— Она была еще так молода для цверга.

С того дня, как пути Парцифаля и Винцента разошлись, прошло слишком много лет. И все же старые друзья не переставали писать друг другу. Но каждый день Парцифаль чувствовал безмерную тоску.

Тот день, о котором даже страшно воспоминать, дался Парцифалю нелегко. Парцифаль оказался во тьме, в которой трудно было сделать шаг.

— Если ты уйдешь, я снова стану прежним. — Каждый день выкрикивал Парцифаль, — я пойду с тобой, куда бы ты ни пошел!

Глаза Винцента становились грустными. Обычно он молчал, но в тот день спокойно ответил:

— Если твои изменения так поверхностны, что держаться лишь за меня, то и хорошо, что они исчезнут. Я бы хотел, мой сердечный друг, верить, что я и Академия повлияли на тебя намного больше.

Бархатный голос Винцента эхом разносился по округе, вторя печальному крику ворона.

— Куда ты пойдешь? — Парцифаль отвел взгляд. — Даже если я и останусь таким, но куда ты один? Кто позаботится о тебя и убережет от рокового решения?

Винцент рассмеялся. В его тонкой улыбке играло солнце, пойманное между страницами книг.

— Меня никто уберечь не сможет. — Винцент стал серьезным, — Пора тебе взять ответственность за себя и принять все то, от чего ты убежал на Туле. Как и я приму свою ответственность.

Парцифаль и Винцент крепко обнялись. Парцифаль смотрел ему в след, замечая, как гордо Винцент идет по залитой солнцем дорожке и мысль, пугающая и страшная, заметалась в его голове: мы не увидимся больше, мой верный друг.

Парцифаль остановился у дома на краю Баварии. Тут, окруженные всеми благами, жили двое мужчин. Хорст Буш и его старый отец Сильвестр Адельхейд, один из видных деятелей магического сообщества Германии.

Сильвестр недавно отпраздновал семьдесят восемь лет. Он уже плохо ходил и все еще не видел. Наследственность отца в виде долгих здоровых лет жизни ему не досталось, к радости Сильвестра.

С двоюродными сестрами Сильвестр практически не общался, не приезжал на праздники. Он не хотел говорить с ними с тех пор, как Фрида и Астрид стали тесно общаться с его отцом, восхищаться им.

Парцифаль замер у двери из грецкого ореха, нерешительно постучал. Но он уже проговорился о своих намерениях новой помощнице Иоланде Линдберг, поэтому пути назад не было.

Иоланда часто уговаривала Парцифаля попробовать стать Верховным Чародеем. Но Парцифаль оказался равнодушным к этой мысли. Его волновали лишь звездное небо и то, что с его юной помощницей все будет в порядке. Парцифалю больше не хотелось власти, и он был несказанно этому рад.

«Ты можешь мной гордиться» — так однажды началось его письмо Винценту.

Дверь Парцифалю открыл Хорст Буш. Он был очень похож на бабушку, особенно ярко-рыжими волосами. Парцифаль вздрогнул, увидев лицо внука, и надломлено улыбнулся.

— Здравствуйте. — Сдержанно сказал Хорст. — Вы что-то хотели?

Вид статного гостя его ничуть не удивил. Такие часто приходили к его отцу по работе, получить совет. Но в строгих чертах его лица что-то Хосту показалось знакомым. Лишь только Парцифаль улыбнулся, хозяин дома понял, что именно.

— Отец говорил, что ты придешь, — сказал Хорст.

Парцифаль ничего не ответил. Хорст молча отошел, пропуская дедушку в дом.

— Я слышал и о твоих заслугах, — сообщил Парцифаль.

Хорст совершенно без злобы улыбнулся. Смотря на дедушку, он понимал еще более ясно, чем прежде, почему многие восхищались им, пусть и зная о темной магии и прошлом. В таких людях было слишком много силы и магнетизма, чтобы устоять, даже если человек тебе отвратителен.

Претензий к дедушке у Хорста не было. Ему не нужно было его внимание, школу магии он закончил местную. Иногда общался с двоюродной тетей Фридой, чисто ради статусной переписки, а остальное его не волновало. Свою принадлежность к роду Адельхейд при этом Хорст не скрывал. Его это забавляло.

— А я слышал, ты вернулся в Совет, — Хорст провел дедушку на верхний этаж, — тетя Фрида помогла?

— Твоя тетя прекрасный друг, но она тут не причем, — достаточно мягко ответил Парцифаль.

Парцифаль чувствовал себя чужим в этом доме. Доме, принадлежавшем слепому старику, скрючившемуся в кресле — его сыну.

— Парцифаль Реген, — раздался из глубины комнаты хриплый голос.

Там сидел тощий старик, весь исполосованный морщинами, но волосы его, медно-рыжие, были сильно тронуты сединой. Казалось, сто двадцать два тут именно Сильвестру, а Парцифалю только семьдесят восемь.

— Сили, — ласково произнес Парцифаль, точно говорил с восьмилетним мальчишкой. Впрочем, Сили и почувствовал себя таким в его присутствии.

— Ты давно потерял право ласково называть меня, Парцифаль, — сухо заключил Сильвестр.

— Я знаю.

Парцифаль встал перед сыном на колени и взял его дрожащую жилистую руку. Сильвестр не отдернул ее, но напрягся.

— Я присылал письма, сначала. На каникулах не решался приезжать, да и обещал. А потом… потом я решил, что не могу быть тебе нужен.

— Это оправдания. Ты боялся, что я прогоню тебя. А сейчас… — Сильвестр подавил кашель, — сейчас вдруг пришел.

— Я перестал бояться. Я больше не могу убегать и не должен. — Парцифаль сжал руку сына, — и в тот ужас, что тебе пришлось пережить, я не хотел верить. Я должен был забрать тебя к себе.

— Ты должен был много чего, — Сильвестр с невероятной для своего тела силой сжал руку отца, — не ври мне, что не знал. Ты посылал своего фамильяра проведать меня, я чувствовал твою птицу. Да и мой ворон чуть не вонзил когти в твоего пестрого друга. И ты был на похоронах матушки, стоял в дали. Никто кроме меня не мог увидеть тебя. Тоже мне, скрылся заклятием.

Не обращая внимания на боль в руке, Парцифаль привстал и дотронулся пальцами до лба сына. Парцифаля пробила дрожь.

— От тебя и от ведьмы Адельхейд не мог родиться кто-то еще. Но моя редкая сила слишком непомерна.

— Даже ши плохо справляются с ней, да и для них такая сила тоже редкость, а ты видишь. Ты видишь больше.

— Я вижу, что было, есть и могло бы быть. Это не та сила, которая должна быть у ведьмака, да даже у ши. Непомерный дар, — Сильвестр истерично улыбнулся потрескавшимися губами, — и он достался мне. В тринадцать я проснулся слепым, как думаешь, каково это, Парцифаль? — выплюнул последнее слово Сили. — Твой старый друг приходил ко мне, просил совета. Я никогда не отвечал. — Сильвестр сдвинул рыжие брови, — но я жалею, что не дал один. Передай моей бедной племяннице, что я мог помочь, но не стал. Раз уж убрали с родословной его, то и меня должны. И я, признаться, я не лучше тебя, как человек… Но моей доле слишком много всего. Я бегу от кары нести крест за людей. Но я лучше тебя, как отец. Я не бросил сына, даже будучи слепым. Так зачем тебе прощение? — Сили нервно вздохнул, — Я не дам его.

— Мне не нужно твое прощение, — ответил Парцифаль.

— Я знаю, — чуть слышно сказал Сили, — но мне больно.

— Я все равно люблю тебя, мой маленький Сили, — Парцифаль поцеловал сына в исцарапанный морщинами в лоб, — я вернусь на выходных, ты не против?

Сильвестр ничего не ответил. Но он будет ждать, не решившись увидеть, придет отец или нет.

Утро выдалось туманным. Винцент Вальден зашел во двор на краю небольшого городка. Мир погрузился в еле заметную, сладкую тишину. Винцент остановился у двери и постучал. Стук глухим эхом разнесся по сонной улице.

Профессору открыла дверь Линнея Риис. Она только включила радио и поставила чайник.

— Профессор? — Линнея растерялась, — так рано?

— Можно войти? — мягко спросил Винцент.

— Да-да, конечно! Пора пить чай! Я ждала не вас… или вас?

Винцент сел за стол и чуть распустил галстук. Линнея не могла не заметить, как красиво Винцент выглядел. Он постарел, точно вернув назад все свои триста лет. Линнея подумала, что такой возраст очень идет Винценту.

В его темно-карих глазах отразился белый туман за окном.