– Медея? – воскликнула Ариадна. – Из всех людей этого мира ты обратилась к Медее?! К той, на чьих руках кровь невинных? Много, очень много крови…

– Она, возможно, единственная, кто мог мне помочь. Иногда цель оправдывает средства, Ариадна.

Та отвернулась, не желая продолжать спор.

– И что? – облизнув губы, нетерпеливо спросила Доркас. – Она научила тебя воздействовать на атэморус?

Деми, хмурясь и отводя взгляд, рассказала о том, что произошло в Элевсине.

– И это все? – разочарованно протянула Искра Геи. – Ты просто его прогнала? Зная, что в тебе заключена такая сила?

– А что бы сделала ты?

За нее ответил Никиас:

– Я бы заставил атэморус сражаться за меня. Призвал бы их, создал бы целую армию и натравил ее…

– На Ареса? Ты правда думаешь, что мне это под силу?

Никиас долго смотрел на нее.

– Если кому-то и под силу, то тебе.

Доркас, откидываясь на кровать, протянула приглушенное «оу!» и многозначительно переглянулась с Фоантом. Щеки Деми запылали, но взгляд от Никиаса она отвела не сразу.

Ариадна, что, хмуря брови, глядела прямо перед собой, решительно мотнула головой.

– Ты правильно сделала, что ушла.

– Не знаю. Я в этом не уверена. Просто…

– Просто уничтожение нескольких атэморус не стоит того, чтобы пятнать свою душу тьмой. Ты не представляешь, каково это. Не знаешь, к чему это может привести.

Деми и впрямь не знала, но до сих пор помнила то ощущение неправильности происходящего, накрывшее ее с головой. Чувство, будто что-то в ней неотвратимо менялось. Будто тьма, которую она вытягивала из атэморус, стылой и темной болотной водой наполняла ее естество.

– Есть еще кое-что. Я вернула память, и обратного пути для меня теперь нет. Больше никаких дневников и никаких побегов от реальности. Забвение будет ждать меня лишь в конце пути, а до тех пор… – Она покачала головой. – Я буду помнить каждую свою ошибку, и пусть это звучит трусливо, возможно, возвращение памяти – одна из них.

– Не говори так, – тихо сказала Ариадна.

Деми порывисто к ней развернулась.

– Доркас и Никиас правы, в моих руках сила, способная или уничтожить атэморус, или заставить их примкнуть к воинам Зевса вместо того, чтобы нападать на людей. А я не могу. Я слишком отчетливо помню, каково это – обращаться к этой силе, и это мешает мне…

– Снова ее призвать, – кивнул Никиас. – Потому и я так редко снимаю маску. Потому не сражаюсь в Эфире. Что для других проявление трусости, для меня…

В комнате повисла звенящая тишина. Все взгляды теперь были направлены на Никиаса.

– Та тьма, что вырывается из тебя… – Деми содрогнулась, воскрешая в памяти это видение. – Она что-то меняет в тебе, верно?

– Каждый раз, как забирает чью-то жизнь, – пустым голосом ответил Никиас. – Вот почему, наверное, в каждой новой моей инкарнации бреши лишь разрастаются.

– Откуда ты…

– Как и ты, повзрослев, я узнал о тех, кто страдал от похожей напасти. О себе.

Долгий взгляд глаза в глаза, а в нем – столь хрупкое понимание. Друг друга. Общности их жизней. Схожести их странных сил…

Тонкая нить, протянувшаяся между ними в тот момент, когда открылась правда о Пандоре и пифосе, стала крепче. Деми ощущала ее так отчетливо… В этот миг она и вовсе ощущала только ее. Ирреальное, зыбкое видение: они вдвоем на призрачном мосту, и никого рядом, никого больше.

Еще миг, и эфемерное чувство единения померкло. Но память Деми его уже не сотрет.

– Тьма имеет свойство возвращаться и оставлять в тебе след, – глухо сказал Никиас, не отводя взгляда. Чувствовал ли он хоть толику того, что чувствовала она? – Ариадна права. К черту армию – очередную армию, которая все равно не сможет ослабить Ареса и переломить ход войны. Она не стоит такой цены.

Доркас, помедлив и покусав щеку изнутри, кивнула. И ей знаком дар, чья сила – разрушение, не созидание.

– Никакая сила не стоит потерянной души, – прошептала Ариадна.

Слушая их, проникаясь их словами, Деми чувствовала снисходящее на нее успокоение. Не всем, в конце концов, суждено стать героями. Но под покровом облегчения билась одинокая мысль: что, если желание послушать друзей – лишь проявление ее слабости? Выбор самого легкого из путей?

Ответ, полученный от Деми, Медею не порадовал.

– Ты, должно быть, шутишь. Пока другие готовы на все, чтобы заполучить жалкие крохи божественного благословения, ты отвергаешь то, чем наградила тебя сама Эллада?

Повторять чужие слова в свою защиту – все равно, что прикрываться чужим телом как щитом. И все же Деми повторила.

– Не стоит такой цены, говоришь? А что, если я скажу тебе, что твоя сила может помочь тебе противостоять не только атэморус, но и химерам? Тем, что терзают Эфир, терзают самих богов?

Деми застыла, неверяще глядя на царицу чудовищ.

– Не понимаю. Как? Почему?

Медея подошла к ней вплотную. Торжествующе усмехнулась.

– Потому что свою армию химер Арес и его верные союзники создали из атэморус.

Дыхание перехватило. Деми отступила на шаг.

– Что, этого не знали ни Кассандра, ни ваша божественная Цирцея?

– Я не понимаю…

– А что тут понимать? – Медея пожала полными плечами. – Арес всегда искал силу – задолго до открытия пифоса, всегда мечтал возвыситься над остальными богами. Но будучи богом войны, стать сильнее он мог только…

– Когда война развязана.

– Верно. И все же он выжидал, зная, что Зевса так просто ему не победить. Когда ты открыла пифос, одни боги, особенно проникнувшиеся любовью к смертным, увидели в этом трагедию. Другие – всего лишь досадную помеху. Третьи, увлеченные очередным пиршеством на Олимпе, и вовсе ничего не заметили. Арес же увидел возможность.

Медея, которую Деми застала за неторопливой прогулкой по дворцу, выглядящему пока все еще темной и лишенной золота и мрамора клеткой, заняла свое место на каменном троне. Орф тут же положил ей одну из голов на колени. Ни дать ни взять ласковый домашний песик.

– По подобию самой первой Химеры, возлюбленной Орфа и дочери Тифона, Геката создала и всех прочих химер. Мать чудовищ, Ехидна, помогала ей. От каждого чудовищного создания она отщипнула кусочек и поделилась частью своей плоти, своего хвоста в виде змеи. Но вот в чем дело: Геката и прежде создавала для Ареса монстров. Однако, испытывая их, он с легкостью уничтожал одного за другим. Ему нужны были те, которых трудно одолеть даже богу.

– Но ведь чудовища – порождения богини. Почему они были так слабы?

– Даже самые чудовищные из порождений Ехидны и Тифона обладали душой. Первые монстры Гекаты развоплощались играючи, потому что их ничего не привязывало к этому миру. Они были лишь жутковатой оболочкой, которую, как и пустую скорлупу от яйца, так легко разбить. Потом Геката пыталась создать химер из людей. Впускала тьму в людские души, и они менялись, тронутые скверной. Однако и эти ее попытки успехом не увенчались. Что же до химер, этим тварям души заменили…

– Атэморус.

– Да. Каждый из духов, пойманных Гекатой, завернули в оболочку из монструозной плоти, когтей и зубов. Арес вдохнул в созданных химер голодную ярость, жажду сражений, кипящее в венах желание убивать.

– Откуда вы так много знаете об этом?

– Потому что я была одной из лучших учениц Гекаты. – Медея царственно вскинула голову. – Именно она в благодарность за верную службу ей закрыла меня в Тартаре, когда началась война. Чтобы Зевс, уничтожая одну за другой ее бывших учениц и ее бывшую и нынешнюю свиту, меня не обнаружил.

– И теперь вы предаете свою богиню-наставницу и Ареса заодно просто потому…

– Потому что ты куда более совершенное оружие, нежели созданные Аресом химеры. С твоим появлением, с твоим даром у одного из враждующих богов появился шанс победить.

Деми обхватила себя руками за плечи. Сказанное Медеей не просто ошеломляло, оно меняло все.

Абсолютно все.

Одно дело знать, что она может искупить свою вину, исправить совершенную века назад ошибку, помогая эллинам избавиться от атэморус, что терзали Алую Элладу. Другое – понять, что она способна противостоять химерам, что сражались в Эфире с армией Зевса.