге, — вмешался Ванька, — просыпается губернатор, а девушка с веслом стала девушкой без весла.

— А весло куда подевалось? — полюбопытствовала Таська.

— Ну… я его Ваньке подарил.

— Ага, как же… в сад припер и в клумбу воткнул. С гортензиями.

— Ну не домой же было его тащить!

— Сообразительный, — Таська сделала вывод. — Хотя с соображением запаздывает немного…

— Это спор был! Вообще и Ванька спорил!

— Не надо! — Ванька густо покраснел. Превентивно, так сказать.

— Ясно… а так-то ты еще что умеешь?

— Ну… частушки могу спеть. И даже сочинить. Разбираюсь в особенностях живописи. Могу палехскую живопись от хохломы отличить. А её в свою очередь от борецкой, вологодской, мстерской, холуйской… их вообще под три десятка разных.

— Очень полезно. Еще Сабуров сказывал, ты стулья чинишь.

— Это так… мелочи.

— Не скажи.

— При факультете кружок был, по реставрации. Я ходил. Что? Интересно же. После кружка к технике меня точно не допустили бы.

— Я не знал, — сказал Иван.

— Да как-то оно… народ больше на спорт всякий или магическое конструирование. Или еще куда… на самом деле реставрация — это интересно. Практически любой материал имеет память, которую так или иначе можно восстановить. А значит, и исходный вид… правда, там куча условий. Скажем, от материала многое зависит. От исходных свойств, накопления энергии… и от склонностей самого реставратора. Меня вот к металлам большое внутреннее сродство. С ними мне даже проще, чем с деревом.

— Металл… — девчонки переглянулись. А Таська, чуть прищурившись, уточнила: — То есть, если есть что-то металлическое… и это что-то немного… заржавело. То сугубо в теории ты это восстановишь?

— В теории — восстановлю, — но справедливости ради Бер добавил. — На практике же смотреть надо. А что вы хотите восстановить?

— Трактор, — сказала Маруся. — Понимаем, что не совсем по профилю… но можешь его расписать под хохлому.

— Или под эту, — Таська идею поддержала. — Холуйскую живопись. А в отчете укажем, что возрождаешь народные традиции. Маруся справку выдаст, что в наших краях трактора только так и расписывали.

Глава 39 Где начинаются подвиги и испытания

«Лето? Лето у нас заканчивается тогда, когда купаться становится слишком твердо»

Об особенностях отдыха в некоторых отдаленных уголках Российской Империи.

На середине поля Его императорское величество даже слегка притомились. Солнце умудрялось пробиться и сквозь защитный полог. Жарило истово, от души. Жар этот окутывал кожу, и без того раскаленную силой и огнем. В какой-то момент Александр понял, что еще немного и полыхнет.

Нет, ему бы огонь вреда не причинил, но поля было жаль.

И плуга.

И работы.

А потому он остановился, перевел дух и огляделся. Вдаль уходили ровные полосы черной земли. Над ними уже кружились птицы, спеша собрать семена и червей.

— А ничего так, — Аленка обнаружилась у кромки леса. Сидела она, скрестивши ноги, и наблюдала.

Давно?

— Доброго дня, — поздоровался Александр.

— И тебе тоже… а чего не на тракторе? — поинтересовалась она.

На девчонке был старый потертый комбез с латкой на коленке. Рукава клетчатой рубашки она закатала. А волосы прикрыла кепкою.

— Так… встал.

— Сломался?

— Топлива, кажется, не налили, — ответил Александр и спросил. — Воды не найдется? А то я как-то вот не взял… не думал, что так вот.

— Идем, — Аленка поднялась. А на траве осталась корзинка. И заметив взгляд, Аленка пояснила. — Обед принесла. А вода тут рядышком.

Лес дыхнул прохладой. И Александр убрал щит, чувствуя, как растворяется в лесной тиши сила. Дышать стало легче.

А под ноги легла тропа.

— Не соступи, — строго сказала Аленка.

Он и не собирался.

Впереди мелькнула рыжеватоя коса, словно змейка. А вот сама Аленка будто растворилась в зыбком лесном воздухе, пронизанном солнцем и тенями. Но вот тропа оборвалась, и Александр едва не налетел на Аленку.

— Извини.

Смутился.

Мокрый весь. И земля налипла на кожу. И воняет наверняка потом. А еще грязный, да…

— Вот, — Аленка не спешила отступить. Разглядывала, чуть голову на бок склонив. — Пей. Только осторожно, холодная. С непривычки и зубы заболеть могут.

Родник пробился меж корней старого дуба. Они сами сплелись, сложились этакими ладонями, приподнимаясь над землей. И вода наполняла эти ладони до краев, а потом стекала ниже.

— Не бойся. Чистая она, — сказала Аленка.

— Красиво, — Александр смутился. Вовсе он не боялся и не брезговал, хотя, наверное, стоило бы бутылку с собой взять и бросить в воду дезинфицирующую таблетку. Но здесь, сейчас, это показалось донельзя глупым.

Место это…

Сила вокруг ощущалась, только не злая, напротив, мягкая. Она ложилась, окутывала, успокаивая. И собственный огонь, растревоженный работой, улегся. Александр сделал вдох. Сила проникла внутрь, побежала, унимая ноющие мышцы.

И раздражение.

И воду он зачерпнул, поднес к губам. Действительно холодная. Куда холодней, чем та, которой его угощали. Но и сладкая. И горькая. И такая, которую описать-то невозможно. Главное, он пил, пил и никак не мог напиться. А потом вдруг жажда отступила.

И ноющая боль в мышцах.

И просто стало хорошо…

Александр распрямился и оглянулся. Аленка была тут же, сидела, склонившись над аленьким цветочком. Старый знакомец.

— Это кто? — спросил Александр, потому как понятия не имел, о чем еще заговорить.

— Огнецвет, — ответила Аленка.

— Никогда не слышал…

— Когда гром-птицы летят по небу, они порой роняют перья. И перья эти падают… люди принимают их за молнии. Перо касается земли и прорастает огнецветом.

— Звучит как сказка.

— Сказка и есть. Или нет. Они редкие очень. И не везде расти могут… понятия не имею, где Тополев его взял. Огнецвету сила нужна. Много… но он болен.