– Тейя, – с какой-то внутренней болью выдохнула Ариадна.

– Что с ней? Ты говорила, ей осталось лишь угасание.

– То, что происходит с нашим миром, ее отравляет. Война с Аресом лишает ее сил. Я не знаю отчего. Быть может, истинное предназначение Тейи кроется в ее детях. И ни один из них больше не может сиять.

Рядом с Тейей были изображены трое. В прекрасном юноше с золотыми кудрями и короной из солнечных лучей Деми без труда узнала Гелиоса.

– Бог-Солнце занят войной, обрушивая весь свой пронзающий свет на химер Ареса. А Эос и Селена и вовсе давно не восходили на небо.

Эос, богиня утренней зари, оказалась так же ослепительна, как Селена, лунная богиня. И все же они были разными, как день и ночь, как Гемера и Нюкта. Белолицая Селена с серебряными волосами и в платье цвета серебра – и Эос с румянцем на нежной девичьей коже, солнцем в волосах и в одежде цвета шафрана.

– Есть еще кое-что, что меня, м-м-м, беспокоит.

«Например, как найти пифос Пандоры… Мой пифос, чтобы выпустить Элпис, запертую внутри». Деми написала об этом в своем дневнике, но так и не смогла вспомнить, как обсуждала это с Ариадной или Кассандрой. Или, не дай боги, с Никиасом.

На самом деле ей хотелось спросить о многом. По большей части о двух полярных вещах: о богах и о химерах. А еще – об обитателях пайдейи, об Алой Элладе и о себе самой. О своей инкарнации, Пандоре.

Вырвалось последнее – явно не случайно. Из всех вопросов этот был, пожалуй, безопаснее всего. Если только вести разговор о тех моментах ее жизни, что предшествовали открытию пифоса.

– Что именно ты хотела бы о себе узнать? – деликатно уточнила Ариадна.

Деми развела руками, словно говоря: «Все. Что-нибудь». Ей хотелось немного ближе узнать ту, что привела к краху целый мир. И по возможности понять, почему она это сделала.

– Тебе известно о том, что Пандора была первой смертной женщиной?

Деми покачала головой. Знала бы Элени Ламбракис, что ее девочка – первая женщина Земли… Если, разумеется, в вопросах первозданности доверять грекам.

– Гефест слепил девушку из земли и воды, вдохнул в нее жизнь, дал человеческий голос и силу. Другие боги Олимпа одарили ее своими благословениями. Гермес наделил сладкоречием и хитростью, Афродита – неотразимой красотой, шармом и умением обольщать, а Афина подарила ей самое главное – душу. Вот отчего ей дали имя Пандора, что значит «всем одаренная».

Деми ошеломлено качала головой. Ее буквально сотворили боги…

– Но раз Искры – носители божественного благословения, а Пандору создавал чуть ли не целый пантеон…

Она все еще не могла соотносить Пандору с самой собой, и, кажется, обе эллиниды прекрасно это понимали.

– Да?

– Может в моей душе остаться часть их благословения? Могу ли я считаться Искрой?

Мысль, что в ней может быть заложен дар одного из пантеона богов, вызывала смешанные чувства – от восторженного предвкушения до скептического недоверия.

Доркас и Ариадна переглянулись.

– Если так посудить, ты вообще первая из Искр, не только из смертных, – задумчиво произнесла Доркас. – С ума сойти! Мало того, что ты из мира, за которым я наблюдала с самого детства, так ты Пандора, а еще и первая Искра!

– Только преклонять колени передо мной не нужно, – со смехом попросила Деми.

Однако к чувству неловкости примешивалось и нечто куда более неприятное. Она не заслужила уважения в глазах Искры Геи. Восхищаться ею как иномирянкой – это одно, но превозносить ее как Пандору… Впрочем, чужое восхищение, любовь или ненависть логике зачастую неподвластны.

– Слушаюсь, – ослепительно улыбнулась Доркас.

Что-то внутри, напряженное, словно струна, чуть отпустило. Но ненадолго.

Когда Никиас заглянул в «галерею», сам воздух в ней, казалось, похолодел. Его взгляд скользнул по фигуре Деми, которую облегал пеплос, по обнаженной коже руки, по ноге, выставленной на обозрение чуть сильнее, чем она (судя по некоторому внутреннему дискомфорту и желанию прикрыть разрез) привыкла. Синие глаза вспыхнули странным огнем и тут же погасли, делая взгляд пустым и мертвым, столь подходящим полумаске василиска.

– Кассандра хочет тебя видеть. Не заставляй ее ждать.

Одним своим присутствием Никиас словно высосал из Деми те крохи радости и жизнелюбия, что в ней еще оставались. Или же те, что вселили в нее другие люди, по счастью оказавшиеся рядом. Помрачневшая, она направилась к лестнице, ведущей на самый верх пайдейи, даже не спрашивая у Ариадны или Доркас дорогу. Никиас, судя по едва слышным шагам, шел прямо позади, будто намереваясь пресечь ее побег. От этой его неотступности (а еще от взгляда, что буравил затылок) мурашки бежали по позвоночнику.

Достигнув нужного этажа и нужного дверного проема, она снова услышала за спиной его голос:

– А ты куда собралась?

Деми обернулась.

– К Кассандре, – пожала плечами Доркас.

– Тебя не звали.

Голос Никиаса, как и прежде, – воплощенный лед.

– А я сама прихожу туда, куда захочу. – Что-то в его лице заставило Доркас утомленно закатить глаза. – Ой, прекрати изображать из себя Цербера[18]. Мне просто нужно кое-что ей сказать. А потом можете сколько угодно шептаться о своих секретах.

– Шептаться?.. – Никиас задохнулся от возмущения. – Ты хоть понимаешь, насколько серьезно то, что слышат эти стены?

– Да-да-да, вы ведете очень серьезные дела, – помахивая кистью из стороны в сторону, пропела Доркас. – А у меня один крохотный вопросик.

– Во имя Зевса, Никиас, впусти ее уже, – раздался из комнаты голос Кассандры. Как только все четверо вошли, она обратилась к Доркас: – Что ты хотела?

– Вы, несомненно, очень заняты, а потому я прошу у вас разрешения отвести Деми в Гефестейон и проверить ее на наличие Искр.

Деми усмехнулась. Доркас сейчас – само уважение и хорошие манеры.

– Нет в ней огня, – отрезал Никиас.

– Возможно, и нет, – мягко вклинилась в разговор Ариадна. – Но Деми может обладать способностями Артемиды, Афины или любого другого бога, кто приложил руку к созданию Пандоры.

Кассандра задумчиво смотрела на Деми. Помедлив, сказала:

– Что охотница, что воин, что несущая огонь нам бы сейчас не помешали.

Никиас оттолкнулся от стены.

– Глупая затея.

– Я не спрашивала твоего мнения, – резко бросила пророчица.

Ариадна вжала голову в плечи, как испуганный воробышек. Даже бунтарка Доркас стрельнула глазами в сторону Никиаса. Складывалось ощущение, что все трое – даже сама Кассандра, которая сейчас, судя по нахмуренным бровям, досадовала на себя за вспышку эмоций, – опасались его реакции. Опасались его самого.

Неудивительно, если учесть, что перед ними – молодой парень, завернутый в черное с ног до головы и носящий на лице едва ли не въевшуюся в кожу маску. Что еще он прятал, кроме тела и половины лица? Знали ли Доркас, Кассандра и Ариадна его тайны?

Судя по настороженности в их глазах – еще как знали. Хотела ли знать и она?

В этом Деми была уже не так уверена.

Никиас лишь резко махнул рукой, будто говоря: делайте что хотите. С губ Ариадны сорвался тихий вздох облегчения, что лишь подтвердило подозрения Деми. Настойчиво игнорируя слова Никиаса, она повернулась к Кассандре. Сказала тихо, но твердо:

– Я бы не отказалась узнать, что у меня есть и другая роль, кроме той, ради которой вы меня искали.

– Но меня в первую очередь волнует именно она.

– Тогда в моих силах сделать так, чтобы они друг другу не противоречили.

Сощурив глаза, Кассандра испытующе смотрела на Деми. Повела плечом, что Доркас поспешила принять за согласие.

– Когда закончите свои таинственные дела, буду ждать тебя в Гефестейоне, – громким шепотом сказала Искра Геи.

– Подожди за две… в коридоре. Много времени это не займет.

Как только она вышла, Кассандра обратила все свое внимание на Деми.

– А теперь к нашим таинственным делам.