– Жаль, что Грайи ничем не смогли нам помочь. Возможно, сумеют их сестры. Эвриала меня не слишком жалует, а вот Сфено любопытна… Думаю, она откликнется на мой призыв. Беда в том, что чужой магии она не доверяет и не позволит Харону себя перенести. Потому нам придется только ждать, когда она сюда пожалует. Это одна из причин, по которой я отпускаю тебя в Гефестейон. Но Пандора…

– Деми.

– …Возвращайся за несколько часов до заката. Никиас, проследи, чтобы Пандора…

– Деми.

– …вернулась в пайдейю живой и невредимой.

Тот закатил глаза.

– Замечательно. Нянькой я еще не был.

– Если тебе будет легче, представь, что охраняешь ценный груз, – суховато сказала Кассандра.

Деми стиснула зубы. Груз… Как насчет живого человека? Впрочем, о чем это она? Ей упорно отказывали даже в праве носить данное при рождении имя.

Паника снова впилась в горло удушающими тисками. Элени сейчас с ума сходит, пытаясь отыскать дочь, а Деми, находясь в мире, где магия пронзает все окружающее пространство, не может даже послать ей весточку о том, что жива.

Кассандра повернулась к Ариадне, которая внимательно прислушивалась к разговору.

– Чуть не забыла. Жрица Асклепия просила помощи от плетельщицы зачарованных нитей, – несколько высокопарно произнесла она. – У нее пропал ребенок.

– Найду, – легко отозвалась Ариадна.

Меж ее сложенных ракушкой рук, сплетаясь в клубок, засверкали серебристые нити.

Демонстрация магических сил явно была призвана хоть немного разрядить обстановку. На Деми фокус подействовал и вызвал восторженную улыбку, Никиас, кажется, вообще ничего не заметил, а вот Кассандра нахмурилась.

– Поспеши. Новая ночь не заставит себя ждать, – с легким неодобрением сказала она.

Ариадна опустила руки и, ободряюще подмигнув Деми, ушла. Без нее отчего-то стало пусто и даже… одиноко. Деми искоса взглянула на своего надзирателя в полумаске. Только мысль об ожидающей ее Доркас принесла некоторое облегчение.

И все же не стоило надеяться, что кто-то другой, будь то Ариадна или Доркас, ее спасет. Собственный ли это принцип, врожденная черта характера или наука, которую преподала ей жизнь, но внутренний голос Деми твердил: в первую очередь полагаться на саму себя.

Значило ли это, что в той, прошлой жизни у нее не было друзей, что она была замкнутой одиночкой? Но с эллинидами она приветлива, ей искренне нравится поддерживать с ними разговор, нравятся их поддержка и участие…

Деми вздохнула: она самой себя не знала. Узнает ли когда-нибудь?

Вся надежда на таинственных Сфено и Эвриалу.

Доркас нетерпеливо прохаживалась вдоль окон в коридоре. При виде Никиаса, что тенью следовал за Деми, насупилась, при взгляде на нее саму – просветлела.

– Готова? – Дождавшись ее кивка, ослепительно улыбнулась. – Что ж, тогда идем.

Искра Геи уверенно вела Деми по Акрополю, Никиаса подчеркнуто не замечая. Гефестейон находился на северо-западе, на пологом склоне Афинской агоры – городской площади Афин.

– Искры обучаются там, оберегаемые силой и духом Гефеста. Не только его Искры, но и инкарнаты, благословленные богами-воинами и богами стихий. Внизу находится самая лучшая кузница Алой Эллады. Там куется оружие как для Искр, так и для обычных смертных Эллады, – без устали тараторила Доркас.

Храм бога огня и покровителя кузнечного мастерства оказался еще одним величественным сооружением с частоколом дорических колонн, созданных древними мастерами. Фриз – горизонтальная полоса наверху стены – был украшен метопами – прямоугольными плитами, напоминающими римскую цифру три – и скульптурами, повторяющими легенды о Геракле и Тесее. Деми завороженно их изучала, пока Доркас, явно примеряя на себя роль гида, рассказывала ей о Гефесте. Причем делала это с такой небрежностью и непосредственностью, будто говорила об одном из кумиров молодежи, чью историю недавно услышала, а не об одном из олимпийских богов.

– Кто-то говорит, что Гефест в пылу ссоры между родителями, Зевсом и Герой, принял сторону матери, и разозленный Зевс сбросил его с Олимпа на земли острова Лемнос. Божественная сила родителей его не спасла – повредив ногу, он навсегда остался хромым. А кто-то говорит, что Гефест родился таким – очень хилым и, на взгляд матери, уродливым, – и Гера, не признавшая такого сына, сбросила его в океан.

– Жестоко, – впечатлилась Деми.

– Вполне в духе богов, – справедливо заметила Доркас. – Где бы Гефест ни жил на самом деле – на Лемносе или в океане с приемной матерью Фетидой, он занимался тем, что у него, несущего в себе силу вулкана, получалось лучше всего: ковал. Однажды он создал прекраснейший в мире (а чего еще ожидать от самого искусного кузнеца?) золотой трон. Его отправили Гере, и она, впечатленная роскошным подарком, тут же решила на нем устроиться. И только она это сделала, на ее запястьях защелкнулись оковы – которые, как оказалось позже, никто во всем Олимпе разомкнуть не мог.

– Месть – весьма популярное для богов блюдо, – покачала головой Деми. – Хотя винить Гефеста я не стану. С такими родителями и враги не нужны.

Доркас одобрительно рассмеялась.

– Зевс понял, что только Гефест способен освободить Геру из ловушки, и подослал к сыну Диониса. А что еще мог сделать бог вина, как не напоить бога огня до почти невменяемого состояния? Дионис доставил Гефеста на Олимп, где тот, добрый от хмеля, освободил мать. Поговаривают, с тех пор Гефест и Дионис стали закадычными друзьями, а Гефест помирился – или же примирился – со своими родителями.

– И даже сотворил для своего отца его знаменитые молнии, – кивнула Деми.

Доркас развернулась к ней с глазами, искрящимися от возбуждения.

– Хочешь их увидеть? Ну то есть настоящих молний в руках Зевса показать я тебе не смогу, а вот их подобия – оружие, которые куют Искры Гефеста и которыми сражаются инкарнаты…

Прислушавшись к своим ощущениям, Деми сделала вывод: к оружию она была равнодушна. Однако согласилась, исключительно из вежливости. В памяти вспышкой прорезалось не воспоминание, но знание. Стрелы-молнии Зевса… Деми точно знала, как они выглядели. Не помнила, где их видела, но…

Она резко остановилась. Не подумав, инстинктивно схватила за руку идущего рядом Никиаса. Несколько мгновений он изучал ее ладонь на своем запястье со странным, почти оторопелым выражением. Эти эмоции и Деми вывели из равновесия. Неужели его никто никогда не касался? Когда смотришь на левую сторону его лица, что достойна быть запечатленной в «галерее», подобная мысль кажется абсурдной, невозможной. Когда смотришь на правую – вполне убедительной.

Он поспешно стряхнул ее руку, холодно бросив:

– Чего тебе?

– Молнии Зевса… Где я могла их видеть?

На лице Никиаса промелькнуло что-то хищное, роднящее его с василиском.

– Наверху. На поле боя богов и химер.

Доркас ахнула, лицо ее вытянулось и побледнело.

– Ты была н-наверху?

Колени Деми ослабли. Она не помнила себя там, но помнила, что там. А значит, так или иначе знала, что именно увидела.

Даже хорошо, что ее реальность сложена из разрозненных кусочков, многие из которых становились явными, лишь когда Деми думала о них напрямую. Будь ее мир цельным, живи она памятью о нем все время, сходила бы, наверное, с ума от всех тех ненормальных – для нее, не для этого мира – явлений, с которыми довелось столкнуться.

Вниз Деми так и не пустили. Впрочем, и помимо кузни в Гефестейоне было на что посмотреть. На верхнем и единственном этаже располагался некий симбиоз тренировочной арены с оружейной. Доркас с воодушевлением продемонстрировала Деми оружие, развешанное на стенах храма. Причудливые метательные ножи с зазубренными лезвиями, что называли «молниями Зевса», пламенные мечи, клинки Прометея. Солнечные диски Гелиоса, стрелы Артемиды. Сферы Гефеста, в каждой из которых сверкал сгусток огня – словно желток в стеклянном яйце, принявшем форму шара.