— Помнить, — залилась слезами Уэни.
Рене, Винцент, Гаспар и Парцифаль подняли гроб, покрытый мхом, где лежал Адам. Без магии. Ведьмаки ощутили тяжесть всей жизни Адама.
Суви услышала, как поют в траве сверчки. Они радовались солнечному весеннему дню. Их крылышки трепетали в унисон, их пение напоминало Суви смех Адама.
Тело Адама осторожно поместили в могилу. За процессией наблюдали Амарант и другие жители леса. Печально склонив голову, Амарант скрылся от чужих глаз. Никто здесь не должен был его увидеть. С ужасом для себя Амарант заметил, что ему искренне жаль.
Суви подошла к Адаму и положила в его гроб прекрасные астры.
— Я запомню тебя таким, — прошептала Суви, — нашедшим покой.
Она запомнит его таким: волком, убегающим от себя, ведьмаком, пытающимся себя победить, человеком, стремящимся познать мир, талантливым художником, честным и любимым. Суви навечно запомнит его, свою первую любовь.
Стая черных воронов взлетела вверх. Они безмолвно неслись над деревьями древнего острова. Вороны, расправляя крылья, ловили ветер. Свободные. Навсегда, каким и мечтал стать Адам.
Вернувшись в комнату, Суви села перед окном. Она взяла в руки дневник матери и крепко зажмурила глаза.
— Мама, я не знаю, услышишь ли ты так меня, но я прошу, позаботься об Адама, присмотри за ним. — Суви печально и ласково улыбнулась. — Он понравится тебе. Прошу, будь рядом с ним. Подари там ему всю любовь, которую не смогла отдать мне.
Слезы стекли по ее щекам.
Весь день по лесу разносилась музыка флейты. Адар стоял где-то неподалеку, а казалось — везде. Музыка уносилась под землю и проходила сквозь волны. Заходила в горы к цвергам и ореадам. Музыка утраты и вечной скорби.
Через день Суви устроила выставку работ Адама. Картины Адама К. Хьюза, которые он точно знал, никогда не увидят остальные, заняли свое место в главном холле. Ученики ходили мимо картин, всматриваясь в тонкие линии и силуэты. Они всматривались в его мир. Мир красивый, дикий и необузданный, но строгий, мягкий и чуткий. Мир, который видел гибрид оборотня и чародея. Такой же мир, как видят все они. Наполненный яркими красками, резкими мазками и блеском луны. Только луна его блестела особым, фиолетовым светом.
Некоторые картины навсегда останутся висеть на стенах Академии рядом с великими художниками.
Уэни решилась прийти лишь ночью. Она не выходила из своей комнаты, не прекращая плакать.
— Это очень талантливо, — заметила Иоланда. — хорошо бы смотрелось в галерее дяди. Я могу попросить его приобрести…
— Прекрасная мысль, — только и ответила Суви. Здесь не было самых любимых Адамом работ, портретов Суви. Все их она оставила себе.
Слишком личными и нежными казались ей эти картины. Зато портреты Давида и Рамуне гордо весели на стене. Именно портрет Рамуне и пару пейзажей решила приобрести Иоланда.
— Адам был благодарен тебе, — уверила Рамуне. — Он всегда говорил о тебе по-особому.
— Рами, — осекла подругу Иоланда.
Но Суви натянуто рассмеялась.
— Спасибо вам.
Вечером Инна сварила Суви зелье от кошмаров, которые все мучали ее последние дни. Но зелье не просто дарило пустой, глубокий сон. Зелье позволило Суви хоть немного расслабиться и, когда чувство вины покинуло тело с последними нотками флейты Адара, Суви увидела сон.
Она шла по лесной тропинке таким же солнечным днем, как и сегодня. Нежный ветер обдувал лицо. На поляне, куда Суви вышла, росла дикая, сладкая малина.
Ее рука оказалась в теплой руке Адама. Суви знала, что это он. Ничего не говоря, Адам потянул ведьму за собой.
Но Суви резко остановила его, уткнулась лицом в грудь и, хотя так хотела заплакать, просто вдохнула запах краски, чернил и книг. Еще он пах полынью, астрами и дерном. Он пах весенней, пробуждающейся землей и магией.
— Дикая ягода всегда вкуснее, — заверил Адам, рассмеявшись.
Его смех мягко разнесся по поляне. Суви поняла, что она дома. Это вовсе не сон, а самая нужная реальность. Так хорошо быть здесь, в его руках, окруженной его смехом.
Адам отстранил Суви и сжал ее пальцы. Сжал так сильно, точно это она могла исчезнуть, раствориться в тумане сна.
— Мне не холодно, цветы согрели. Не бойся. — Прошептал он, и по шее Суви пробежали неприятные мурашки.
Адам сел на корточки рядом с колючим кустиком малины. Он коснулся пальцами ягод и те послушно упали в его ладонь. Адам поднес сладкие ягоды к губам и съел их. Потом он посмотрел на Суви. В его серых глазах, первый раз за столько времени, Суви увидела покой.
Суви потянулась к ягодам.
— Тебе нельзя, моя ведьма, — Адам улыбнулся, и клыки блеснули на солнце.
Суви подошла к нему, так же села на корточки. Она осторожно сорвала ягоду, та с трудом поддалась. В руке, пульсируя, точно билось маленькое сердце. Суви слегка коснулась ее губами и поднесла к губам Адама. Он наклонился, прижался лбом к ее лбу, чуть заурчал.
— Я нуждаюсь в тебе, — с дрожью прошептала Суви.
Адам бережно провел пальцами по рыжим волосам Суви, потом взял из рук ягоду и тут, оцепенев от нахлынувшего ужаса, от осознанности вселенской пустоты, Суви снова прижалась к нему. Суви так ясно чувствовала его тело, теплое, человеческое.
Суви стало все равно, придумала она его во сне, или его дух как-то смог с ней связаться. Адам был тут, в ее объятиях, здесь и сейчас. И это было ведьме до боли необходимо.
— Я в тебя верю, Суви из рода Адельхейд, — прошептал Адам и исчез, оставив Суви в пустоте на залитой солнцем поляне.
Все выходные Суви провела во владениях Анемон. Она смотрела, как выселяться цверги. Как работают и живут. Тут все было другим, чужим и древним.
Но вскоре Суви стала проводить время с ши, которые решили выйти из своих укрытий. Она смотрела на их хороводы и мечтала так же танцевать, забывая имя, жизнь, свою суть.
Их волосы становились цветом под стать огню.
— Лучше бы ты у нас оставалась, ведьма, — сказала Анемон, присаживаясь рядом, — они не откажут в танце.
— Я просила уже…
Анемон выдохнула и покачала головой.
— Не пойдет так, ведьма. В замок иди, к друзьям.
— Это мне решать. И мне танцевать с ши, если я так решила.
— Ишь, какая, удумала чего!
Ничего не добившись от ведьмы, Анемон вскоре ушла. К Суви тут же подошел Адар.
— Не слушай ее. С ши можно танцевать и по-другому. Мы не заберем тебя. — Адар протянул Суви руку. Суви не стала ему сообщать, что хочет противоположного.
Хотя Адар был выше ростом примерно на две головы, это не мешало Суви с ним удобно танцевать. Адар вспоминал, как часто танцевал на родине, как жар костра, зажженного на своей земле, касался кожи. Может, это было уже и не с ним. Где-то там, под чужой луной и чужими звездами, в дурманящей терпкости чарующего вина.
Но это было с ним. Это было-где-то там. Адар был признателен ши острова Туле, за то, что они приняли его к себе. И все же сердце его рвалось.
Адар закрыл глаза и горько улыбнулся. Его волосы стали светлыми и кудрявыми, а глаза серыми.
Запах древних поверий окутал Суви. Светлячки взметнулись к кроне, точно звезды.
Дафна пела и голос ее — трепещущий, журчащий поток реки, разлился в порывах ветра, застрял в листве. В ее голосе отражались биение волн о скалы, шум южных портовых городов, разливающееся по бокалам вино и сладкие, вкуснейшие финики, падающие на жаркий песок. И это казалось таким уместным среди холодных гор и лесов Туле.
По воле Адара ветер закружился вокруг них, капельки начинающегося дождя застыли в воздухе, и своим жаром их согревал горящий вдалеке огонь. Суви закрыла глаза, а открывая, видела себя и Адара на скалистом, усыпанном темно-зеленой травой выступе, под навесом темно-серого неба. И как странно, глупо было думать, что это только иллюзия.
Все два танца Суви не переставала смотреть на Адара, на изменившийся цвет волос. Как же ши был красив и отрешен, переполнен магией, таинством лесных троп, лучами солнца над далекими островами, пряным запахом жасмина и дуба. В снова золотых глазах разрывались древние легенды и мифы, невероятная тоска по дому за бушующем морем. Там, где бродил лишь во сне. Там, куда сородичи запретили возвращаться.
