— Как тебя звать?

— Яла.

— Я Танцор.

С самым серьёзным видом кивнула.

— Танцевать — хорошо. А обращать?

Нахмурился.

Наверное, имела в виду, как ко мне обращаться.

— Танцор.

И вновь кивок.

Предстоял обыск мертвых и пересчёт имущества.

Яла постелила один из маскхалатов возле саней, чтобы обеспечить в дальнейшем своей заднице комфорт. Принесла все оружие и заряды туда; с мальца стянула одежду — принарядилась.

На вид жалкий ребёнок, хотя ребёнком не являлась.

Все что нужно я рассмотрел сразу: болезненно тощая и миниатюрная, острые груди с большими ореолами сосков, узкие бёдра и узкие плечи.

Неприятные сочетания.

Жаль, конечно.

Расстроившись, покачал головой. Желчь заметила.

— Идиот, — хрипло рассмеялась. — За скотоложство Справедливость тебя бы с дерьмом сожрала.

— Она не зверь, Желчь, не утрируй.

Яла села на подготовленное место, баюкая тяжелый мушкет. Использовала шомпол. Заряжала, напевая себе под нос.

— По-крайней мере, думаю, — сказал без особой уверенности.

Желчь лишь сильнее засмеялась.

Не очень осмотрительное решение было подставлять спину, отдавать оружие, но ничего от нее не ждал.

Зачем пытаться убить, если я сам хотел даровать свободу?

Это ее выбор. Не мой.

Однако исключать вероятность иррациональных движений совсем — глупо. Поэтому все-таки оставался настороже.

***

Справились за полчаса, при этом лениво перекидывался фразами с Желчью.

В начале осмотрел сани.

Имущество на них были закрыто брезентом и плотно стянуто веревкой.

Разглядывая все это богатство, я не мог избежать уколов радости — они то и дело пробивалось, изливаясь чистой эмоцией и “царапая” основу.

И пусть.

Поверху лежали моток тонкой веревки и канат из нитей струнновика. Спереди — замызганный пенал набора для шитья, сумка с палаткой, три спальника и меховые рукавицы.

В центре, к низу, немного разной посуды, все самое необходимо на марше: котелок, пару мисок, кружек и столовых приборов. Еще тут находилась пищевая плита, работающая от хтона, мелкий бочонок, бурдюки с водой и кувшин со слабым алкоголем.

Тут же бумажный короб. Развернул — в нём рацион: полоски странного черного мяса, сухари, грибные брикеты из того, что в третью эпоху называлось “кровавиком”. Россыпью в тубусах: сухофрукты, мелкие сушенные грибы и овощи, рядом банка ореховой пасты.

В задней части саней — небольшая вязанка грибного хряща для растопки костра. Здесь же инструмент: топорик-лопатка, целиком сделанная из примитив-металла.

С внутренней стороны брезента глубокий карман. В нем — небольшой синеватый короб аптечки. Он вызвал эхо недоумения обилием всякой различной всячины: разноцветные аккуратные пилюли в углублениях. По бокам — целые упаковки бинтов, катушки нитей, иглы, винтовые турникеты, жгуты, имелось несколько брусков мыла.

В нижней части лежали мелкие инструменты: скальпели, раневые крючки, ножницы, широкие ножи, мелкие пилы и трепан.

С мусорщиков забрал: щит, простенький меч, самодельный ножик в ножнах, кольчугу, латную рукавицу и наруч, один чистый маскхалат; коробку с большими спичками, один хтон — тут же заряженный в пустующий сток-паз, огниво, кошель — сколько там, понятное дело, я определить не мог: три бумажки и шесть монет.

У громилы нашел часы, в серебряной основе и с цепочкой из примитив-металла. Их сразу же спрятал в один из карманов на патронташе.

Было у него также три собранных пули и четыре капсуля под пистолет.

У молодого по карманам нашлось десять капсулей, мешочек взрыв смеси, тринадцать бумажных патронов и две ампулы сомы.

При этом патроны от легкого мушкета не подходили к остальному оружию. Если промысловый мушкет и пистолет имели сферические пули, то у лёгкого мушкета они были конусообразные.

Забрал маски. Нацеплять не стал — хтоны отлично справлялись с работой; ограничивать обзор не хотелось.

Надеялся выручить хоть что-то и за фильтры.

В шаблоне проявилось эхо презрения.

Сборщик мусора. Коллекционер сора — гнилой торгаш.

Все это должно быть так далеко от моего дхальского нутра, но почему тогда действие шли так легко и приятно?

Мародерство — привычно?

Таких деталей вспомнить не мог.

У “щитовика” с изувеченным лицом отстегнул ременную систему и стянул пояса. Всеми этими прелестями, с радостью, облепил панцирь.

Его личные вещи выкинул: исписанная книжица с карандашом, ритуальный знак, фигурки — все в снег. Мне из этого ничего не нужно.

Омерзительная грязь.

Поморщился. Нужное забросил на сани. Из интересного еще дубинка. После удара один из корней осыпался, но оставалось еще три. Закрепил с правой стороны ремня. Кобуру с пистолетом с левой. Лёгкий мушкет перекинул за спину — у него как раз удобный ремень. Тяжёлый в руки.

Определенно готов.

Мы двинулись на север.

Яла держалась с боку.

Я тянул, закрепив “поводья” в ременную систему специальными карабинами, таким образом руки оставались свободными и не приходилось убирать оружие.

Шли сани хорошо, несмотря на загрузку. Уставал не сильно — груз не давил.

К девяти часам остановились, разбили лагерь, но палатку ставить не стал. Желчь не сможет дежурить и сообщать о приближении всякого, если ограничить ей обзор тканью полотна.

Почти не общались, устроили небольшой пир из запасов банды. Развели костер, достали котелок. Яла сварила кашу из овощей, грибов и мяса. Я не мог судить на каком уровне оказался ее навык готовки, потому что радости моей не было предела. Отвык от разнообразия вкусов и сытости. Довольство оказалось подобно гигантской наплывающей волне, и я быстро задремал.

Яла пыталась подобраться ночью, но добилась лишь того, что Желчь бессвязно и злобно на нее накричала.

Девушка безразлично пожала плечами и отправилась обратно к своему спальнику.

Никакого стыда.

С другой стороны, какой стыд может быть у рабыни?

Желчь дежурила, а я лежал в тепле, наевшийся от пуза, наживший кое-какое имущество и ничего меня не беспокоило — все мысли о Идоле гнал — и отключился практически моментально.

Это была первая ночь с пробуждения от крио-тьмы, в которую я урвал восемь часов сна.

Кровь

— Замри.

Яла послушалась.

Прикрыв глаза ладонью от метели, я разглядывал место прошедшего боя.

— Желчь, что скажешь?

— Не нравится мне это, но ничего конкретного. Не расслабляйся. Любое сражение заканчивается тем что одни проигрывают, а другие выигрывают. Значит одни умирают, а другие, если сражающиеся не слишком безумны, выживают.

Улыбнулся:

— Тебя на философию потянуло?

Желчь хмыкнула.

Сложно было не понять, что она имела в виду: выжившие в этой стычке могут быть опасны и для нас.

***

Погода испортилась еще с утра.

Жирные снежинки падали с неба уже пятый час, серьезно снижая дальность видимости. Снега не копилось много: он быстро таял, образую под ногами бесконечную серую жижу.

Отвратительно.

Единственное что улучшило настроение — это завтрак. Яла приготовила немного супа из брикета кровавика, и мы неплохо подкрепились перед отправкой. Гриб имел насыщенный обманчиво-мясной вкус и блюдо получилось сытным. Выхлебал порцию из походной миски влёт.

Путь наш стал однообразной рутиной. Шли долго, но в один момент сквозь снегопад, в небольшом овраге, я и увидел красные отблески. Заинтересовавшись подошел.

Вблизи рассмотрел и другие детали: оружие, выглядывающее из-под покрова, кровавые росчерки и еле заметные следы.

Возможно стоило обойти овраг по дуге и забыть о нём, но я не собирался оставлять за спиной слепое пятно. Информация — важная вещь при планировании действий.