Шарик в руке Винцента забился в конвульсиях. Внутри зажглось Солнце. Оно клокотало, билось, стремясь всеми протуберанцами достичь земли. Свет, безмерно яркий, озарил кабинет.

Шарик пульсировал, взрываясь все еще большими вспышками света, желая поглотить в себя кабинет, Академию, остров Туле, Землю.

Парцифаль вжался в стену, ожидая, что от него останется лишь тень. Ему ничего не оставалась, как, собрав все силы, ослепить самого себя. В глазах потемнело, уши наполнил пронзительный шум.

Очнувшись, Парцифаль обнаружил себя в кресле. Через размытый фокус он видел, как Винцент пьет чай с черничными пряниками и размеренно беседует о чем-то с фамильяром.

— Хочешь чаю? Иван-чай, вечнозеленая жимолость, красный кизил и боярышник. — Винцент встал и положил в трясущиеся руки Парцифаля чашку. — Старайся больше не смотреть на солнце так близко, а то можно умереть, ладно? Когда хочешь приступить к преподаванию?

— С-сегодня, профессор Вальден. — Еле проговорил Парцифаль и залпом выпил горячий чай точно рюмку виски.

1992 год.

Горький отвар из корня боярышника, выпитый рано утром — вот был весь завтрак. Гаспар слегка касался пальцами век, желая тактильно убедиться в их наличии, и только тогда заходил в аудиторию.

В кабинете было душно, хотя все окна были открыты. Гаспар шел не спеша, чтобы не ускорять и так разволновавшееся сердце. Дикий ужас накрывал его волной, раз за разом.

Приветственные голоса казались глухими, отдаленными. Все ученики были рады видеть нового учителя, но он никак не мог по-настоящему ответить им взаимностью.

— Сегодня практическое занятие, это все помнят? — Гаспар говорил ровным голосом, скрывая дрожь. Но ему казалось, что его голос — медвежий рык.

Гаспар смотрел на учеников, проглатывая сильное желание сбежать. Он всегда любил быть в центре толпы. Ему нравилось сама мысль учить. Но на практике все оказалось иначе.

Это то, что представляла из себя жизнь. Без предупреждения, без видимой причины. В окружении учеников становилось дурно лишь от того, что они могли узнать. Узнать, что глаза профессора становились золотыми, точно липовый мед, а тело покрывается бурой шерстью.

Предательски, злобно смеясь, буквы расплылись по листу, превращаясь в пятна чернил.

«Просто дыши, — уговаривал себя Гаспар, — просто дыши».

Профессор Дюбуа перевел взгляд на ученицу, посмотрел пронзительно, в упор. Будто руки не тряслись, будто шерсть не покрыла их под рубашкой, будто лицо девочки было четким и ясным.

— Увлекательно. Вам понравился доклад? — Спросил Гаспар у зала, с облегчением слушая положительные ответы.

Пары Гаспар заканчивал намного раньше положенного срока. И быстро, не помня себя, добегал до учительской. Сердце колотилось внутри.

Вокруг шумел лес. А он тут, в пустой учительской, у окна, ровно дышал. Шум доносился с улицы, будто издеваясь. Сменяющиеся голоса, листва, ветер. Все спешили по делам, и кто бы поднял взгляд, взглянул в окно.

Шум еще сильнее мог свести с ума, но Гаспар открыл окно, чтобы окунуться в него. Забыть в шуме о ворохе острых мыслей. Заботливые руки отодвинули его и разместили в своих объятиях.

— Что случилось, Гас? — осторожно спросила Ванда, обняв друга.

Гаспар прижался головой к ее голове и заплакал. Страх, копившийся в груди так долго, вырвался на свободу. В руках Ванды Гаспар больше не мог его удерживать.

— Сейчас мы пойдем погулять, ладно? На улице такая хорошая погода, так солнечно и тепло. Потом поедим, нужно хорошо поесть, верно?

Плача, Гаспар кивнул. Сердце все еще бешено билось. Ванда погладила его по спутанным волосам.

— Потом снова погуляем, дойдем до твоей любимой беседки. Потом вернемся и займемся чем-то полезным, что бы ты хотел? Выберем во время прогулки, а потом снова поедим, да?

Гаспар кивнул, крепко сжимая в объятиях подругу. Он думал о предстоящей прогулке, еде, беседке и занятиях. Медленно его сердце успокоилось. Гаспар повис в ее руках.

2008 год.

Старый хрупкий дом на окраине Финляндии отзывался скрипом на каждый шаг незваных гостей. Намокшие одежды мешали идти. Илари, моментально втянув клыки, прижался к холодной пыльной стене.

— Это старый дом семьи Койвисто, тут жили мои покойные родители, — Илари Койвисто выровнял дыхание, — тут нас не найдут. Но лучше бы ты обратилась к Фриде или позволила бы мне!

— Нет! — рыкнула Астрид.

Как она ни пыталась, клыки не убирались. Лишь касались раздраженной кожи губ.

— Оставь меня и иди.

Илари взглянул на поднимающуюся луну. Уже слишком давно они переживают эти жуткие ночи в полнолуние. Каждый раз Астрид было все хуже. А Илари не знал, как помочь.

Илари заботливо укрыл Астрид найденным в шкафу старым плащом. Астрид пробила сильная дрожь. Она сжала поцарапанными пальцами грязную ткань и выдохнула. С воздухом горло покинул очередной рык.

Оборотни молча сидели друг напротив друга вечность, пока Астрид не нашла в себе силы.

— Обещай ничего не говорить обо мне. Обещай никогда не говорить обо мне с кем-либо, — Астрид прижала ладонь к его груди, ощущая, как бьется сердце оборотня.

— Астрид…

Астрид снова рыкнула, взглянув в его синие глаза своими черными. Илари видел в них силу, неуправляемую, похожую на готовый проснуться гейзер. Ее когти проткнули кожу Илари. Тот не поморщился.

Илари мог бы давно оттолкнуть любого, но ведьма смотрела в его глаза и Илари, ощущая под ее пальцами тьму, не мог не подчиниться:

— Обещаю.

Астрид надломлено усмехнулась. Она нажала ладонью на грудь оборотня и по ней, вслед за сильным толчком, пробежали серебристые волны. Астрид направила на это весь остаток магии, который помогал ей сдерживаться. Ее лоб потрескался, сквозь миллиарды трещинок сочился свет.

— Я думаю, нужно начать изучать в Академии черные заклятия. Видишь, как помогает? Но профессор Вальден не слушает, хотя и сам… сам очень хорош в темной магии, я знаю.

Илари смотрел на нее стеклянным взглядом. Его связали с Астрид сотня нитей, они касались шеи оборотня. Вот она — цена обещания.

— За это ты боролась, Астрид? — Илари окинул взглядом дрожащую фигуру двоюродной сестры в проеденном молью плаще, а потом чахлое, пыльное убежище, — как же мы оказались здесь? Ты, такая сильная и талантливая чародейка. И теперь ты тут. И теперь ты заставила меня дать обещание против воли, ты использовала на брате темную магию. Ради чего? Чтобы Фрида и Тильда не узнали, почему ты проиграла? А Суви? Оно стоит того?

Грудь Илари нестерпимо жгло, но эта боль была ничем рядом с той, которую он раньше переживал в полнолуние. С возрастом обращенные простые люди учатся бороться и справляться. Илари еще никогда не благодарил судьбу, что не получил магию.

Астрид выпрямилась, чуть ослабив руки. Она не осознавала, сколько бы отдала, чтобы услышать это от родителей. Они всегда говорили лишь о Фриде и Матильде.

— Я думала, что справлюсь. Я хотела помочь таким. Я хотела на своем опыте понять, как помочь и вылечить оборотней, — Астрид сдержала крик, но ударила рукой по полу. От ее удара образовались трещины на полу. — Ты не имеешь право осуждать. — Астрид через боль выдавила улыбку.

Тело Астрид местами покрылось шерстью, и прорезались клыки. Астрид подавила крик, до крови закусив губу. Ее тело пробили конвульсии, стягивая нервы в одну сплошную боль. Ведьма выгнулась, цепляясь когтями за все, что попадалось под руку. Трещины пошли по всему лицу. Черные глаза последний раз стали фиолетовыми. Илари инстинктивно сделал шаг назад. Он знал, что ничего не может сделать. Но все равно совесть грызла оборотня.

Хруст костей оглушил Илари. В каждом звуке ощущалось, как ломается магия. Магия, проходя через Астрид, прорывала голову, нестерпимым зудом покалывала в ладонях. Астрид глухо закричала и в этот момент, Илари мог поклясться — магия стала видна в пространстве.

Астрид, похожая одновременно на непропорционального волка и человекоподобное существо, тяжело дыша, уставилась на Илари тусклыми глазами.